Январские обыски в квартирах чеченцев, не первый год живущих в Германии, да еще с привлечением сил спецназа в 180 штыков, впечатление произвели, но результатов не дали. То же, в принципе, можно сказать и о полицейском докладе, где впервые заявлено о «рабочих» контактах преступных кланов, укоренившихся в ФРГ с 1960–1970-х, с новыми иммигрантами. «Огонек» присмотрелся к этому криминальному интернационалу и попытался понять, почему ему так уютно в Германии.
При обысках в этнических кварталах берлинская полиция больше не церемонится. В данном случае под подозрение попала мечеть
Фото: Reuters
При обысках в этнических кварталах берлинская полиция больше не церемонится. В данном случае под подозрение попала мечеть
Фото: Reuters
Предупредительный выстрел
Так что это было? По сведениям, попавшим в прессу, резкие меры объясняются тем, что одно из лиц, у которого провели обыски, «засекли» за неумеренной видеосъемкой Новой синагоги в берлинском районе Митте из окна автомобиля на телефон. По номерам вычислили владельца машины, установили контроль и из его разговоров сделали вывод, что чеченцы хотят ее взорвать. Никаких конкретных данных о подготовке теракта, судя по всему, не было, но дабы показать, что все под контролем, был проведен полицейский рейд (привлечение спецназа объясняется тем, что подозреваемые могли иметь боевые навыки). Стоит отметить: немецкая полиция и спецслужбы практикуют такие меры в отношении исламистов, не только чеченцев, достаточно часто.
Не заставила себя ждать реакция правозащитников. Через газету «Ди Вельт» председатель Германо-Кавказского общества Эккехард Маас адресовал начальнику криминальной полиции Берлина ряд претензий, суть которых в том, что акция была не правоохранительной, а «пропагандистской». С этой целью, мол, наручники надевали под фотокамеры; никакого режущего и колющего оружия в протоколах изъятия не отражено; да и сама видеозапись, где зафиксированы подходы к синагоге, сделана с целью показать друзьям виды Берлина… В общем, продемонстрированное усердие «наводит на мысль о пиаре нового отдела полиции по борьбе с исламизмом» и «крайне негативно влияет на доверие беженцев к нашему государству», а ведь такое доверие — «предпосылка для их интеграции, в которой мы должны быть заинтересованы».
Представитель главы Чечни в ФРГ Тимур Дугазаев о ситуации с арестами и обысками
Очень похоже, что полиции еще достанется, хотя проблемы с «доверием», мягко говоря, обоюдные. Конфликтов с участием иммигрантов в последние годы в ФРГ было столько, что они не оставляют больше равнодушным ни общество, ни профессионалов. Мало того: полиция стала корректировать тактику после того, как следствие по делу тунисца Аниса Амри (это он в 2016-м грузовиком раскурочил рождественскую ярмарку в Берлине, погибли 11, пострадали 50 человек; сам Амри был убит через несколько дней) стало выводить на тех, кто связан с бойней в Париже (2015 год — погибли 130, ранены 350) и Брюсселе (2016-й — погибли 32, пострадали 250). Эксперты комментируют: силы охраны порядка церемонятся меньше. Тех, кто попал в поле подозрения, задерживают и обыскивают: пусть не всем после предъявляются обвинения, но что будет в случае противоправных, а тем более террористических действий, дают ясно понять.
Не здесь ли объяснение нынешней волны обысков? Те, кто давал отмашку, не могли не держать в голове, что по делу «рождественского убийцы» из Туниса был арестован и некий Магомед-Али С, то ли чеченец, то ли дагестанец 1987 года рождения (въехал в ФРГ из РФ в 2011-м по прошению о предоставлении убежища, ему было отказано, но остался по состоянию здоровья). Не секрет для профессионалов и то, что фанатики, подготовившие теракты во Франции и Бельгии, держали на мушке и ФРГ, а спугнули их профилактические действия немецкой полиции.
При чем тут, скажете вы, выходцы с Кавказа? Ответ есть: немецкие эксперты считают, что радикализация чеченцев, в основном молодежи, происходит чаще всего уже после выезда на Запад, под влиянием арабских проповедников. При этом чеченцы начинают играть даже более активную роль, чем единоверцы из других диаспор. Этой активностью — в контактах и в поведении — чеченцы, проживающие в Германии, и привлекают внимание полиции.
