В издательстве сommon place вышла книга Елены Шварц «Войско. Оркестр. Парк. Корабль» — переиздание четырех машинописных сборников классика ленинградского андерграунда, позволяющее по-новому увидеть корпус ее текстов
Фото: Common place
В отличие от многих поэтов ленинградского подполья, у Елены Шварц вполне счастливая издательская судьба: прижизненное четырехтомное собрание сочинений, несколько избранных, пара сборников разного рода маргиналий. Тем не менее эта книга — большое событие. Здесь впервые воспроизводятся четыре машинописных сборника Шварц: «Войско, изгоняющее бесов» (1976), «Оркестр» (1978), «Разбивка парка на берегу Финского залива» (1980) и «Корабль» (1982). Тексты ее главного периода, с конца 60-х по начало 80-х, попадают к нам в том виде, в котором их получали современники, читатели самиздата. Хорошо знакомые стихи начинают звучать немного по-новому.
Есть очевидная оппозиция: классики и романтики, поэты, имеющие программу, метод и систему взглядов, и поэты, отдающиеся стихии, ломающие каноны. В ленинградском подполье среди первых: Бродский, Еремин, Кривулин, Стратановский; вторые: Аронзон, Миронов, Филиппов. Поэзия Шварц учитывает эту оппозицию статики и динамики, но не вписывается в нее. Она не мечется между противоположностями, но стягивает их странным напряжением.
В ее стихах филигранная структура, философская выверенность мысли расплавляется анархической страстью, заново твердеет в жесткий порядок и взрывается вновь. В полной мере эта логика раскрывается именно в масштабах авторских сборников. Их изысканные, тщательно продуманные конструкции связывают стихи, поэмы и циклы в крепкие, обладающие внутренней логикой большие формы. Однако цель этих форм — не стоять, но рваться, едва сдерживать внутренний напор невиданной силы.
Это особенно заметно в первом и лучшем ее сборнике «Войско, изгоняющее бесов». Это не просто собрание стихотворений, это армия текстов. Стихи разделены на «Преторианцев» (пехоту), «Конницу» и «Осадные машины». Цель этого боевого построения — прорвать оборону темных сил, зачистить территорию. Иначе говоря, цель — спасение.
Однако в неортодоксальной, еретической теологии Шварц эта задача требует постоянной перемены стратегии и тактики, неожиданных отступлений и прорывов. Враг, дьявол, коварен, и не менее хитер предполагаемый союзник, Бог. Контингент армии ненадежен. Он собран из предательских сил глупой жизни и слабого тела.
Соловей спасающий
Соловей засвистал и защелкал —
Как банально начало — но я не к тому —
Хотя голосовой алмазною иголкой
Он сшил Деревню Новую и Каменного дышащую мглу,
Но это не было его призваньем. Он в гладком шаре ночи
Всю простучал поверхность и точку ту нашел, слабее прочих.
Друг! Неведомый! Там он почуял иные
Края, где нет памяти, где не больно
Дышать,— там они, те пространства родные,
Где чудному дару будет привольно.
И, в эту точку голосом ударив, он начал жечь ее
как кислотой,
Ее буравить, рыть, как роет пленник, такою ж
прикрываясь темнотой.
Он лил кипящий голос
В невидимое углубленье —
То он надеялся, что звук взрастет, как колос,
Уже с той стороны, то умолкал в сомненье.
То просыпался и тянул из этой ямки все подряд,
Как тянут из укуса яд.
Он рыл туннель в грязи пахучей ночи
И ждал ответ
С той стороны — вдруг кто-нибудь захочет
Помочь ему. Нездешний свет
Блеснет. Горошинку земли он в клюв тогда бы взял
И вынес бы к свету чрез темный канал.
Спасение в мире Шварц устроено так же, как и ее поэтика. Действие и ожидание, верность и мятеж постоянно превращаются друг в друга. Смирение равняется бунту, потому что бросает вызов врожденной слабости человека. Бунт — смирению потому, что покоряется ей.
Так добывается ужасная благодать. Ее тяжесть облегчается лишь в постоянной суетной растрате — в греховных пустяках секса и алкоголя, изматывающих и истончающих тело.
Тело — одна из тех сцен, на которых разворачивается эта барочная мистерия спасения. В своем устройстве оно подобно книге. Внутри у него — крепкая архитектура кости, невидимый склеп, уготованный грядущей смерти. Снаружи — зримая поверхность кожи. Кожа — текст, пожираемый жадными глазами незваных читателей. Посредине бьются и не находят выхода кровь и душа.
За пределами этой малой сцены сцена большая — город и мир. И то и то — блаженно-проклятое пространство, стройная архитектура которого едва сдерживает взрыв насилия, рвущегося изнутри и снаружи. И мир, и город (разумеется, Ленинград), как тело душой, наполнены Богом. Тот не раскрывает границы, но проницает их, находится внутри и снаружи разом. Приходит и оставляет.
Эти сцены не только подобны друг другу, но сливаются в непрекращающейся метаморфозе. Тело обживается, строится как город, растет как куст, раскидывается как страна. Космос читается и пишется как книга. Само письмо — плод сладости и боли.
Составляющие ткань этих пространств человеческая плоть и чувственная материя мира прекрасны и несовершенны. Как принципиально несовершенны стихи Шварц. Их гармония всегда подточена, изъедена томлением смерти.
Поэзия вынуждена обитать в слишком тесных клетках строф, а душа — покоряться механике телесного автомата. Она требует помощи с той стороны, у Бога, но тот длит испытание. Поэтому душа пытается перехватить у него инициативу спасения. Смиренная любовь превращается в богоборческую обиду. Молитва — в освободительную судорогу.
«Соловей спасающий», персонаж одного из великих текстов «Войска», пробивает своим пением в поверхности мира дыру, туннель на ту сторону — к родине поэзии и благодати. Невозможным усилием он выбрасывает сквозь это отверстие всю землю целиком к свету. Трехмерное пространство человеческого обитания проваливается в божественную воронку.
Так работают стихи Шварц. В накрепко установленных волей Бога и автора координатах рождается вихрь. Он расшатывает стройные структуры мира, книги и тела, втягивает их в водоворот четвертого измерения. Так поэзия рождает парадоксальную геометрию спасения.
Елена Шварц. «Войско. Оркестр. Парк. Корабль. Четыре машинописных сборника». Издательство сommon place, 2018