Вчера в Театре у Никитских ворот состоялся премьерный показ спектакля "Убивец" по мотивам "Преступления и наказания". Автор инсценировки и режиссер-постановщик — Марк Розовский. Стихи Юрия Ряшенцева, музыка Эдуарда Артемьева.
"Есть какая-то тайна искусства, по которой эпическая форма никогда не найдет себе соответствия в драматической... Другое дело, если Вы как можно более переделаете и измените роман, сохранив от него лишь один какой-нибудь эпизод для переработки в драму, или, взяв первоначальную мысль, совершенно измените сюжет", — эта фраза из письма Достоевского стала эпиграфом к спектаклю Марка Розовского. Но ошибутся те, кто, прочитав ее в программке "Убивца", подумают, что режиссер решил буквально воспользоваться рекомендациями и, например, кардинально изменить сюжет. Вовсе нет. Напротив, исходя из того, что и характер событий, и их последовательность зрителю в общем известны, Розовский хотя и называет постановку "площадным действом", строит ее как ряд жанровых сцен: в трактире, в "конторе", на квартире у Раскольникова, у Мармеладовых... Строит по чисто бенефисному принципу, давая каждому из исполнителей возможность представить свой мини-спектакль. А некоторым даже не один раз, потому что роли в этой инсценировке прихотливо разбиты по парам: Мармеладов — Порфирий Петрович, Лужин — Свидригайлов и т. п. И если проникнутся сочувствием к страданиям Мармеладова мешает явное сходство актера Александра Иванова с генералом Макашовым, то, перевоплотившись в следователя, Иванов отставного забияку уже совсем не напоминает, а похож лишь на хорошего актера, удачно придумавшего гротескный рисунок роли и точно его воплотившего. Юрий Голубцов крайне утомителен в роли шарманщика, а точнее — Баяна, с маниакальным упорством повествующего о том, что мы и без того видим на сцене, зато дуэт его поручика Пороха с "мадам" Луизой (актриса Ирина Морозова, она же — мать Раскольникова) вполне может разыгрываться на уроках актерского мастерства. Объединение в одном лице (Эрнест Марчуков) господ Лужина и Свидригайлова не пошло на пользу ни одному из воздыхателей Авдотьи Романовны. Но больше всех не повезло Раскольникову и Соне: вокруг них бурлит какая-никакая жизнь, а им приходится упорно и монотонно тащить сюжет и "идею" инсценировки к достойному завершению.
Так для чего все-таки понадобилось Марку Розовскому приводить письмо Достоевского, если в своем спектакле он выбрал не "какой-то один эпизод", а переиграл буквально все, да еще потом пересказал каждый в специальном куплете, сочиненном Юрием Ряшенцевым? Сам режиссер объясняет это просто: Достоевский дает индульгенцию всем своим интерпретаторам и позволяет перенести роман на сцену "гамлетовским методом" соединения прозы с поэзией. В части поэзии гамлетовский метод "Убивца" предстает в виде бойких четверостиший, упоенно декламируемых персонажами: "Если сам ты сыт, одет и в ладах с судьбою, никакой заботы нет обществу с тобою" (Лужин); "Зачем учиться разным танцам, когда везде жестокий рок?" (Катерина Ивановна); "Ох, не просто девушке достаются денежки" (Соня); "Святая Катерина, пошли мне дворянина" (впрочем, это уже, кажется, из стихов г-на Ряшенцева по мотивам другого романа). Правда, не вся поэзия здесь так бытово-назидательна. Есть и почти державинские строки про то, что "все рабы, и никого меж Богом и червем". Жаль, что Розовский при всей очевидной любви к своим исполнителям заставляет их это произносить: все-таки надо быть актером уровня Олега Меньшикова, чтобы, серьезно читая со сцены такие стихи, не выглядеть при этом нелепо. Для дипломного спектакля это просчет непростительный. А судить "Убивца" по каким-то иным критериям, кроме как зачет по актерскому мастерству, было бы странно. Тем более что однажды уже попробовали и ничем хорошим это не кончилось.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА