Характер российской экономики беспокоил российское правительство с середины 90-х настолько серьезно, что к 2006 году не могло не появиться оформленной концепции развития инноваций в стране. "Инновационная машина", оплачиваемая нефтью, собирается буквально на наших глазах. Будет ли она работать? Обязательно будет: какие-то из импортированных из иностранной практики "лоскутков" обязательно будут адекватны российской действительности. Но не стоит ждать, что эффект от них будет адекватен затратам.
Термин с репутацией
Сложно сказать, кто впервые в новейшей истории России произнес в Белом доме слово "инновации" с нужной интонацией и в достойном контексте — так, чтобы аппарат правительства заинтересовался происходящим. Тезисы о необходимости инновационного развития российской экономики были популярны в среде экономистов в начале 90-х — собственно, лозунг перестройки экономической системы, не способной более генерировать инновационные решения (точнее, не способной осуществлять полностью цепочку инноваций — от идеи до отработанной промышленной технологии), лежал в основе политики правительства Егора Гайдара, необходимостью инновационного рывка нередко обосновывали необходимость приватизации. Вообще, слово "инновации" в новейшей истории России подзабыто — напомним, именно в наукоемкие инновационные технологии намеревались инвестировать такие структуры, как МММ, фонд "Тибет". "Инновационная парадигма" привлекала тогда абсолютно всех — многие олигархи, начиная от Михаила Ходорковского (МЕНАТЕП создавался во многом под "инновационным" флагом) до Кахи Бендукидзе (вспомним о корпорации НИПЕК, профильной деятельностью которой считались биотехнологии), начинали именно с нее.
Что случилось с инновациями в российской экономике в середине 90-х? Совершенно естественная вещь: все российские предприниматели по мере освоения новой экономической реальности поняли, что никакой изобретенный российскими учеными лазер не даст такого роста, как нефть или девелоперские проекты. С этого момента слово "инновации" перестали произносить предприниматели и начали произносить, с одной стороны, академики РАН, стремящиеся вернуть себе финансирование из бюджета, с другой стороны — лоббисты военно-промышленного комплекса, достаточно успешно внедрившие в сознание деловой элиты плохо обоснованный, но довольно убедительный миф о высоком инновационном потенциале ВПК в СССР.
Поскольку и те и другие, как правило, произносили термин "инновации" исключительно в комплексе с такими сентенциями, как "великая научная держава", "обороноспособность и геополитическое значение", не говоря уже о "цивилизационных вызовах XXI века", правительство Виктора Черномырдина, равно как и последующие, относились к его любителям с сильным подозрением. Во-первых, потому, что примерно те же слова на митингах произносили наиболее "подкованные" ораторы оппозиционной КПРФ, во вторых, как ни относиться к деятелям правительства Черномырдина, экспертизу компетентности "инновационных программ", заносимых в правительство лоббистами науки и ВПК, они легко производили "на глаз": просто эти программы были написаны на принципиально ином языке, нежели использовался в Белом доме.
С 1998 года в течение трех-четырех лет слово "инновации" в окрестностях правительства практически не произносилось. Единичные попытки внедрить в умы правительственных чиновников концепции "инновационного развития" как средство, с одной стороны, организовать "импортозамещение", с другой стороны, повышения конкурентоспособности российских компаний наталкивались на простой вопрос: "И что же, вы хотите, чтобы бюджет РФ тратил на это деньги? А где их взять?"
Так бы и оставаться российской экономике неинновационной (кстати, ничего особенно позорного в этом нет — в мире существуют примеры успешных экономик, не акцентирующих внимание на инновационной деятельности, например Австралия, Испания, ЮАР, Чили, равно как существуют и провальные проекты государственной инновационной политики — Индонезия, Филиппины, Куба), если бы не "голландская болезнь".
Десятилетие прохладного отношения государства к инновациям завершилось — структурные перекосы и продолжающееся технологическое отставание экономики России от ведущих экономик мира стали, как минимум, обсуждаться.
