Не бегите в магазины, не тратьте время на салоны красоты, не вздыхайте мечтательно, не планируйте — летний роман случится, если вообще случится, самым неожиданным образом, когда вы будете в майке и драных джинсах на голое тело, со слипшимися от морской воды волосами и отблесками солнца глазах. И если он случится, то примите его, обрадуйтесь, не задавайте лишних вопросов, не оставляйте на прощание свой номер телефона. Это лишь сюжет для небольшого рассказа, который, если повезет, вы будете вспоминать с улыбкой. Женскую концепцию летнего романа представляет НАТАЛИЯ ГЕВОРКЯН.
Он сказал: "У тебя даже зимние романы будут всегда летними. Так уж ты устроена". Фраза была неожиданно точной. Единственным лишним в этой формуле было слово "всегда". Но если ему хотелось так думать, то почему бы нет. От того лета ей осталась эта фраза, как улыбка чеширского кота: кот исчез, а улыбка осталась. Не так уж мало.
Она давно уже сидела одна на широченном пляже, поеживаясь от легкого озноба. Уходить ей не хотелось. Солнцу тоже. Оно как-то зависло на грани неба и моря — как картинка на рабочем столе ее компьютера. "Придется просить у старухи Изергиль ее чудодейственную мазь от ожогов",— подумала она и не спеша побрела с пляжа к дороге. От старухи Изергиль ее отделяли ровно два с половиной километра неспешной прогулки к центру крохотного полуострова, когда-то заселенного греками, а ныне их потомками, чью национальность однозначно определить не взялись бы и специалисты. Старуха была уже без возраста, волшебной, все про всех и про все знала и иногда ругалась на одном ей понятном языке. Каждый раз, когда старуха видела ее в этом дивном городишке, она произносила одну и ту же фразу: "Опять одна? Где мужик?" Каждый раз мужика не было, старуха насмешливо цокала языком об уцелевшие зубы и говорила: "Ну, иди тогда, займись делом". И усаживала ее на землю в своем саду между пятью медными сковородками, в которых кипело варенье, требующее постоянного помешивания. Старуха полюбила ее за неожиданное для иностранки умение объясниться на местном наречии, а также за непутевую жизнь, выражавшуюся в отсутствии рядом мужчины.
Она вышла на дорогу и осмотрелась. Идти пешком не хотелось очень. Сторож, охранявший мотель и примыкавший к нему пляж, вылез из будки и улыбнулся.
— Что-то ты сегодня засиделась. А где подружка?
— Уехала, и так вдруг стало хорошо.
Она засмеялась и замахала рукой появившейся из-за поворота машине. Машина остановилась как бы нехотя, проехав лишних метров десять. Сторож со строгим выражением на лице отправился к машине: "Подожди, я посмотрю, кто там. А то, знаешь, не ко всякому и садиться-то надо". Это было трогательно. Она послушно ждала. "Хороший человек, седой весь",— сказал сторож, открывая ей дверь. Она заглянула внутрь: действительно, густые седые волосы до плеч, а лицо молодое.
— Забросьте меня на пристань, если не сложно.
Седой молча кивнул. Достал откуда-то из кармана грецкий орех, поместил его между своей большой ладонью и рулем и хрустнул. Довольно ловко, не отрывая взгляда от дороги, одной рукой очистил еще мягкую кожуру молодого ореха и отправил содержимое в рот. Что-то в этой ладони и этом способе колки орехов было неожиданно привлекательным. Он повернул голову и посмотрел на нее внимательно. Она вроде бы не заметила. Он достал второй орех и прижал его к рулю сильной ладонью. Она наблюдала, не поворачивая головы, одними глазами. Ей определенно нравилась эта нехитрая процедура. Второй орех предназначался ей. Он просто поднес его к ее губам, не спрашивая, хочет ли она.
— Мне кажется, вы забыли притормозить на пристани.
Она сказала это без упрека, взяла сумку и приготовилась прощаться с щелкунчиком.
Он заговорил, низким голосом, продолжая рулить:
— Но вы при этом совершенно спокойны. Вы меня не боитесь. Скорее, доверяете.
— Почему вы так решили?
— Потому что вы не застегнули рубашку.
