Компания «Пионер» совместно с ЦУМом выпустила в прокат фильм о выдающемся модельере Ли Александре Маккуине и о выдающейся фэшн-эпохе, продлившейся с середины 1990-х до конца 2000-х и закончившейся, как понятно теперь, с его смертью
Фото: Misfits Entertainment
Фото: Michel Dufour/WireImage/Getty Images
Фото: Misfits Entertainment
Фото: Misfits Entertainment
Фото: Misfits Entertainment
Фото: Misfits Entertainment
Из фильма Йена Бонота и Питера Эттедги мы узнаем, что Ли Александр Маккуин был в детстве изнасилован мужем своей сестры, что он был ВИЧ-положителен, что он делал липосакцию, что он сидел на кокаине. Вообще узнаем довольно много разнообразных житейских подробностей: он очень любил свою мать, умершую за неделю до его самоубийства, изводил своих бойфрендов, поссорился с Изабеллой Блоу, которая будто бы «открыла» его. Именно из-за этого, кстати, и поссорился — его ужасно раздражало это «открыла» (а уж как бы он был раздражен, узнай он, что после его смерти все станут говорить, что он самоубился, потому что самоубилась она). Историю про то, как Маккуин обидел Изабеллу, не позвав ее с собой в Givenchy и оставив ни с чем, рассказывает муж Изабеллы Детмар Блоу, сидя в изысканнейших интерьерах в их роскошном поместье, которое в свое время совершенно потрясло Маккуина, простого парня из Ист-Энда, о чем он сам рассказывает на одной из видеозаписей. Фильм вообще смонтирован в стилистике хоум-видео, отдельные его части называются кассетами, и даже картинка обработана под домашнее видео 1990-х. Модно так обработана.
Фото: Misfits Entertainment
В этом фильме говорит множество разных людей, так или иначе связанных с Маккуином,— от его сестры и племянника до работавшего с ним визажиста и сотрудников его студии. И, надо отдать должное его создателям, среди говорящих практически нет знаменитостей (самая известная — модель Магдалена Фраковяк), нет персон предсказуемых (например, в кадре ни разу не появляется Сара Бёртон, нынешний арт-директор Alexander McQueen, бывшая в последние годы его первым ассистентом), но есть люди, знавшие его на протяжении всей его взрослой жизни, работавшие и/или дружившие с ним много лет. Возможность услышать их — это почти самое интересное, что есть в фильме. Почти, потому что самое — это, конечно, возможность услышать непосредственно Маккуина, интервью которого разных лет представлены в большом количестве, и увидеть, как он меняется в течение жизни.
У документального фильма о человеке из легендарного фэшн-поколения 1990-х, к тому же с таким выдающимся талантом и мелодраматической биографией, как у Маккуина, всегда есть соблазн начать отвечать на очевидные вопросы: как же так получилось? отчего же он так плохо кончил? когда его темная сторона восторжествовала? Йен Бонот и Питер Эттедги отчасти ему и поддаются: все их респонденты в конце концов отвечают на вопрос, почему Маккуин покончил с собой, хотя, казалось бы, о чем тут говорить? Важны совсем другие вопросы: в чем состояла его гениальность? что он сделал революционного? как он изменил современный ему фэшн-контекст? И даже: как его наследие воспринимается сегодня?
Фото: Jacques Brinon, AP
Не то чтобы авторы фильма «Маккуин» этими вопросами не задаются вовсе, но ответы на них, по сути дела, ответами никак не становятся. Все близкие друзья и соратники произносят те очевидные слова, что за это время превратились в клише,— про темную энергию, эпатаж, смерть и разрушение, которые сами по себе, без понимания эстетики одежды Маккуина, ее кроя, силуэта, форм, техник, решительно ничего не обозначают. А именно одежды в кадре слишком мало, чтобы представить, о художнике какого масштаба идет речь. Ее, конечно, показывают, но авторы явно боялись, чтобы фильм не превратился в нарезку из дефиле, хотя именно дефиле и есть самые важные факты в биографии Маккуина, они были способом выражения его художественного дара. Сегодня, когда культура потрясающих концептуальных шоу на грани перформанса практически утеряна, это уже не просто понять тем, кто не видел маккуиновских показов. Для тех же, кто это видел — и не забудет никогда ни гигантское дерево, ни огромный стеклянный куб, ни голографическую Кейт Мосс, ни стреляющих краской роботов, ни шахматную партию,— его вещи всегда существовали в полном и неразрывном единстве с его шоу.
Но не только дефиле Маккуина сейчас выглядят непредставимо — всю его моду, сами его вещи невозможно себе представить сегодня. Никакой расхлябанности, никаких перепевов ретро, притом что он всегда работал с силуэтом исторического платья XVIII века, с корсетом и фижмами. Есть такое невозможно затасканное выражение «архитектурный крой», давно уже переставшее что-либо обозначать, но именно он и был у Маккуина, и только у него одного он был настолько жестким, четким, высчитанным до последней вытачки, до последней нитки в разодранном подоле.
Фото: Misfits Entertainment
Что еще совершенно невозможно представить сейчас на подиуме, так это тот тип сексуальности, которая была у Александра Маккуина. Театрализованной, болезненной, с надломом и гротеском, но при этом устроенной исключительно средствами моделирования и конструирования одежды, которым Маккуин в совершенстве обучился в юности у портных на Севил-роу. А когда пришел в кутюрный дом Givenchy, уже умел сделать пиджак настолько идеально сидящим, так взаимодействующим с телом, что это выглядело невозможно притягательно и эротично. И даже его знаменитые брюки с низкой посадкой, bumster, выглядели прежде всего безупречно сконструированным и сшитым предметом одежды, а уже потом чем-то «секси». Собственно, это отлично видно на примере одного образа из знаменитой коллекции «13», SS99 (той самой, где в финале роботы поливали краской Шалом Харлоу в пышном белом платье) — ангела в этих самых брюках и топе-крыльях, показанного в этом году на выставке «Heavenly Bodies: Fashion and the Catholic Imagination» в Институте костюма в музее Metropolitan. Все, что превратилось в штампы вроде «темный», «провокативный», «сексуальный» и т. д., было у Маккуина посвящено одному — хрупкости, ранимости, опасной доступности и беззащитности и в то же время красоте и стойкости человеческого и особенно женского. Все его корсеты-латы с наложенными на них хирургическими швами, все разорванные на груди кружевные топы, все бинты-бандажи, все метры клубящейся рваной ткани и даже знаменитые невозможные туфли-платформы из коллекции «Платоновская Атлантида» — все эти приемы он использовал для развития этой своей главной и, несомненно, гуманистической идеи. И в этом смысле он был не меньшим провозвестником нынешнего женского реванша, чем его коллега выпускница того же колледжа Saint Martins Фиби Файло.
Ничего подобного тому грандиозному перформансу, которым было все творчество Ли Александра Маккуина, сейчас, конечно, быть не может. Но мода движется непрямыми путями: как появление самого Маккуина было внезапным и ничем не предсказанным, так и сегодня мы совершенно не в состоянии предсказать, что будет через несколько лет. Но тем более поучительно посмотреть, как это было тогда и какой в принципе мода может быть.