Стекло, бревно, бетон и пластик
Нарастающее нефтяное изобилие в 2006 году заставило российские власти заговорить о государственной политике в области поддержки инноваций в новой терминологии — прежние диссонансы были забыты, слово "инновации" было реабилитировано в Белом доме. В феврале 2004 года национальная система поддержки инноваций была обсуждена Госсоветом при президенте России, и с этого момента можно теоретически говорить о том, что "инновационная политика" в России по крайней мере разрабатывается. То, что случилось потом, очень удивляет экспертов в этой области во всем мире до сих пор: вчерне инновационная политика в стране была описана Минобрнауки, Минэкономразвития и Минпромэнерго в течение каких-то полутора лет (см. справку).
"Каркас" инновационной системы создается на наших глазах — если правительственным ведомствам удастся уберечь систему от неизбежных болезней роста, "инновационная машина" по проекту Белого дома будет собрана к середине 2007 года, и далее ею придется лишь управлять. Подобных темпов развития в мире еще не знали — государственная политика в области инноваций формировалась в Евросоюзе в течение полутора десятилетий, в Японии и Южной Корее — около 20 лет, в большинстве других стран Юго-Восточной Азии — в течение нескольких лет. Отметим, МЭРТ не скрывает, что, строя "инновационный каркас", он намерен импортировать лучшее из существующих мировых практик в кратчайшие сроки. Отметим также, что уже к 2008 году исправить "каркас" будет достаточно сложно.
Что же он собой представляет? На первый взгляд сооружение грандиозное. Это и налоговые льготы ключевым "инновационным" секторам экономики, и "фонд фондов", который будет осуществлять венчурные инвестиционные проекты, и революционные положения отдельной части Гражданского кодекса, посвященной интеллектуальной собственности, и многое другое. Главная беда конструкции в том, что она, похоже, сшита из совершенно разномастных кусков, а основной целью разработчиков было создание хоть какой-то экономической политики в области инноваций.
Итак, что же представляет собой действующая модель инновационной экономики?
Концептуально идея инновационной политики в России — это, с одной стороны, совершенно типичная для действующего кабинета министров идеология "позитивной дискриминации", в нашем случае инновационно активных игроков рынка, с другой стороны, относительно новая для страны и популяризирующаяся главой Минэкономразвития Германом Грефом идея бюджетных инвестиций в инфраструктуру — в нашем случае в инфраструктуру инновационной деятельности. От ранее пропагандировавшейся Минобрнауки и Мининформсвязи концепции "выращивания частного бизнеса" (напомним, главы этих ведомств Андрей Фурсенко и Леонид Рейман до последнего времени ставили на "бизнес-инкубаторы", "технопарки" и прочие "поддерживающие" инновационный бизнес технологии) конструкция получила немного. Тем не менее следы прежней концепции в ней сохранились прекрасно. Например, перечень "критических технологий", составленный Минобрнауки, до сих пор во многом рассчитан на развитие инновационного процесса в компаниях и структурах, ориентированных на развитие технологических инноваций с нуля.
На вопрос "Какие типы инноваций поддерживаются Российской Федерацией?" однозначного ответа нет. Принято делить инновации по степени улучшения (базисная или улучшающая), по характеру деятельности (управленческая или производственная) или по технологическому параметру (продуктовая или процессная) — всего шесть типов. Госполитика ориентирована на поддержку производственных и продуктовых инноваций. Отметим, что этот перекос, совершенно очевидно, еще отразится на работе всей системы: мировая практика последних 50 лет показывает, что такая инновационная политика успешно реализуется в очень немногих странах (Швейцария и Финляндия — в области приборостроения и машиностроения, Япония — в области микроэлектроники), а производственные инновации требуют достаточно высокой культуры корпоративного управления в стране — провалы чаще всего случаются именно там. Впрочем, отказ от однозначной поддержки лишь базисных инноваций (создающих абсолютно новый продукт или технологию, а не улучшение уже существующих) — это уже плюс: базисные инновации слишком рискованны, хотя и высокоприбыльны.