Но и это не все. В конце 2019 года берлинская уголовная полиция в отчете об оргпреступности в столице пролила свет и на то, как устроена не джихадистская, а криминальная интеграция.
Впервые было сообщено, что арабские кланы (старая иммиграция в ФРГ) установили «рабочие» контакты с чеченцами. И нанимают их в случаях, когда нужно запугать или продемонстрировать особую жесткость, скажем, для вымогательства.
В том же отчете напоминается: в 2016 году чеченцы доминировали в группе байкеров Guerilla Nation, распавшейся после громкого убийства одного из членов группы (см. «Огонек», №1 за 2018 год). Сообщается и об арабском клане Аль Зайн, использовавшем чеченцев при попытках вымогать деньги у популярного среди молодежи рэпера Capital Bra. Арабы, как предполагается, обратились к чеченцам, поскольку те, как и Capital Bra (настоящее имя — Владислав Баловацкий), выходцы с «постсоветского пространства».
В отчете берлинской полиции выходцы из Чечни названы наиболее опасной частью «русско-евразийского» преступного подполья (речь о выходцах с территории бывшего СССР). Их группировки, по оценкам берлинской полиции, мало чем отличаются от ливанских кланов (старожилов криминального мира ФРГ) — та же сплоченность, то же неприятие власти, то же нежелание интегрироваться и готовность к эскалации. Не у всех (общую численность этой диаспоры в ФРГ оценивают примерно в 40 тысяч), но у многих ее членов есть, по мнению полиции и спецслужб, и серьезный боевой опыт. Аналитики уже осторожно задаются вопросом, как это может изменить и весь рынок этнической преступности, который в Германии в принципе поделен.
Тут чтобы понять, о чем речь и насколько вопрос серьезен, нужно сменить угол зрения и объяснить, как все устроено на настоящий момент. На кону ведь не только деньги и криминал, но и сам по себе социальный уклад — потому что как старые, так и новые беженцы принесли в Германию и утверждают в ней иной, часто весьма агрессивный образ жизни, который немецкому обществу все трудней переваривать.
Домкрат и золото
В конце ноября 2019-го суд в Эрлангене (Бавария) приговорил 22-летнего Виссама Реммо к двум с половиной годам тюрьмы за совершенную годом раньше кражу гидравлического домкрата. Стоимость похищенного не превышала нескольких тысяч евро, но дело вызвало в Германии большой резонанс, поскольку на скамье подсудимых оказался один из членов печально известной арабской семьи Реммо, живущей в Берлине уже более 40 лет и состоящей примерно из 500 человек. Главное же — члены этой семьи (по сути — клана) совершили или подозреваются в совершении едва ли не всех мыслимых преступлений, а именно: убийства, ограблений со взломами и подрывами, вымогательств, а также в хранении оружия, наркоторговле, укрывательстве награбленного, контрабанде, нелегальной трудовой деятельности, отмывании денег...
Легендарным стало ограбление сберкассы в Берлине в 2014-м. Вот обстоятельства: преступники сначала совершили подкоп и обесточили здание, потом проникли в него через служебный вход, выгребли из банковских ячеек несколько миллионов евро, а на прощание… взорвали дом. При этом был ранен один из похитителей — по его ДНК полиция и установила, что это один из Реммо. Его вычислили и посадили. Деньги, однако, найдены не были, а брат арестованного, живший на соцпомощь, вдруг стал приобретать объекты недвижимости. Средства он будто бы получал из Ливана, от родственников. Доказать, что это не так, немцы не смогли.
Самые громкие музейные ограбления в Германии последних лет
Теперь о домкрате, с дела о похищении которого мы начали наш рассказ. Обычно такие используют спасатели, чтобы открывать двери машин, покореженных в автокатастрофах. Но грабителям, в частности людям из клана Реммо, он нужен для взлома дверей и оконных решеток. Например, для проникновения в берлинский музей Боде в 2017-м с целью похищения уникальной золотой монеты весом 100 кг и стоимостью 3,75 млн евро (см. подробности под рубрикой Хроника). Прокуратура считает это делом рук вышеупомянутого Виссама и двух его младших братьев — школьников, уже попадавшихся на кражах одежды и продуктов.
