Влиятельный британский журналист и телепродюсер Лоренс Рис, возглавлявший в девяностые годы отдел документального кино на "Би-Би-Си", говорил, перефразируя Генри Форда: "Документальный фильм может быть про что угодно, если он — про Третий рейх". И с этим не поспоришь — фашистская фантасмагория до сих пор обладает какой-то демонической притягательностью, не в последнюю очередь потому, что там, кажется, еще не все ясно. Особенно таинственным и щекочущим нервы представляется все, что связано с Самым Главным Фашистом. С его жизнью, с его смертью. С его любовью.
Из вышедших в Германии в 1985 году и сейчас переведенных у нас воспоминаний одной из личных секретарш Гитлера Кристы Шредер "Он был моим шефом" (в русском издании книга называется "Я была секретарем Гитлера") о любовях фюрера мы узнаем наиболее подробно. И совсем не потому, что фрекен Шредер задалась целью написать что-нибудь скандальное. Наоборот, ее воспоминания — образец нордической благопристойности. Но влюбленность этой секретарши в своего шефа (очевидная для читателя, несмотря на то что мемуаристка отнюдь не готова в ней признаться) заставляет ее, возможно неосознанно, топтаться на отношениях Гитлера с женщинами. В которых, по трогательному свидетельству Кристы Шредер, "он ставил во главу угла эротику, но не секс".
Событие, изменившее жизнь Кристы Шредер, произошло в 1930 году, когда двадцатидвухлетняя стенографистка откликнулась на невзрачное объявление, появившееся в газете "Мюнхнер Нойстен Нахрихтен". Так она стала секретарем в штабе верховного командования СА, а через некоторое время перешла в личный секретариат Гитлера.
Криста Шредер печатала на машинке речи Гитлера в берлинском дворце Радзивиллов, в ставке "Вольфсшанце" в Восточной Пруссии, затем в ставке "Вервольф" в Виннице и в бункере на Фоссштрассе вплоть до 20 апреля 1945 года. Тогда в комнатке секретарш в бункере зазвонил телефон. "Немощным голосом Гитлер произнес: "Детки, вы должны собираться в дорогу, поторопитесь, самолет отлетает немедленно после отбоя тревоги"". Больше фрекен Шредер не слышала дорогого ей голоса.
После капитуляции Германии Криста Шредер три года провела в лагерях для интернированных. Она с возмущением пишет, что ее содержали "в переполненных бараках, где, как, к примеру, в Херсбруке, в помещении на 80 женщин приходился лишь один умывальный таз". В той, возможно нарочитой, наивности или, вернее, слепоте, с которой секретарша Гитлера уже в семидесятые годы пишет эти строки,— без малейшей оглядки на очевидно напрашивающееся сравнение этих неудовлетворительных условий с тем адом, в который загнал миллионы женщин, мужчин и детей ее шеф,— и есть корневое достоинство этой книжки. Криста Шредер не виляет.
Она пишет свои воспоминания, не оглядываясь ни на исторический, ни на идеологический, ни на прочие контексты. От ее рассказов про чаепития в с яблочными пирогами, про любимую овчарку фюрера Блонди, про вечерние часы под граммофонные песни Штрауса и Гуго Вольфа, про неизменно забавлявшие фюрера анекдоты о графе Бобби ("Недавно одна танцовщица пригласила меня в свою квартиру. Мы пили чай, потом приняли ванну. Но мне не дает покоя мысль, что я, вероятно, что-то упустил и чего-то не сделал с этой дамой") веет благостью и уютом. Как будто она рассказывает не о персонаже, официально зарегистрированном как величайший в мире маньяк и злодей, а о каком-то заслуженном профессоре. Странноватом, конечно, но, достойном-то сочувствия. Женского сочувствия, разумеется.
"Гитлер взял меня под руку, и мы одни бродили по большому залу. Мое вечернее платье из светло-каштанового велюра с небольшим шлейфом, вместе с песцовой накидкой, по-моему, должно было производить великолепное впечатление. Поэтому я сказала: "Для Вас Ева Браун — ничто, мой фюрер". Вместо того, чтобы обидеться на это нахальное замечание, он весело посмотрел на меня и сказал: "Вас мне достаточно"".
Так запомнилась Кристе Шредер новогодняя ночь 1938 года. Забавно.
Криста Шредер "Я была секретарем Гитлера" М.: Вече, 2007