Полвека назад партийное руководство СССР по инициативе КГБ узаконило эмиграцию евреев в Израиль, попутно установив квоту и засекретив сам факт решения. С помощью уникальных документов "Огонек" присмотрелся к небывалой для советской номенклатуры дискуссии, которая за этим последовала
Фото: Валентин Соболев / Фотохроника ТАСС
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: AP
"По представлению Комитета госбезопасности президиум ЦК КПСС 12 октября 1965 года определил количество эмигрантов в Израиль из Советского Союза в пределах 1500 человек",— так рапортовал тогдашний председатель КГБ Владимир Семичастный. Если перевести с бюрократического, выходит следующее: высший орган власти по инициативе главной спецслужбы страны узаконил эмиграцию евреев в Израиль и взял обязательство — выпускать до полутора тысяч человек в год. То есть установил квоту на выезд людей, чего в истории советской власти, богатой на разного рода лимиты, продразверстки и карточки, до того не было. Но для начала — контекст.
Вопрос без протокола
При Хрущеве отношения с Израилем были на точке замерзания. Вот пример — обсуждение 4 мая 1962-го на президиуме ЦК (политбюро), поздравлять ли президента Израиля по случаю национального праздника. Постановлено: "1. Утвердить проект поздравительной телеграммы президенту Государства Израиль И. Бен-Цви (прилагается). 2. Текст телеграммы и ответ на нее в печати не публиковать. 3. В случае, если посольство Израиля в Москве обратится с просьбой выступить по московскому телевидению по случаю национального праздника, оставить просьбу без ответа".
Телеграмма Леонида Брежнева (тогда председателя президиума ВС СССР) Ицхаку Бен-Цви уместилась в предложение: "Мои поздравления и пожелания благополучия народу Государства Израиль". Дипломатии — минимум.
Почему такой холод? Да потому что израильские власти часто поднимали ("муссировали", как говорили тогда) вопрос о свободе эмиграции из СССР. Вдобавок кто-то из журналистов разозлил этим вопросом Никиту Хрущева по ходу его встречи с президентом США Джоном Кеннеди в Вене. Тут же был организован поток писем советских граждан еврейской национальности, в котором, к примеру, 11 июля 1961-го некая Клара Борисовна Хамитова негодовала: "Уважаемый Никита Сергеевич! Прочитала в газете Вашу пресс-конференцию с журналистами в г. Вене, и меня крайне возмутил вопрос израильского корреспондента. Скажите, о каких евреях идет речь, которые хотели бы выехать в Израиль? Нас не режут, не дискриминируют, а если негде помолиться, то мы молитв все равно не знаем, а старики уж дотянут и без них..."
Однако к лету 1965-го Хрущев уже был свергнут, ревизия шла по всем фронтам, по еврейскому вопросу — тоже. Коллективное руководство склонялось к тому, что с Израилем надо дружить. И вот в июне 1965-го новый президент Израиля Шнеур Залман Шазар прислал в Кремль конфиденциальное послание. В нем увидели сигнал для нормализации отношений. Рожденный в семье хасидов любавического толка под Минском Рубашов, ставший Шазаром, против трактовки не возражал, но в обмен просил решить вопрос об эмиграции.
Еще недавно в Кремле это квалифицировали бы как "выпад". Но не теперь. 19 августа 1965-го перед заседанием президиума ЦК в узком кругу поговорили "О письмах, поступающих в Совет министров СССР по вопросам выезда граждан еврейской национальности на жительство за границу". Так важные проблемы и решались — называлось это "вопросы, не включенные в протокол". В скупой строке замалевано нецензурное в устах высшей номенклатуры слово "Израиль". А "письма" в "Совет министров СССР", это читай — послание от президента Израиля новому председателю президиума ВС СССР Анастасу Микояну.
Выступили четверо: "премьер" Косыгин, "президент" Микоян, второй секретарь ЦК Николай Подгорный, ответственный за практическую идеологическую работу Петр Демичев. Постановили: "Президиуму Верховного Совета СССР продумать предложения и внести в ЦК".