В краже монеты их заподозрили летом 2017-го, тогда же и задержали, но из соображений гуманизма выпустили. Суд начался в январе 2019-го и тянется до сих пор, поскольку улики против них только косвенные. Нетрудно сообразить, что Виссам Реммо украл домкрат и был осужден за это... в перерывах между судебными заседаниями по его делу в Берлине. Но, возможно, все еще интереснее.
В разгар берлинского суда и буквально накануне оглашения приговора в Эрлангене — 25 ноября 2019 года — в Дрездене произошло потрясшее всех ограбление музея «Зеленые своды» (см. ниже). По замыслу, дерзости и технике оно напомнило и похищение монеты из музея Боде, и ограбление сберкассы, и ряд других дел клана Реммо. А в середине декабря, узнав об украденном домкрате, эксперты предположили, что он же был применен и для проникновения в сокровищницу саксонских курфюрстов. Причем нельзя исключать и возможность личного участия Виссама Реммо в этом ограблении: он ведь все время был на свободе.
Параллельный мир
Впрочем, не взяли его под стражу и после суда. Как сказал баварский судья, кто пришел в суд без конвоя, может до вступления приговора в силу оставаться на свободе. Это не наивность и не проявление либерализма, а трезвое восприятие реальности. Баварский судья с сожалением отметил, что закоренелому преступнику «помогла» медлительность берлинских коллег. Мог бы сказать — вся судебная система.
Суды в стране и впрямь работают очень медленно. От момента преступления до вынесения приговора зачастую проходят годы. Немало случаев, когда дела закрывают просто потому, что заканчивается установленный законом срок рассмотрения. Во многом это связано с тем, что судить некому: в стране не хватает тысяч судей, прокуроров, следователей. Конечно, можно было бы выучить и набрать новый персонал, но ФРГ 10 лет назад решила жить без новых долгов, перешла ради этого на режим строжайшей экономии госрасходов и теперь реально страдает от нехватки чиновников и госслужащих.
Выигрывают от этого преступные элементы, прежде всего крупные международные группировки, среди которых в ФРГ особое место занимают арабские и турецкие кланы. Их в стране от 12 до 20. Точно полиция не знает, так как доступа в этот параллельный мир не имеет. В статистике МВД, эти кланы стоят в одном ряду с итальянскими мафиозными кланами — ндрангетой, каморрой, Коза-нострой. Впрочем, та же статистика говорит: из 45 дел, заведенных на кланы в 2018 году, 24 дела касаются арабских семей. Из 654 фигурантов этих дел больше всего ливанцев (152 человека). Немцев (чаще всего это турки и арабы, получившие гражданство ФРГ) среди фигурантов 148, граждан Сирии — 54, Турции — 52.
Что касается профиля, то грабежи и вымогательства — вершина айсберга. Кланы активно инвестируют и в недвижимость, которую также используют криминально.
Чаще всего покупают дома и участки в Берлине и в тех регионах на западе страны, которые в конце ХХ — начале XXI века перестали быть центрами металлургии, угледобычи, легкой промышленности (Рурский бассейн, Саар, Кайзерслаутерн). Работа оттуда ушла, население сократилось, многоквартирные дома постепенно ветшают, поскольку у городских властей нет денег на их содержание. Кланы за бесценок скупают такие дома (и даже кварталы) и сдают квартиры беженцам, иностранцам и совсем бедным немцам, живущим на социальную помощь. Это выгодно и надежно, ведь за их жилье платит город, у которого, однако, нет ни людей, ни средств на то, чтобы контролировать ситуацию в таких домах. А потому некоторые районы становятся в полном смысле слова арабскими территориями, на которых действуют мусульманские нормы жизни.