Именно на поддержку базисных инноваций ориентированы создающиеся в 2006 году по инициативе МЭРТа фонды фондов — Российская венчурная компания и Венчурный фонд IT-индустрии под управлением Леонида Реймана. Сохраняется в РФ и ранее созданная система технопарков — правда, в новой концепции она существенного развития не получает. Поддержка же улучшающих производственных инноваций в основном сконцентрирована в других элементах конструкции — в системе налоговых льгот, в том числе на проведение НИОКР, вступающих в действие в 2007 году, в преференциях, например по уплате ЕСН и ряда других налогов, компаниям в секторе офшорного программирования, но в основном в системе ОЭЗ.
Система особых экономических зон в России формально не связана с инновационной деятельностью, однако не секрет, что именно с ними и с планами главы управляющего зонами ведомства РосОЭЗ Юрия Жданова связаны важнейшие "инновационные" надежды правительства. Из четырех типов ОЭЗ только один — технико-внедренческие зоны — может быть отнесен к элементам инновационной политики. Однако в той же степени производственные ОЭЗ, а в меньшей — портовые и туристско-рекреационные (они будут создаваться в 2007 году) могут считаться потенциальным "рассадником" инноваций, если, разумеется, не ограничиваться рассмотрением только инноваций технологических. Инновации в области логистики или сервиса давали весомый вклад в развитие многих экономик мира. Кстати, такой инструмент, как инвестиционный фонд, также может рассматриваться отчасти как способ поддержки инноваций — правда, лишь косвенно и на крупных предприятиях.
Невидимый сектор инновационной политики
Еще одним элементом инновационной политики государства следует признать никогда не объявлявшиеся таковой реформы в российской науке и системе высшего образования. То, что эти реформы — в том числе реформы Российской академии наук, системы финансирования оставшихся неприватизированными институтов, стратегии приватизации научных центров, обсуждающийся допуск частных компаний к финансированию ВУЗов — должны быть дополнением к такой политике, никто не спорит, а активность правительства в этой области, в том числе и в виде принятия нового закона об автономных некоммерческих организациях, и перевода РАН в "ручное управление", говорит о том, что процесс идет и тут.
Наконец, еще одной составляющей новой инновационной политики страны, которая должна по идее венчать усилия Белого дома в этой области, является система идеологического управления всей системой. Пока идеологий экономической политики, исходя из которых правительство собирается "наращивать" на "инновационный каркас" новые требующиеся меры по поддержке инновационного процесса, несколько. Так, Минэкономразвития достаточно отчетливо ориентируется на так называемую кластерную политику экономического развития, Минпромэнерго — на чисто отраслевые программы развития, в том числе и реализуемые в рамках федеральных целевых программ, Минобрнауки и вновь создающаяся премьер-министром Михаилом Фрадковым комиссия по развитию высоких технологий — на создающийся гибрид "ручного управления" инновационным процессом и системного воздействия государства на складывающийся в экономике баланс инвестиционных перетоков между отраслями экономики.
Теоретически ничто из вышеперечисленного не противоречит друг другу, однако уже сейчас очевидно, что "инновационная машина" собирается "на коленке" по принципу лоскутного одеяла. К тому же похоже, что "инновационные сдвиги" в экономике российское правительство считает отдельным направлением — за счет инновационного развития правительство рассчитывает решить проблемы экономического развития "неинновационным способом". А между тем большинство исследователей склоняется к тому, что никаких отдельных "инновационных секторов экономики" не существует в принципе.
Отметим, что проблемы с формулированием национальной инновационной политики в России начинаются с самой постановки вопроса. Есть ли вообще проблема с инновационным развитием в экономике страны? До сих пор однозначного ответа на этот вопрос не существует.