Она посмотрела вниз. Белая шелковая рубашка действительно была довольно-таки расстегнута, не слишком прикрывая то немногое, что там было под ней,— подгоревшую на солнце грудь.
— Что бы вам, незнакомец, появиться вчера, а не сегодня. Моя красавица-подруга с утра до утра мечтала здесь о летнем романе. Не дождалась она вас.
Нет, это пора прекращать, останавливаться, выходить, идти к старухе, пить белое вино и мазать сгоревшие раны. Она положила сумку на пол между ног, повернулась к нему всем корпусом и натолкнулась на улыбающиеся глаза.
— Наверное, в ней не было того, что есть в вас.
— А именно?
— Готовности к авантюре.
— Это вы в моем декольте прочли?
— Не упрощайте. Хотите еще орех? У меня есть средство от ожогов.
Он вел ее за руку мимо консьержа, охранников гостиницы, коротких взглядов девушек на ресепшн. Белое вино было холодным. Таблетка аспирина пенилась в стакане. "Очень рекомендую, если не хотите завтра лежать с температурой. На завтра у нас другие планы". Ванна наливалась за стеной, пузырек с жидкостью от ожогов был извлечен из шкафа. И она, к своему полному недоумению, не испытывала ничего, кроме уюта, желания натянуть свитер и согреться и еще раз увидеть, как он колет орехи о руль.
— Ты заметила, что инжир созрел?
Это было сказано вместо "с добрым утром", но запах кофе и горячих булочек были лучше дежурных утренних слов.
— Я в горячке уступила вашим домогательствам, отсюда это "ты"?
— Горячки мы избежали, выпито было немало, ночь прошла кротко, слово "авантюра" может иметь и сексуальный оттенок, но не обязательно, а желательно. Если ты оторвешь свою обгоревшую попу от кровати, то мы займемся зрелым инжиром.
Почему годы совместной жизни порой исчезают из памяти, оставив отпечаток разве что на теле? Почему пустяк, эпизод, деталь, картинка остаются в памяти, пока помнишь, выныривают оттуда вдруг, заставляя улыбаться в самый неподходящий момент? Каким образом в тебе сохраняется солнце, запах моря и вкус инжира? Почему именно то, что ты считала придурью, летним распутством, необязательной легкостью бытия, приобретает лишь потом некий более существенный смысл, легко умещающийся в короткое слово "счастье". Почему, когда оно буквально падает тебе на голову, ты готова так же легко с ним расстаться, как и встретилась? Потому что лето, море, самолет, другая жизнь, ничего не весящая, ни к чему не обязывающая, никак не пересекающаяся с той, основной — по месту проживания. Но кто знает, что в действительности больше напоминает жизнь.
На ней была соломенная шляпа с огромными полями. Пальцы были сладкими от спелого инжира. Под ногами путались глупые овцы, забредшие в сад в поисках тени. "Почти библейская картинка",— мелькнуло у нее в голове. Она обернулась, придерживая шляпу. "Сними,— сказал он спокойно.— Это совершенно лишняя деталь".
Через пять дней она включила мобильный телефон.
— У меня через три часа самолет.
— Я могу завтра к тебе прилететь.
— Это вряд ли.
— Позвонить?
— Хочешь испортить авантюру жизнью? Ты вряд ли колешь орехи о руль машины в своей обычной жизни, а я вряд ли прыгаю с овцами в саду. Это просто лето. Я не могу увезти с собой лето.
— А зиму?
Он присел на край стола и задал этот вопрос без тени иронии.
Вопрос был неожиданно точным. Ей стало интересно, до какой степени точным. Она посмотрела на него вопросительно.
— У тебя и зимние романы будут всегда летними. Ты так устроена. Я не знаю, куда ты улетаешь, почему говоришь на местном языке, как живешь, чем занимаешься. Ты ничего не рассказываешь, потому что считаешь, что случившееся не часть жизни, а другая жизнь, которая привязана разве что к месту, сезону или расписанию полетов. А если это не так? Никогда не поздно сбежать, ты не согласна?
Неточными были только два слова: "всегда" и "никогда".
Старуха Изергиль поцеловала ее на прощание.
— Я там банку варенья положила тебе в сумку.
— Инжирное?
Колдунья засмеялась:
— А то.