Звонок по «Зуму» застает ее во французской столице: балкон, солнце, звук мотороллеров — разве что утренний кофе с круассаном в кадр не вошли. Манижа много раз писала музыку за границей, но сейчас ее привели на берега Сены гораздо менее приятные события: сестра, которая давно живет там, попала в серьезную аварию, но, к счастью, сильно не пострадала. Сама Манижа остается жить в России.
Российская певица Манижа Хамраева (Манижа)
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
Российская певица Манижа Хамраева (Манижа)
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
«Мы все равны в боли, мы все равны в любви»
— Как вам «Евровидение-2022»? За кого болели, чье выступление понравилось больше всего?
— Буду честна: семейная проблема случилась как раз в период, когда началось «Евровидение». Я всегда с удовольствием слежу за конкурсом, а в этом году семейные обстоятельства меня вырвали из контекста, уже постфактум все узнала, посмотрела. У меня осталось очень много друзей с «Евровидения», которые делились своим фидбэком. Мне очень понравилось выступление испанки Chanel. Очень понравилась песня Kalush Orchestra. Чудесная песня у девушки из Португалии, MARO, настолько чистое и светлое выступление! Мне показался своеобразным выход Констракты из Сербии: ее песня «Biti zdrava» и концепция, которую она внесла в нее, меня очень тронула.
— Вы по-другому оцениваете выступления артистов на «Евровидении» после того, как сама там выступили?
— Только лишь оттого, что я знаю, каково быть на бэкстейдже, знаю, как это волнительно. На самом деле, это невероятное событие в жизни каждого музыканта, потому что на протяжении всего времени «Евровидения» ты живешь с ощущением праздника. Это действительно большой праздник музыки, и там работают фантастические профессионалы, мастера звука, света, режиссуры,— с ними было приятно взаимодействовать. И по сей день со многими мы остались в дружеских отношениях и общаемся.
— Какой сильный у вас новый клип Soldier! Когда главная героиня держит на руках главного героя — это же пьета, да?
— Здесь не было отсылки на пьету. Скорее это танец равенства, понимания, что мы все равны в боли, мы все равны в любви. И равны, когда нужно помогать друг другу.
— Вы написали песню в 19 лет. Можете рассказать ее историю?
— Я всегда очень любила творчество Джона Леннона и Йоко Оно: как-то так сложилось в моей жизни, что «War is Over» и все их манифесты мне были близки, как и песня «Imagine». В возрасте 19 лет я еще не осознавала масштаб этой песни и их манифестов. Только сейчас, почти в 31 год, я их ощущаю по-настоящему и по-новому понимаю тексты Джона Леннона. В 19 ты очень многое романтизируешь, а в 31 уже видишь больше жизни: реальность тебя скалывает, ты как камень — превращаешься в скульптуру (или скульптура, превращается в камень, процесс у каждого свой). Но тогда я написала Soldier совершенно с чистым намерением. У меня был искренний вопрос. И он остается: почему это происходит? Почему существуют войны? Почему насилие существовало, когда я и моя семья бежали из Таджикистана? И почему это продолжается и сегодня?
— Вы себе ответили на этот вопрос или нет?
— Я знаю только один ответ: мне очень важно сохранить внутри себя человека. И очень важно любить. Я люблю людей, несмотря ни на что, люблю свою семью, люблю себя и очень люблю музыку, я служу ей.
— Из всего этого полюбить себя — возможно, одна и самых сложных задач. Любить внешнее проще, чем то, что внутри, ты же знаешь, каким гадким и серым можешь быть.
— Любовь к себе — это не воспевание серых черт, а наоборот, работа над этим: осознать, что в тебе есть всякое, прекратить идеализацию себя и своих возможностей. Именно это помогает увидеть свой настоящий масштаб. Вопрос, что темного есть внутри меня, нужно задавать себе каждый день. И каждый день на него можно получать новый ответ. Мне бывает страшно, я бываю слабой — это то, что я в себе ощутила.
— Вопросы силы и слабости у вас идут красной нитью из интервью в интервью. Вы не раз говорили, как благодарны своей маме Наджибе за то, что она была сильной. В чем выражается эта сила?