Испытание сборкой
До сих пор классическим исследованием в этой области является статья коллектива авторов ЦЭФИР и Института экономики переходного периода (ИЭПП) "Инновационная активность российских фирм", завершенная в мае 2004 года. Несмотря на то что Ассоциация менеджеров России еще в 2005 году оценивала в докладе "Инновационное развитие" количество инновационно активных компаний в 10-12%, данные ЦЭФИР и ИЭПП показывают, что с точки зрения экономической науки инновационная деятельность в российских компаниях находится на достаточно высоком уровне: 87% российских компаний из числа опрошенных сообщили, что осуществляют деятельность, которую принято относить к инновационной. При этом выявленный характер инновационной активности, похоже, практически не пересекается с теми направлениями инновационной активности, которые собирается поддерживать "инновационной машиной" российское государство.
Приведем лишь некоторые данные из исследования, неоднократно приводившегося соавтором работы Ксенией Юдаевой. Самым распространенным видом инновационной активности является приобретение новых видов оборудования (64% компаний-инноваторов), повышение квалификации персонала (45%) и внедрение новых технологий (36%). К тому же базисные инновации не так популярны: лишь 27% компаний-инноваторов внедряют в производство новые продукты, разработанные по собственной технологии, 34% ориентируются на улучшение существующих продуктов или технологий, 23% ставят на новое оборудование импортного производства, а 15% — на собственные копии иностранных продуктов или технологий. Российские компании достаточно трезво оценивают свою конкурентоспособность и ориентируются на эволюционные, а не революционные улучшения. К тому же исследователи заявляют о чрезвычайной популярности управленческих инноваций — сфере, которую новая "инновационная машина" правительства практически не затронет.
Мало того, по данным исследований Ирины Дежиной из ИЭПП, посвященных инструментам инновационного развития, существенной проблемой инновационного развития является локализация компаний на собственном рынке и на собственном регионе — фактически уход от конкуренции. По данным опроса менеджеров средних и крупных промпредприятий, проведенного Высшей школой экономики и Всемирным банком, около 40% фирм не конкурируют ни с другими российскими компаниями, ни с импортом. Согласно другому опросу руководителей предприятий, проведенному ИЭПП, для 30% из них проблемы конкуренции с импортом не существует. "Демонополизация должна быть магистральным направлением для преодоления технологического отставания",— пишет Ирина Дежина.
Главной проблемой работы будущей "инновационной машины" Белого дома, таким образом, обещает быть именно ее "отделенность" от других мер экономической политики в стране — в описанной ситуации "новые сектора экономики", вызванные к жизни инновационной политикой правительства, будут развиваться практически независимо от "старой" экономики, а именно она сейчас и обладает большей частью массы инновационного потенциала. Отметим, именно здесь играет роль эклектичность инновационных усилий кабинета министров, доставшаяся ей по наследству от старых концепций Минобрнауки. С ситуацией "выращивания" новых отдельных секторов экономики в рамках инновационной политики сталкивались в своей истории такие страны, как Израиль и Индия, и до сих пор есть сомнения в том , что "новая экономика" позитивно влияет на уровень инновационной активности в "старой".
Еще одна проблема "инновационной машины" — потенциальный конфликт разных ее составляющих друг с другом. Уже сейчас очевидно, что процесс создания ОЭЗ потенциально противоречит "кластерной политике" МЭРТа, политика "точечного" воздействия на отдельные отрасли, в том числе налоговыми механизмами,— намерениям правительства в "ручном режиме" управлять инвестиционными межотраслевыми перетоками. Пока эти проблемы незаметны, но очевидно, что они будут иметь место.
Впрочем, не стоит думать, что несовпадение целей и задач "инновационной машины", создающейся государством в последние месяцы, с реальными потребностями экономики в мерах по поощрению инновационной активности сделают ее неработоспособной. "Лоскуты" инновационной политики, которые будут адекватны экономическим трендам, сработают. Остальные же просто останутся неработоспособными, и скорее всего, уже в 2007 году Белому дому придется обсуждать, чем их заменять. От соотношения "работающих" и "неработающих" элементов, собственно, и зависит, будет ли в экономике России запущена "инновационная машина" или улучшения будут локальными.