"Продумал" и "внес", разумеется, КГБ в лице Семичастного. Тем же беспротокольным манером установили цифру — не более 1500 человек в год. Кремль взял подобие обязательства выпускать по виртуальному плану-разверстке, но как выполнить его в стране, где по переписи — 2 млн 266 тысяч 334 "лица еврейской национальности"? Как разбить квоту по 15 союзным республикам, автономиям, краям, областям? Непонятно. Но главное, Рубикон был перейден.
Выполним решение ЦК об эмиграции евреев из СССР!
Трудно вспомнить другое решение кремлевского синклита, которое бы пересматривалось так часто, как решение по эмиграции в Израиль. Квота будет то расти, то падать. Временами отменяться. Вновь возникать на более высокой планке. Затем эмиграция примет массовый характер. А когда перестройка сменится распадом СССР — и вовсе обретет черты библейского исхода.
Но это потом. Пока решение было гостайной особой важности. Послали официальный ответ Залману Шазару:
"ТЕЛЬ-АВИВ, СОВПОСОЛ. При очередной встрече с министром иностранных дел Израиля сделайте в устной форме разъяснение следующего содержания:
В связи с посланием Его Превосходительства Президента Государства Израиль г-на Залмана Шазара от 24 июня с.г. на имя Председателя Президиума ВС СССР А.И. Микояна относительно выезда на постоянное жительство в Израиль советских граждан для воссоединения со своими семьями мне поручено сообщить следующее <...>.
Президенту, вероятно, известно, что в течение 1963-1965 годов советские органы власти дали разрешение в установленном порядке на выезд в Израиль полутора тысячам советских граждан. Разумеется, советские компетентные органы власти и в дальнейшем будут рассматривать в духе гуманности подобные просьбы советских граждан, придерживаясь действующего в СССР законодательства и правил выезда за границу".
О квоте ни слова: боялись утечек. И боялись резонанса. А что если, например, узнает Герой Советского Союза президент Объединенной Арабской Республики Гамаль Абдель Насер и возразит. Или докопаются китайцы и поднимут крик, что кремлевские ревизионисты пошли на сговор с израильскими сионистами. Или в Вашингтоне решат, что СССР ослаб и созрел для розыгрыша еврейской карты. Наконец, какой-нибудь товарищ Владислав Гомулка из Варшавы забросает запросами: а что ему делать со своими лицами известной национальности?..
Первые итоги подвели к зиме 1967-го: их доложил ЦК тот же Семичастный (см. ниже). Картинка вырисовывалась занятная. Скажем, приоритетными областями для "этнической санации" были определены Западная Украина, Северная Буковина, Закарпатье и Прибалтика. То есть регионы, которые отошли к СССР по пакту Молотова — Риббентропа. Прибалтика при этом проблемы не представляла, но с мнением украинских товарищей приходилось трепетно считаться — костяк политбюро составляли кадры из украинской партийной организации. Прежде всего Брежнев и Подгорный. Тот же Семичастный до переезда в Москву, при Сталине, возглавлял украинский комсомол. Голос первого секретаря ЦК Компартии Украины Петра Шелеста тоже звучал весомо. И Петро Юхимович этим активно пользовался.
Показательно, что украинскому филиалу КПСС единственному, кроме большой КПСС, разрешалось называть свое руководство политбюро. И это малое политбюро постоянно мутило воду: вносило поправки в сверхсекретные решения, добивалось, чтобы они становились более двусмысленными и засекреченными. Логика просматривалась. Ясно ведь, что терять граждан еврейской национальности предстояло Украине, а не, скажем, Казахстану или Армении. Соответственно, вставал вопрос и о других квотах. Если выпускают евреев, то почему нельзя сделать квоту на выезд в Канаду граждан украинской национальности? Скажем, из вчерашних бандеровцев и членов их семей. Словом, украинские партийцы понемногу становились главными оппонентами еврейской эмиграции.
