Облако в кадрах

В прокат вышел фильм Александра Шейна «ВМаяковский». Точнее говоря, не фильм, а мультимедийный НЛО, несколько лет перелетавший с одной музейно-театральной площадки на другую и в нормальном кинопрокате без ущерба восприятию не умещающийся. Михаил Трофименков уважает смелость, с которой Шейн отвергает школярские представления о байопике, и сожалеет, что ответ на актуальные вопросы он находит в «старых учебниках».

Шейн говорит, что «ВМаяковский» был задуман как нормальный байопик с декорациями и психологическими нюансами. Но очень быстро режиссер понял — честь ему и хвала,— что жанр утратил всякий смысл. «Реалистическая», «психологическая» биография — грим на лице знатного мертвеца, заведомая фальшивка, галочка в отчете о творческих мероприятиях к юбилею Великого Человека. Когда речь идет о титане, как Маяковский,— фальшивка вдвойне. Шейн отлично знает, как нельзя, как уже невыносимо снимать.

Фильм начинается как застольная читка сценария отменным актерским коллективом. На самом деле на экране никакая не Чулпан Хаматова, примеряющая на себя роль Лили Брик или объясняющая Юрию Колокольникову особенности «криков» Маяковского. Нет, Хаматова играет Хаматову в роли Брик; Михаил Ефремов — себя, притворяющегося с цирковой легкостью Давидом Бурлюком; Антон Адасинский — Адасинского, танцующего Мейерхольда. Понятно и логично, что каждый из них тащит на экран ворох современных рефлексий и иллюзий, пусть и алогичных. На экран врывается то хроника шествия «православных хоругвеносцев», то поэт Михаил Кедреновский, читающий стилизации под Маяковского. Хотя уместнее был бы поэт Всеволод Емелин, слышавший шум современности, как слышали музыку революции Маяковский и Блок. Ну да ладно.

Пластические страдания, песни Пугачевой и Земфиры, жестокий перформанс, смутные кинопленки в духе «параллельного кино», скрытые отсылки к многоголосному и многоплановому миру «Ивана Лапшина» уместны в рваном мире «ВМаяковского». Но с чего-то вдруг Шейн к финалу впадает в отвергнутый традиционализм: то Лиля рыдает на дождливом перроне, то чекист Агранов растолковывает поэту политику партии и правительства.

Что байопик, что антибайопик следуют за накопленным знанием. А историю советской литературы мы не знаем в той же степени, в какой не знаем Северную Корею, которую с неизвестной науке целью навещают Шейн и Колокольников. Только-только появились серьезные биографии Катаева, Леонова, Фадеева — биографии Маяковского нет. Поэтому ответы на верные вопросы Шейн ищет в «старых учебниках». Так, соавтор сценария — Аркадий Ваксберг, чья книга о Лили Брик — перестроечная публицистика, и не более того.

«ВМаяковский» шокирует новаторством формы и банальностью, если не пошлостью смыслов. Как ни старались авторы нюансировать образ Агранова, сердечного друга поэта, он — без видимых причин сыгранный сразу Евгением Мироновым, Никитой Ефремовым и Петром Верзиловым — демонизируется в духе конспирологии. Нельзя судить прошлое с позиций современной интеллигентской морали. Да не приглядывал вовсе Агранов, как и прочие чекисты-интеллектуалы, за поэтами. Дружили они, дружили: ровесники и соратники, делающие одно дело на разных фронтах. Шуточки типа реплики Маяковского, адресованной Агранову, окучивающему яблоневые деревца, «Сажайте, сажайте» выпадают из любой эстетики. Портреты Сталина, навязчиво мелькающие в финале, тоже перестроечный штамп. Об участии вождя в судьбе поэта не известно ничего плохого, кроме хорошего — посмертной канонизации. В 1930-м у Сталина были дела поважнее, чем травля поэта.

Романы Маяковского с американкой Элли Джонс и белоэмигранткой Татьяной Яковлевой (Мириам Сехон, Надежда Михалкова, Софья Заика) никак не могли шокировать руководящие инстанции и тем более повлиять на его судьбу. Сексуальный интернационализм был в порядке вещей. Не говоря уж о Есенине и Дункан, женой драматурга Афиногенова и любовницей режиссера Пудовкина — самых что ни на есть официозных талантов — были американские авангардистские балерины: Москва до 1937-го вообще самый космополитический город мира.

Смысл фильма сводится к попытке отделить Маяковского от советской власти, в которой он якобы разочаровался. Но убил Маяковского не Сталин, а сам Маяковский. Любое самоубийство — тайна, которую можно лишь принять как данность. Максимы в духе «революция пожирает своих детей» абсурдны. Маяковский — не дитя Революции, а сама Революция, о чем совершенно справедливо сообщил поэту и прочим Мейерхольдам экранный товарищ Троцкий.