Самый яркий пример — район Марксло в Дуйсбурге, это в Рурской области на крайнем западе страны. В 1964-м, на пике экономического чуда, в этом индустриальном центре было 30 тысяч жителей, преимущественно гастарбайтеров — турки, выходцы из Югославии, марокканцы, итальянцы. В 2010-м осталось 17 тысяч. А затем, когда жилье стали скупать кланы, население пошло в рост за счет многодетных выходцев из Турции и Ближнего Востока. Сейчас из 21 тысячи жителей почти 60 процентов — турки, арабы, цыгане. Летом 2015-го полиция официально заявила, что Марксло стал неконтролируемым районом (No-Go-Area), в котором невозможно гарантировать порядок и безопасность, поскольку кланы полностью игнорируют немецкие властные структуры. Аналогичная ситуация в берлинском районе Нойкёльн, в некоторых кварталах Дюссельдорфа, Бремена, Кёльна, Эссена.
В начале 2019-го полиция впервые сделала попытку доказать, что она все же контролирует ситуацию. 1300 полицейских и три сотни сотрудников прокуратуры, таможни, финансовых служб провели одновременно в шести городах обыски в барах, кафе, чайных, дискотеках, букмекерских конторах. Во многих заведениях были найдены наркотики, оружие, контрабандный табак, большие суммы денег. Были досмотрены более 800 автомобилей, проверены документы 1500 человек, предъявлены более 500 обвинений в нарушении общественного порядка и правил торговли, выписаны более 400 штрафов.
В течение года были проведены еще несколько не менее впечатляющих акций, вроде ареста 77 объектов недвижимости, принадлежащих кланам. Из 16 млн евро, добытых арабо-турецкими кланами в 2018-м, 12 млн были «заморожены» государством, поскольку с 2017 года страны ЕС договорились арестовывать средства непонятного происхождения. Новые нормы должны положить конец понятной, но неконтролируемой практике кланов, нелегально переправляющих деньги из ФРГ в Ливан или Турцию. Там они расходятся по родственникам, отмываются ими и, вернувшись через банки в Германию, используются для покупки фирм, недвижимости, дорогих машин и т.д. Решение ЕС должно было сделать все международные трансферты прозрачными и понятными, заставить кланы заняться еще чем-то. Но по непонятным причинам парламент Германии смягчил требования ЕС, и, похоже, через какое-то время кланы сумеют через суды добиться возврата арестованных миллионов, домов и автомобилей.
Куда бежать из убежища?
Все это вызывает недоумение и раздражение в Германии, но по-настоящему пугают немцев фантастическая наглость пришельцев и беспомощность властей. Иллюстрацией этого стал скандал вокруг Ибрагима Мири, главаря клана, в котором около 3000 человек, обитающих в Бремене (всего 500 тысяч жителей).
История следующая. Мири приехал в ФРГ из Ливана в 1986 году в возрасте 13 лет. Вид на жительство ему не дали, но и выслать не смогли, поскольку у него не было документов. Его не раз судили за мошенничество и вымогательство. В последний раз (в 2014-м) приговорили к шести годам тюрьмы за организацию торговли наркотиками и оружием, а чтобы исключить выход по УДО, Мири в июле 2019-го попросту вывезли на родину и запретили возвращаться. Это было незаконно, и адвокат подал жалобу в суд. Рассмотреть ее не успели, поскольку в октябре Мири неожиданно объявился в Бремене. Он въехал нелегально, но скрываться не стал, а заявил, что просит убежища, так как на родине его преследует «Хезболла» (эта шиитская организация играет важную роль в современном Ливане), которая поддерживает ливанскую семью, с которой он, Мири, в состоянии кровной вражды. И поскольку там, на родине, его ждет смерть, он имеет право на временное убежище в ФРГ. Расчет был простой: рассмотрение просьб об убежище занимает месяцы и годы, а потому он может жить по-прежнему как рыба в воде. Возникло ощущение, что так и будет. Сам глава миграционной службы (BAMF) Ханс Экхард в интервью Bild напомнил: «Право на убежище гарантировано у нас Конституцией, поэтому мы обязаны рассмотреть просьбу Мири в установленном порядке».
Но в СМИ и соцсетях поднялась буря протестов, делом занялся Бундестаг, по решению «сверху» миграционная служба рассмотрела просьбу об убежище и отказала за один день. Еще через несколько дней его снова депортировали в Ливан — очень спешили, так как было опасение, что его клан (до 3000 человек), попытается освободить его.