Сколько можно?
Шестидневная война (1967 год) дозированный исход остановила. Не мог же СССР выпускать своих граждан на поле битвы, где они станут пушечным мясом в войне тель-авивских агрессоров против прогрессивных арабских стран!
Впрочем, запрет не был долгим: уже летом 1968-го заслонку начали открывать снова. Юрий Андропов (возглавил КГБ в мае 1967-го) и глава МИД Андрей Громыко указывали: "О квоте выезда в Израиль в 1969 году и в последующие годы КГБ и МИД СССР внести предложения позже, с учетом обстановки". Андропову нужно было знать о квоте ради четких приказов по ОВИРам и первым отделам, для инструкций выездным комиссиям райкомов по всем уголкам и весям советской империи. Громыко — для указаний дипломатам, которым предстояло давать разъяснения вежливым собеседникам и отповеди назойливым журналистам. Оба ведомства твердили: "Дайте цифру: сколько мы можем выпускать?"
Номенклатурное здравомыслие нарушил Подгорный, начертав на своем экземпляре: "За. Но не следует устанавливать квоту в 1500 ч. Стариков можно отпускать без ограничения (если он не специалист). Н.П.". То есть ответил и "да", и "нет" одновременно. Андропов и Громыко просили о ясности, а получили бюрократический туман.
Самому Подгорному в тот момент было 65 лет (мужчины в СССР выходили на пенсию в 60), но с ним, как и с Шелестом, никто не спорил. Этот бывший первый секретарь ЦК Компартии Украины, освоившись в кресле номинального президента в Москве, уверовал, что он глава государства и что вопросы гражданства — его епархия.
На финальном решении остались следы этой ремарки: "Текст отредактирован с учетом замечаний т. Подгорного Н.В.". Подгорный успокоился, но проблема решена не была, так как новой квоты не появилось. Аппарат воспринял это как лицензию на саботаж.
"Квота реализуется не в полной мере"
К квоте вернутся в начале 1971-го. Как и предполагали, с "учетом обстановки". Накануне XXIV съезда КПСС делегации СССР и США в Хельсинки договаривались об ограничении стратегических наступательных вооружений. Работали и над созывом общеевропейского совещания по безопасности и сотрудничеству с гуманитарной "корзиной". Шла секретная подготовка визита президента США Ричарда Никсона в СССР, первого в истории (Ялта-1945 не в счет). Словом, готовился прорыв — "триумф ленинской программы мира" (по терминологии Кремля), или "детант", "разрядка международной напряженности" (по западной). Еврейский вопрос был важной частью этой архитектуры.
"Обстановка" развивалась в двух измерениях. По "делу N 46". Внешняя политика. Раздел "Израиль". Подраздел "Об эмиграции". Это МИД. И по "делу N 18". "Национальные вопросы". Раздел "Об эмиграции евреев и борьбе с сионизмом". Это по линии КГБ.
К январю 1971-го Андропов и Громыко заручились поддержкой брежневского фаворита главы МВД Николая Щелокова — новый меморандум в ЦК по горячей теме они послали втроем. Казалось, на сей раз конъюнктура и "весовая категория" инициаторов позволяют разрулить все в рабочем порядке. Так нет! 27 января опять встрял Подгорный и предложил: подробно обсудить на политбюро.
Что предлагала тройка министров? Прежде всего послать информационное письмо ЦК всем парторганизациям и все разложить в нем по полочкам. Вопросы-то накопились, и на них надо было ответить. Прежде всего — зачем выпускать евреев? Сколько? Кого? Что сделано? Что предстоит? В чем успехи? Где недоработки?
Был проанализирован опыт минувших лет. Выяснилось, что с 1945 по 1955 год, например, в Палестину-Израиль выехало 500 человек советских граждан (по 50 в год). С 1955 по 1965 год — 4167 человек, в основном преклонного возраста (то есть уже по 500). В 1965-м установлена квота: 1500 человек в год. И ограничения на выезд — для тех, кто имел допуск к секретам, состоял на воинском учете, был ценным специалистом и имел детей школьного возраста.