— В милосердии. В том, что у моей мамы очень красочная и яркая жизнь, именно с точки зрения взаимодействия с разными людьми. В этой жизни было и много предательства, и много боли. Но все это не сделало маму обозленной, обиженной. Я всегда, еще будучи ребенком, задавала ей вопрос: вот как, как можно доверять всем?! Люди же могут и обмануть, и предать. И мама всегда говорила, что нужно просто знать, что они могут предать, но это не должно мешать тебе их любить. Я к этому потихоньку прихожу. Но я свидетель того, что это работает — для моей мамы работает. Я же себя ощущаю еще юной во многих вопросах.
«Национальность не определяет меня как человека»
— Вы до сих пор сталкиваетесь со стереотипами? Какие самые больные для вас?
— Не знаю ответа на этот вопрос, если честно. То ли потому, что стереотипов очень много, то ли из-за того, что не такие уж они и болезненные, когда ты к ним проще относишься. Но, наверное, для меня определение «человек» не имеет национальности. Человеческое для меня важнее, чем все внешнее.
— Вы рассказывали, что первое услышанное в детском саду слово после переезда из Таджикистана было слово «черножопая».
— «Черножопая», да.
— Тот факт, что вы звезда, теперь защищает вас от ксенофобии?
— Я совершенно честно, без кокетства, не считаю себя звездой. Мне не очень нравится это понятие — звезда, оно осталось еще со времен эстрады, советского времени, такой поэтический образ. Мне он не подходит. Сталкиваюсь ли я с ксенофобией? Да, сталкиваюсь. Но отношусь к ней как к данности: у меня слишком много опыта, чтобы понять, отчего она происходит, почему люди так себя ведут. И конкретно моя национальность не определяет меня как человека: то, какие поступки я совершаю, вообще не зависит от национальности.
— В ближайшее время вы собираетесь жить в Москве?
— Я человек мира, всегда себя им определяла, и моя музыка мультинациональна, мультиязычна. Для меня очень важно продолжать двигаться в этом направлении. Я не загадываю, где именно буду жить и работать.
— Вы до сих пор посол доброй воли Агентства ООН по делам беженцев. Чем вы занимаетесь в этом качестве сейчас? И вообще, в связи с последними событиями, не свернулась ли эта ваша деятельность?
— Нет, она не сворачивалась. И до того, как я стала послом доброй воли, я помогала беженцам, и сегодня мы очень много занимаемся этой проблемой. Мы все понимаем, что сейчас огромное количество беженцев находится на территории всего мира, и на территории Российской Федерации в том числе. Большинство из них — это женщины и дети. Первое, о чем мы сейчас должны думать,— об их безопасности.
В ноябре мы с мамой открыли фонд SILSILA, который собирали по крупицам несколько лет. Он занимается помощью людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, учитывает культурные особенности… Не люблю слово «жертвы», мы используем слово «клиента» или «клиентки». Наши специалисты говорят на разных языках, мы оказываем психологическую, юридическую помощь, а также взаимодействуем с огромным количеством пунктов временного размещения на территории Российской Федерации и вне ее, помогаем гуманитарно, психологически, всем чем можем.
— Когда вы открывали фонд, заложили квартиру ради этого. Уже выкупили ее назад?
— Это случилось не тогда, когда мы фонд открывали, а когда выпускали клип на песню «Мама»: мы одновременно запустили приложение SILSILA, сняли видеоклип, и да, действительно, заложили квартиру. Мы ее в итоге продали и фактически на эти деньги все это и реализовали. Нет, крыша над головой у меня есть, и все в моей жизни в порядке, не переживайте.
— В «Маме» приводится чудовищная статистика случаев домашнего насилия в России. Существует мнение, что агрессия в семье и агрессия внешняя, в том числе на внешнеполитическом уровне, очень связаны. А вы как думаете?
— Есть такое заблуждение, что домашнее насилие — это проблема только двух людей или какой-то одной семьи. Потому что она всегда остается за закрытыми дверьми. На самом же деле, домашнее насилие — всегда проблема социальная. Не только потому, что оно влияет на общественное здоровье: если показатель насилия в семье высокий, общество нельзя назвать здоровым. Не только потому, что атмосфера дома прямо влияет на то, каким гражданином, профессионалом или другом будет человек. Домашнее насилие — это всегда серьезная социальная проблема, прежде всего потому, что насилие — это калька поведения, которую мы перенимаем в обществе, в государстве, в культуре. Если дома прямое насилие одного человека над другим считается нормой, то оно автоматически переходит и на другие социальные структуры: на тюрьмы, на армию, на больницы, во внешнеполитические процессы насильственные методы и инструменты подавления переносятся и применяются точно так же.