Вообще, ливанские, палестинские и курдские семьи появились в Западной Германии в 1980-е как беженцы от войны, имеющие специальный статус, позволявший оставаться в странах Запада. Работать им сначала не разрешали. «Да они этого и не хотели,— уверен востоковед и доктор политологии Ральф Габдан, бежавший из Ливана в Берлин в 1976-м.— Они быстро поняли, что, получая наркотики с Ближнего Востока, в Германии можно зарабатывать миллионы, а принципы политкорректности, восторжествовавшие в ФРГ в 1970–1980-е, надежно защищают и от необходимости интегрироваться, и от критики в СМИ и обществе, и даже от полицейского преследования. В ФРГ было негласно запрещено упоминать этническое происхождение подозреваемых, чтобы не дискриминировать и не стигматизировать целые нации». По той же причине полиция долго, практически до 2018 года, предпочитала не трогать их, зная, что иначе на нее обрушатся обвинения в расизме, ксенофобии и фашизме. Да и сейчас в стране многие убеждены, что к беженцам нельзя подходить с мерками, существующими для местного населения.
Табуизация этнической преступности полностью соответствовала «родоплеменным» традициям арабов, говорит профессор Габдан, который исследовал процессы иммиграции из исламских стран в Принстоне (США) и Евангелической высшей школе в Берлине. «Государство им не указ, для них существует лишь семейное право. Поэтому все попытки интегрировать эти семьи в принципе не могут принести результата. Они хотят жить, живут и будут всегда жить в Германии, как на родине... Немцы наивно считали, что помогут интеграции турецких гастарбайтеров, разрешив им в 1970-е привезти в ФРГ семьи, но на самом деле это лишь укрепило стену между ними и государством. Кланы рассматривают Запад как добычу, а властные структуры — как помеху и делают все, чтобы уйти от контроля. Солидарность клана — его главное оружие».
Профессор, похоже, сумел сделать то, что не удавалось до него никому. Его выводы, пусть и без ссылки на источник, убедили МВД, и в недавнем отчете об оргпреступности они приведены как методическое определение кланов. «Их отличает патриархально-иерархическая структура; отсутствие желания интегрироваться; стремление к эскалации даже по ничтожным поводам; умение при необходимости быстро мобилизовать всю семью на борьбу, например, с полицией, или соперниками». Если возникает конфликт с полицией, человек тут же вызывает на подмогу родственников, настроенных всегда агрессивно. Регулярно сообщается о нападении на полицейских, пытавшихся, например, оштрафовать араба — нарушителя ПДД. В полиции и в суде они всегда молчат, зачастую ссылаясь на незнание языка. Но многие, особенно женщины, и правда, прожив всю жизнь в Берлине, не знают ни слова по-немецки.
В недавнем интервью берлинской BZ Ральф Габдан в очередной раз призвал власти понять, что «мусульмане, идентифицирующие себя с исламом, воспринимающие Коран дословно, по определению — противники западного общества. Ислам не позволяет интегрироваться».
Сам профессор, к слову, живет под защитой полиции, поскольку его книга «Арабские кланы — недооцененная опасность», вышедшая в 2018 году и ставшая бестселлером, вызвала гнев как самих кланов, так и левых, поставивших его на одну доску с расистами и нацистами за охаивание ислама и мусульман.
Увы, нет единой линии по отношению к этим группировкам ни у руководства страны, ни у властей федеральных земель. Яркий пример — столичная мэрия, в которой глава МВД (социал-демократ) требует усиления контроля над кланами, а глава социального ведомства (член Левой партии) видит в этом проявление дискриминации. В сложном положении постоянно оказывается полиция: что бы она ни сделала, все будет раскритиковано. Многие в берлинской полиции, как и Сьорс Камстра, прокурор, непосредственно занимающийся клановой преступностью, настроены цинично-оптимистично: наши политики не позволят кланам исчезнуть, мы обеспечены работой на всю жизнь. Трудно предсказать, в какую сторону качнут весь этот непростой расклад новые кланы, которые прибывают с новыми иммигрантами. Но из тревожных экспертных оценок просматривается — вряд ли это будет в ту сторону, в которую хотелось бы полицейским властям…