Дальше обильный на "тематические" новости 1967 год: в феврале политбюро повышает квоту — до 5 тысяч в год ("с целью противодействия вражеской пропаганде, освобождения от националистически настроенных лиц и религиозных фанатиков, а также создания оперативно выгодных для нас условий"). Но из-за упомянутой уже шестидневной войны в июне выезд советских евреев "временно" прекращает.
Запрет держался год: в июне 1968 года решением инстанции выезд возобновлен. В контексте Пражской весны, брожений в Европе, расовых волнений в США эмиграция в Израиль становится важным элементом геополитики. Однако квоту снижают. Потом (март 1970-го) повышают — до 3000 в год.
И вот начало 1971-го — новая сверка часов: СССР жизненно нужны западные инвестиции, технологии, подключение к системе мировой торговли и финансам. "Еврейская карта" в глобальной игре — козырная. При этом относительно недорогая.
Но как объяснить эти нюансы "эмиграционной биржи" партактиву на местах? Москва в течение пяти лет то отпускала клапан, то перекрывала, то разрешала полторы тысячи, то пять, то три. Слаженный аппарат не может работать в подобном раздрае. В самом деле, как застраховать себя от ошибок и вместе с хасидом Моисеева возраста не упустить несанкционированного инженера? На местах начался глухой ропот. В ОВИРах, выездных комиссиях райкомов, в первых отделах НИИ росло недоумение. Кого выпускать и сколько? В итоге чиновники попросту выпускать перестали. То есть аппарат саботировал решения партии и правительства по национальному вопросу. А как еще? Свое кресло дороже.
Политбюро констатировало провал: местными органами квота "реализуется не в полной мере". В отличие от посевных, которые тоже, случалось, проваливали, срыв кампании по выпуску евреев на историческую родину, по сути, грозил срывом "ленинской программы мира"...
Вот цифры. С июня по декабрь 1968 года в ОВИРах принято 1097 ходатайств (разрешений на выезд — 496, отказов — 601). 1969 год: 7907 ходатайств (2316 разрешений, 5591 отказ). С января по ноябрь 1970-го — 3420 ходатайств (753 разрешения, 2667 отказов).
Получается, политбюро ЦК КПСС разрешает выпускать, а бюрократия на местах поступает по-своему. Даже в узком кругу на пленуме ЦК КПСС признаться в такой управленческой беспомощности неловко. И уж тем более такую пропорцию — одного выпустили, трем отказали — не доложишь на секретной встрече с помощником президента США по вопросам нацбезопасности Генри Киссинджером, сбежавшим с семьей из нацистской Германии в 1938-м. Тем более это был один из тех редких видов советской статистики, который легко проверялся мониторингом по ту сторону Берлинской стены.
"Программа мира" для сионистов
Короче, проблема названа. Андропов, Громыко и Щелоков, стоявшие во главе могучих ведомств с их всесильными аппаратами, попытались разобраться с причинами. Начали с диагноза. Выяснилось: на местах чересчур широко трактуют понятие "инженерно-технические работники". Плохо определяют, кто специалисты, а кто нет. Не так считают состоящих на военном учете (относят, к примеру, к военнообязанным мужчин в возрасте от 17 до 45 лет и женщин от 17 до 35). Произвольно толкуют категорию "ценные", включают в нее всех граждан с высшим образованием.
К чему это приводит? К тому, что недоработки используют сионисты в подрывных идеологических диверсиях. Что делать? Как что? Механизм имеется. Возвращаемся к историческому решению политбюро от 10 октября 1965 года,— к спасительной квоте. На этот раз предлагается программа из четырех пунктов.
1) Не выпускать "видных деятелей науки, техники и культуры".
2) Тех, кто имеет допуск к секретам и тайнам, выпускаем через пять лет "после прекращения служебных (трудовых) отношений с режимными учреждениями".