Есть такой норвежский социолог и основатель дисциплины изучения мира и конфликтов Йохан Галтунг. Он разработал и описал теорию о прямом, структурном и культурном насилии. Стоит его почитать. Я бы еще обратила внимание на то, что агрессия и насилие — далеко не синонимы, поэтому я бы не стала подменять одно другим. Это распространенное и довольно опасное заблуждение. Агрессия сама по себе — это всего лишь эмоция, причем привычная и даже нормальная часть всего диапазона человеческих эмоций. Мы ведь вряд ли можем выбирать, что чувствовать. Но что делать со своими чувствами и эмоциями — всегда наш выбор. И реализовывать агрессию в насильственном действии — никогда не единственный вариант. Даже когда мы защищаемся, отстаиваем свои интересы и безопасность сейчас или в будущем, мы всегда можем выбирать инструменты в пользу ненасилия. И этому выбору мы, люди, тоже учимся, в том числе и у государства.
«В концертах для фондов было очень много жизни»
— С чем вы выступите на фестивале «Стереолето» 13 июня?
— Я так люблю это место, где проходит «Стереолето», сама была там зрителем и сейчас с большим удовольствием буду участником фестиваля. Я вижу выступление так: как можно больше импровизации, больше жизни, больше настоящего. Я никогда не готовлю какую-то суперспециальную программу: доверяю своим чувствам, и моя команда, мои музыканты работают так же. За несколько дней до фестиваля понимаем: что мы чувствуем — то мы и хотим спеть, так мы и хотим сыграть. И прямо во время выступления мы можем вызвать из зала людей и вместе с ними петь. Кстати, мы пару раз так отыскали несколько талантов, случайно. У людей в ситуации стресса и волнения вдруг начинает открываться творческое «я», они начинают так невероятно петь, что еще раз доказывают: все мы — дети музыки.
— У вас отменился концерт в начале февраля из-за ковида. То есть это выступление будет впервые после долгого-долгого перерыва?
— Да-да, все верно. Вообще, в прошлом году было много концертов. Для меня любое выступление — будь то часть фестиваля, или какой-то корпоратив, или выступление для фондов — это концерт. Маленький, большой — неважно. Пандемия научила ничего не ждать, а делать то, что можно или что получается прямо сейчас. Если раньше сольный концерт казался точкой отсчета, то сейчас уже все по-другому: любой концерт — это огромное счастье.
— Над чем вы сейчас работаете?
— Я пишу материал, веду немного отшельнический и непубличный образ жизни. Плюс мы дали немало концертов (и продолжаем давать) для волонтеров, врачей различных фондов, которые сейчас из-за экономической блокады столкнулись с большим количеством проблем. Многие фонды, к сожалению, закрываются. И первое, что мы почувствовали с командой,— что хотим помогать людям помогающих профессий. Вдохновлять их на то, чтобы они продолжали свою работу. Мы готовим еду сами, дома, приходим с ней в фонды. Сначала вкусно всех кормим, потом наливаем чай и после этого — без подзвучки, без какого-то света, элементов шоу — берем гитару в руки и поем вместе с ними. И эти концерты я запомню навсегда, потому что в них за эти месяцы было очень-очень много жизни.
— К каким фондам вы ходили?
— «Вера», «Ночлежка», «Дом с маяком», сейчас будет концерт для «Хрупких людей», также в Санкт-Петербурге открылось фантастическое место — оно называется «Нормальное место», и мы будем выступать перед всеми, кто работал над этим проектом. Выступали в Школе филантропии, где как раз готовят специалистов, которые занимаются всевозможными фондами: «Друзья», Фонд Константина Хабенского и других. Также сейчас будет концерт для фонда «Подари жизнь», и еще много чего. Мы собираем информацию о том, с какими проблемами сталкиваются благотворительные организации, у кого самый высокий порог риска, и приходим к ним поддержать. Сейчас я приеду в Санкт-Петербург и очень хочу доехать до фонда «Антон тут рядом», познакомиться с Любовью Аркус и тоже сделать концерт.
