В программе второй недели Лионской танцевальной биеннале доминировали спектакли, в которых хореография отодвинута на второй план или вовсе отсутствует. Зато гражданственная, идеологическая или морально-нравственная позиция представлена с чрезвычайной отчетливостью, в чем убедилась Татьяна Кузнецова.
Фото: Blandine Soulage / Petit Travers & le Quatuor Debussy
Фото: Blandine Soulage / Petit Travers & le Quatuor Debussy
Фото: Christophe Raynaud de Lage / ART.13-Phia Menard
Фото: Christophe Raynaud de Lage / ART.13-Phia Menard
Фото: Blandine Soulage / Petit Travers & le Quatuor Debussy
Фото: Blandine Soulage / Petit Travers & le Quatuor Debussy
Представления мимические, движенческие, театральные, цирковые, перформансы, visual-art признаны равноправными участниками танцевальных фестивалей еще в прошлом веке. Доля их в фестивальных программах неуклонно увеличивается, что считается признаком хорошего тона. Чистая хореография ныне кажется слишком традиционной и слишком технологичной, а стало быть, элитарной, что не совсем демократично. С другой стороны, демократического зрителя принято не просто развлекать, но воспитывать, пробуждая в нем гражданственное беспокойство или хотя бы активную работу мысли. А потому даже самые простодушные и приятные спектакли стараются выглядеть концептуальными.
Так, например, десять жонглеров из почтенной компании Collectif Petit Travers и музыканты еще более почтенного Квартета Дебюсси (Quatuor Debussy), исполняющие в 75-минутном спектакле «Nos matins interieurs» («Наши внутренние утра») микст из Генри Пёрселла и современного американского композитора Марка Меллитса, объединились, чтобы исследовать проблему личности в коллективе: как сохранить единство, не поступившись индивидуальностью? На самом деле проблемы нет: по тому, как артисты одеты (кому как удобно, соблюдена лишь цветовая гамма), по их улыбчивой предупредительности к партнерам, по разнообразию возрастов, темпераментов, манер и специализаций, по ментальной расслабленности жонглеров, не переживающих, когда мячик падает или трюк не удается завершить эффектной остановкой, сразу ясно, что в дружеском «Коллективе» свободно проявляются лучшие качества каждого его члена. Музыканты с 33-летним стажем совместной работы и подавно чувствуют себя одной семьей.
Сценография в виде подвижных белых кубов, из которых, как из Lego, удобно составлять разные уступчатые фигуры — постаменты для групп или площадки для игры,— объединяет легких пластичных жонглеров и подвижных участников квартета в общих мизансценах. Жонглирование очаровательно музыкально: белые мячи зависают на фоне черного задника, как задумчивые звуки Марка Меллитса, или беспокойно режут сцену замысловатыми траекториями, как барочные presto Пёрселла. Эпизод, имитирующий утреннюю репетицию (десять артистов отрабатывают каждый свой кунштюк, ничуть не мешая друг другу), наглядно демонстрирует, как привольно живется в этом сообществе индивидуальностей. Увы, режиссер Николя Матис заставляет жонглеров то и дело произносить увесистые монологи от первого лица, подтверждающие и без того очевидное; видимо, опасается, что без нравоучительного текста зрелище покажется слишком приятным и легковесным.
Признанная интеллектуалка Фиа Менар и ее «Компания Non Nova» до разговоров на сцене не опускаются, зато к программке ее спектакля «Art. 13» прилагается вкладыш со стихами гугенота-эмигранта Антуана де Шандье, изрядным фрагментом актуальной публицистики и цитатой из статьи 13 Всемирной декларации прав человека 1948 года, гласящей, что каждый имеет право жить там, где ему хочется. Признаться, шпаргалка не лишняя, поскольку зрелище, развернутое на сцене старинного театра «Селестен», направляло воображение по совсем иной колее. Когда некое существо в спортивных шортах, полосатой майке и круговой мохнатой маске с обклеенными фольгой глазами и зубами, проползя по зеленому ковру-«газону» вдоль аккуратно стриженных кустов, поднимается на ноги у стоящей в центре статуи нагого атлета и, отобрав у изваяния топор на длинной ручке, принимается громить им цоколь, на котором написано «Art. XIII», пытливый зритель может трактовать эту акцию по-разному. Как феминистский протест против патриархального общества, как негодование против цивилизации, уродующей живую природу, или, напротив, как защиту культуры от посягательств варваров. Но представить себе, что обломки голого гипсового мужчины, которые так и сяк перекладывает на газоне загадочное существо, означают «кровавые границы» европейских государств, разрушенные праведным движением защитников беженцев, без подсказки невозможно. Впрочем, и с обстоятельным объяснением зрелище не становится более занимательным или художественным. Зато, в отличие от статуи, произведение Фиа Менар неуязвимо: можно гарантировать, что цоколь ее правильной гражданственной и политической позиции не подвергнется ударам критики.