3) Третье. Военнообязанных выпускаем. Кроме: летно-технического состава, ракетчиков, подводников и т.п.
4) Отныне выпускаем и по вызовам дальних родственников, "а в отдельных случаях и без вызовов по заявлению граждан". По письму.
Сколько же лиц еврейской национальности планировали отпустить за кордон? По расчетам Андропова — Громыко — Щелокова, из СССР могли эмигрировать 80-100 тысяч евреев. Из двух с лишним миллионов. С учетом 4-5 тысяч в год эта программа заняла бы 20 лет — до 1991 года. Забегая вперед, надо признать: с годом товарищи Андропов, Громыко и Щелоков угадали. Но разве что с ним одним.
"Надо дать просто указание органам"
На самом деле планирование на 20 лет не было новостью — на десятилетия в СССР планировали многое, от победы коммунизма при Никите Сергеевиче до продовольственной программы при Леониде Ильиче. Продумывали все и по части эмиграции евреев в Израиль, но в советских традициях: пока старались не упустить из вида ни одной мелочи, всплыли нежелательные последствия стратегического характера.
К примеру, ожидалось, что на Запад хлынет материал для антисоветской пропаганды (эмигранты повезли из страны такие страшные тайны советского быта, как тайну содержания крахмала и туалетной бумаги в колбасе, правду о хроническом дефиците и аварийном жилье). Учитывался и риск утечки "секретов". Ждали, что станут нарастать — от зависти — эмигрантские настроения среди немцев, армян, граждан прибалтийских республик. Почему, в самом деле, совгражданам еврейской национальности дают квоту, а у совграждан армянской национальности такой квоты нет?
Все это были, так сказать, "плановые минусы". По мере того, как они выявлялись, компетентные органы включались в борьбу. Раскрывали реакционную сущность сионизма. Через средства массовой информации сообщали о бедствиях эмигрантов на Земле обетованной, публиковали их письма и просьбы о возвращении в СССР.
Но главная ставка при этом делалась, конечно, на "плюсы". Рассуждали так: так как выпускаем не только стариков, но и молодежь, то они не найдут работу. Не исключено массовое недовольство. (В этом Андропов со товарищи просчитались: после 50 лет советской власти и "незаконных массовых репрессий" молодежь из эмигрантов в бунтах на Западе замечена не будет.)
Наконец, главный козырь был оставлен под конец: "Расширение канала выезда в Израиль позволит значительно усилить наши разведывательные возможности за рубежом, в том числе и в странах главного противника". Иными словами, в первоначальных проектах решений политбюро закладывалась возможность при остановке в Вене не следовать далее к Стене Плача и к Могилам Патриархов, а прошмыгнуть в Нью-Йорк, Лос-Анджелес, штат Мичиган, канадские Торонто и Монреаль, а на худой конец в Париж и Лондон.
Все эти аргументы были представлены "тройкой" вместе с предложением: свести все изложенное в некое единое целое в жанре "закрытого письма" и довести директиву до аппарата на местах установленным порядком. Предложение, однако, не прошло. Из Киева идею заблокировал Петр Шелест: "Считаю, что письмо писать не надо, так как его могут истолковать против нас. Надо дать просто указание соответствующим органам".
Так и порешили. А жаль: историки недосчитались многообещающего закрытого письма ЦК КПСС, которое могло бы стать вершиной жанра.
"Еврейский вопрос" в итоге был решен без больших партийных дискуссий, как говорится, по факту. Ради достижения соглашения с американцами по ограничению стратегических вооружений (ОСВ) выездная квота в 4-5 тысяч человек в год казалась не серьезной уступкой, а безделицей.
Забавно, однако, что именно эта "безделица" дала зеленый свет визиту Никсона в СССР, с которого и началась знаменитая эпоха разрядки.
Потом, как известно, была эпоха перестройки. Ну и дальше — по историческому графику...
В основе материала — ранее не публиковавшиеся документы из фондов Российского государственного архива новейшей истории, рассекреченные Межведомственной комиссией по защите гостайны.