В прокат выходит мистический трагифарс "Я остаюсь", посвященный памяти Андрея Краско, который сыграл здесь свою последнюю главную роль. Картина предлагает свою версию того, что происходит с человеком, пока его тело лежит в коме. ЛИДИЯ МАСЛОВА обнаружила, что и тут от него требуют отчета о проделанной работе, только в духовном смысле.
Фильм "Я остаюсь" нацелен на то, чтобы в занимательной, не лишенной иронического вольнодумства форме поколебать сугубо материалистический взгляд на загробную жизнь, заключающийся в том, что ее попросту нет. Эту жесткую позицию озвучивает в начале фильма герой Андрея Краско — врач, рассуждающий о смерти с медицинским цинизмом ("От человека остается только горстка пепла или кучка удобрений для фикуса"), да и о жизни примерно так же. В частности, о личной жизни своей дочери — старой девы (Нелли Уварова), влюбленной в директора издательства (Андрей Соколов), где она работает. Чуткий и заботливый отец без обиняков называет дочкиного хахаля старым хрычом и пытает его гастроскопией, когда тот опрометчиво записывается к нему на прием. Врач-агностик еще не знает, что над ним уже занесена рука судьбы, принадлежащая пьяному посетителю боулинга, который нечаянно попадает шаром ему по затылку, после чего герой и оказывается в коме.
Предбанник того света, где горстке коматозников предстоит переоценка ценностей, представляет собой неуютный пейзаж, похожий не то на каменистую пустыню, не то на песчаный карьер. Аналогичная художественная интерпретация промежуточного между жизнью и смертью состояния встречается в предпринятой Юрием Грымовым экранизации романа Людмилы Улицкой "Казус Кукоцкого". Только у Грымова преобладали теплые желтоватые тона, а у режиссера "Я остаюсь" Карена Оганесяна (который как раз учился в мастерской Юрия Грымова и работал у него вторым режиссером) доминируют прохладные светло-серые.
Кроме того, в оганесяновском "чистилище" веселей, чем в грымовском: посреди коматозной пустыни можно наткнуться не только на спрятанный под камнем двухтомник Чехова, но и кулер с водичкой, к тому же даже в коме не ступить и шагу без Федора Бондарчука — он играет Инструктора, который водит остальных коматозников по пустыне и поучает их что к чему, хотя, кто и почему назначил именно его "звеньевым", не объясняется. Зато на фоне серых камней эффектно выделяется оригинальное визуальное сочетание круглой головы Инструктора и квадратного кубика Рубика, который он все время вертит в руках, — должно быть, он старожил комы и пребывает в ней еще с 1980-х, когда венгерская головоломка была в моде. В общем-то, и весь фильм похож на кубик Рубика: слишком хорошо известно, что должно получиться в итоге, чтобы было по-настоящему интересно тратить умственные усилия на упорядочение разноцветных квадратиков, из которых он состоит.
Впрочем, отдельные краски среди пестрой мешанины, которую представляет собой жизнь персонажей, еще не угодивших в кому, все-таки радуют глаз. Так, кроме неотвратимого Федора Бондарчука все более незаменимым для режиссеров становится актер Владимир Епифанцев — на этот раз он изображает лицемерного торговца ритуальными услугами, современного мастера Безенчука, кусающего локти: "Поздно мы на этот рынок пришли, все уже поделено". Еще одна продажная тварь — знаменитый композитор и исполнитель хита "Потоскуй, потоскуй и еще раз потоскуй" (Георгий Мартиросян), о котором тоскует одна из коматозниц (Ирина Гринева), угрохавшая, похоже, всю сознательную жизнь на то, чтобы писать письма своему кумиру, а потом собственноручно на них же и отвечать.
Возможно, именно такое аутичное существование в глубинах собственного внутреннего мира имеет в виду режиссер Оганесян, когда уверяет, что грань между жизнью и комой тоньше, чем кажется, да и вообще "в жизни тоже можно быть в коме". Правда, на экране эту относительность и незаметность перехода ему передать не удалось, и "Я остаюсь" отчетливо распадается на две разнородные части, между которыми только покинувший физический план Андрей Краско способен перемещаться плавно и легко, не замечая перегородок.