Во всей чужой красе

Фильм одного из самых громких современных французских режиссеров Бертрана Бонелло «Предчувствие» (La bete) более чем условно вдохновлен повестью американского классика Генри Джеймса «Зверь в чаще» (1903). Посмотрев этот фильм, аннотированный как «романтическая антиутопия», Михаил Трофименков испытал искушение сравнить Бонелло с «курочкой», которая «по зернышку клюет» мотивы выдающихся фильмов иных режиссеров, создавая в результате невразумительный коктейль из них.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Сложно жить на этом — или, скорее, на том — свете красавице Габриэль (Леа Сейду). Дело в том, что ей приходится сосуществовать с самой собой сразу в трех исторических эпохах.

В 1910 году, ознаменованном катастрофическим наводнением в Париже — взбесившаяся Сена прошлась по улице Риволи, подкатилась к Лувру и прочим елисейским дворцам,— она счастлива в браке с фабрикантом кукол. Исполняет на пианино ранние произведения Шёнберга и флиртует с космополитом Луи (Джордж Маккей).

В 2014-м, сменив прическу и наряды, она зарабатывает на жизнь, сторожа в отсутствие хозяев роскошный особняк в Калифорнии. Пробуется в амплуа модели, затем, так сказать, актрисы, позирующей на зеленом фоне хромакея для сомнительных роликов о необходимости соблюдать правила дорожного движения. Глотает еще более сомнительные таблетосы на ретро-дискотеке, напоминающей праздник живых мертвецов. И флиртует все с тем же Лео, в своей новой ипостаси оказывающимся задумчивым психопатом-девственником, охотником на не поддающихся его чарам блондинок.

Наконец, в 2044 году, уже в эпоху всевластия искусственного интеллекта, Габриэль ложится в ванну с какой-то тошнотворной черной жижей, чтобы пройти операцию «очищения» или «коррекции ДНК». То есть стирания былых эмоций, без которого в прекрасном и почти обезлюдевшем новом мире у человеческих особей нет никаких социальных перспектив.

На свою беду, она оказывается в числе тех семи десятых процента особей, которые не поддаются психокоррекции, сколько бы им ни втыкали в уши иглу «очищения». В этой своей ипостаси Габриэль, конечно, тоже встретит Луи, на чем действие фильма и оборвется. А ошеломленный зритель, ничего не поняв из их отношений, уяснит лишь то, что Леа Сейду умеет испускать зверские вопли не хуже, чем голливудские звезды былых времен при встрече с Кинг-Конгом.

Путаное путешествие героини между эпохами разнообразят не только ее вопли. Пару раз она погибнет, утонув на охваченной пожарищем и одновременно затопленной фабрике своего мужа или подхватив пулю в калифорнийском бассейне. Зато землетрясение в той же Калифорнии перенесет благополучно.

Трижды в ее обиталища залетит голубь — то ли Святой Дух, то ли, как объяснит Луи, предвестник беды. Еще в одного мертвого голубя она вляпается босой ногой на калифорнийской лужайке, зато на парижской улице встретит нежную ламу. Трижды даст ей невнятно грозные предсказания некая гадалка. Еще по мелочам: бармен в мистическом кабаре обернется тоже голубем. Говорящая и крайне противная кукла преобразится в бодипозитивную и неотличимую от живых существ афроамериканку Келли (Гуслаги Маланга).

Всю эту вполне шизофреническую и претенциозную мозаику можно было бы счесть сюрреалистическим визионерством, если бы не одно «но». Бертран Бонелло с недюжинной самоуверенностью воплощает на экране не собственные видения, а видения, давным-давно посетившие других режиссеров.

Вот в интерьерах 1910 года, достойных пера Марселя Пруста, Габриэль и Луи пытаются понять, откуда они знают друг друга и где встречались. Было ли в это в Риме или в Неаполе? Да ладно вам, встречались вы «в прошлом году в Мариенбаде». Так назывался великий фильм-галлюцинация корифея «новой волны» Алена Рене (1961). И там так же герои, заключенные «вечного возвращения» воспоминаний, пытались безнадежно понять, кто они, откуда они, куда они идут.

Стирать чувства и воспоминания своих героев гораздо успешнее и веселее ухитрялся Мишель Гондри в «Вечном сиянии чистого разума» (2004). Кукольный мотив в интерпретации Бертрана Бонелло столь же неоригинален. Был такой великий фильм Кшиштофа Кесьлёвского «Двойная жизнь Вероники» (1991) о двух Верониках, француженке и польке, чьи жизни причудливо отражались друг в друге. И был там герой-кукольник, который объяснял, что, подобно тому как в любом кукольном театре всегда наготове — на случай поломки — копия любой другой куклы, так и в жизни. Типа есть Великий Кукольник, который каждому из смертных приготовил дублера.

Бедный Кесьлёвский: у него-то речь шла только о дублерах. А Бонелло — чего мелочиться — возводит на экране целую кукольную фабрику, где выпекают в промышленных количествах целлулоидных Габриэлей, конструирует мир будущего, где, возможно, кукол больше, чем людей.

О генетической связи «Предчувствия» с фильмами Дэвида Линча от «Синего бархата» (1986) до «Внутренней империи» (2006) даже и говорить неудобно. Бонелло слямзил у Линча все, что можно и что нельзя, включая интерьеры того самого клуба, где бармен, хлестнув коктейля из шейкера, вылетает на голубиных крыльях в окно. Стыдное кино, одним словом, как карманная кража.