Прямая речь
На что государству деньги потратить?
Сергей Дубинин, член правления, финансовый директор РАО "ЕЭС России":
— На так называемый хай-тек. Пока в нашей стране с хай-тековскими разработками большая проблема.
Кирилл Андросов, заместитель министра Минэкономразвития:
— На предусмотренные министерством разработки. Прежде всего они должны носить инновационный характер и иметь научно-прикладное значение. Венчурный фонд не рассчитан на развитие фундаментальной науки. Он нужен для осуществления перехода от теории к практике, к реализации конкретной прикладной идеи.
Ольга Вдовиченко, председатель внешнеторгового объединения "Машиноимпорт":
— На новые технологии. Я знаю много интересных проектов в металлургии, по очистке нефтяных полей, спецмаркировке нефтепродуктов, проверке состояния нефтепроводов, экологические проекты. Есть очень перспективные технологии по спецмаркировке дорожных покрытий, асфальта, бетона, строительных конструкций. Они позволяют контролировать их качество без особых затрат. И таких проектов реально очень много, но разработчики не могут их самостоятельно реализовать именно из-за недостатка собственных средств.
Юрий Ласточкин, генеральный директор НПО "Сатурн":
— На разработку мировых трендов, на которые вряд ли найдутся когда-нибудь деньги в России. Например, на нанотехнологии. А если брать наше производство, то нам необходимы средства на разработку принципиально другого реактивного двигателя для самолетов. Это будет более современный двигатель, не имеющий аналогов.
Марк Гарбер, старший партнер Fleming Family & Partners:
— На биотехнологии, в частности мембранный транспорт. Разумно было бы определить отрасли, в которых у нас еще нет полного отставания, и сконцентрироваться на этих разработках. Фармацевтика входит в их число.
Виктор Тридрих, президент холдинга "Виро":
— На строительство и формирование миграционных процессов. Предложение жилья отстает от спроса не только в столице, но и в регионах. Новые строительные технологии, архитектурные разработки, производство новых стройматериалов могли бы решить эту проблему. Интересны и перспективны вложения в перемещение иммигрантов. Это решит демографическую проблему и снимет дефицит трудоспособного населения в регионах. Необходимо создать не только систему распределения иммигрантов, но и настоящую миграционную биржу труда.
Николай Севастьянов, президент корпорации "Энергия" им. С. П. Королева:
— На разработку новой системы "Паром", которая будет доставлять грузы на МКС. А еще важнее, на мой взгляд, транспортная система "Клипер", состоящая из четырех основных кораблей и одного резервного. Она относится к пятому поколению современных пилотируемых космических систем. Ее использование позволит значительно снизить себестоимость полетов и смягчить ограничения по здоровью космонавтов, что важно для коммерческих полетов. "Клипер" позволит уменьшить травматизм корабля при посадке, поэтому его можно использовать многократно.
Анатолий Милюков, исполнительный вице-президент Газпромбанка:
— На капиталоемкие проекты, решающие ключевые национальные проблемы. Задачей венчурного госфонда может стать и разработка такого рода проекта. До сих пор, например, не удалось найти форму оптимального совмещения инициативы частного капитала с необходимым социальным эффектом. Возможная альтернатива — попытка организации госпроекта, направленного на создание эффективной и конкурентоспособной системы здравоохранения и в целом на поддержку социальной сферы, ее выведение на уровень международных стандартов.
Дмитрий Зеленин, губернатор Тверской области:
— Я бы направил часть этих денег на медицину. А вообще, мне кажется, недостатка в проектах не будет. Я вспоминаю мою учебу на физтехе, который окончил в 1986 году. Так вот даже в то время у моих однокурсников было немало инновационных идей, многие их которых успешно реализуются сегодня. Создание венчурного фонда — очень своевременное решение.