«Никогда не могла подумать, что во мне течет и кровь американских индейцев»
— Spotify приостановил работу в России. Как это отразилось на вас?
— Конечно, я понимаю, почему Spotify ушли. Но при этом считаю, что должно быть место и площадка, где ты можешь говорить, можешь высказываться, можешь петь, и этих площадок должно быть больше. Это к вопросу о том танце равенства, который я показала в клипе Soldier. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы у музыкантов была возможность высказаться через музыку, а для этого надо дать людям платформы, специализирующиеся на ней. И очень жаль, что многие эти платформы уходят сейчас.
— Вы до сих пор дружите со школой фитнесса #Sekta?
— Я дружила всегда с ее основательницей Олей Маркес, с #Sekta никогда не была связана: я люблю поесть, и мне сложно даются такие проекты.
— А когда вы готовили для волонтеров, что это было?
— Мы готовили вместе с командой, нас много. Например, пекли профитроли: у нас есть невероятная Наташа, она мама нашего менеджера Ани, и она так вкусно готовит! Однажды вместе с ней мы испекли «Наполеон», пекли пироги, в общем, много чего делали вкусного: все должно было быть горячим и очень домашним.
— Тогда еще вопрос из категории вещественных: вы ведь модница? Каждый раз вы в запоминающихся нарядах, и это касается не только сцены.
— Спасибо. Я люблю искусство, меня так воспитала мама. Она дизайнер одежды и сшила мне очень много нарядов для сцены. Когда мы разбираем гардероб, она всегда говорит: «Отдай, ты же это не будешь носить». А я отвечаю: «Нет, это будет как память, когда-нибудь открою музей». Мама все эти наряды всегда делала вручную. Для меня неважно, какой на мне бренд. Важно качество и то, что будет подчеркивать мою индивидуальность.
— И до сих пор все костюмы, в которых вы, а может быть, и ваша команда выходит на сцену, шьет мама?
— Да, конечно.
— Бываете ли вы на родине?
— Я была на родине в 2019 году на съемках клипа «Недославянка». Мы хотели поехать в марте этого года, когда исполнилось 12 лет со дня смерти моей бабушки, почтить ее память. Но не смогли и планируем этим летом обязательно съездить в Таджикистан. Лето там всегда жаркое, вкусное, красивое. Мечтаю доехать до гор, окунуться в горную речку и восстановить силы.
— Очень многие сейчас испытывают диссонанс, не поддерживая официальную политику страны, но не будучи готовыми уезжать. Как вы этот вопрос решаете для себя?
— Я просто делаю то, что умею и люблю, и все. Много занималась и занимаюсь социальной деятельностью. Сейчас, мне кажется, социальные проблемы стали еще более остры, я понимаю, насколько это важно, насколько нужно. И понимаю всю степень ответственности, которую возлагаю на себя. Иногда с ней не справляюсь, иногда бывает тяжело. Мне помогает моя многонациональность и опыт моей семьи: я из семьи кочевников, которые передвигались из одного места, из одного народа в другой испокон веков. И я боюсь, у меня этот ген тоже есть. Для меня безумно важен этот опыт — опыт передачи информации, опыт передачи доброты и человечности.
— Вы делали тест ДНК, и у вас там 32 национальности.
— Причем каждые полгода компании, которые занимаются этими тестами, расширяют базу ДНК и определяют еще больше составляющих твоей национальности. Я иногда захожу почитать что-то новое про себя и, конечно, восхищаюсь тем, что во мне есть. Например, там есть американские индейцы — никогда не могла подумать, что во мне течет и эта кровь. Как вообще это возможно?!
— А какой процент?
— Небольшой, по-моему, 3%. Мы ездили в 2019 году к настоящему вождю, проходили обряд, меня посвящали в индейцы. Сняли об этом документальный фильм, он называется «Who Am I», его можно посмотреть на YouTube.
— Вот эта внутренняя свобода, которая, как мне кажется, есть у вас,— она воспитываемая?
— Мне очень приятно, что вы ее видите.
— Она появилась вопреки или благодаря?
— Благодаря, конечно. Благодаря людям, которые меня окружали и окружают. Благодаря любви, которую они мне давали и дают.