«Мектуб, моя любовь» — новый фильм Абделлатифа Кешиша, режиссера тунисского происхождения, который входит в тройку лучших киноавторов современной Франции. Тому, как его картина диссонирует и с чисто развлекательным летним репертуаром кинотеатров, и с новыми веяниями политкорректности, радуется Андрей Плахов.
Торжество гедонизма в «Мектубе» важнее мелких интрижек и больших чувств
Фото: Russian World Vision
Вынесенный в заглавие «мектуб» — это исламский фатум, рок, судьба, предначертание. Он подспудно руководит движениями героев и ведет их по хаотичной жизни, но не принимает формы ни греческой трагедии, ни американской или даже французской мелодрамы. В этом трехчасовом фильме другие ритмы и законы, здесь господствует стихия наркотического сна, в который погружаешься после трубки, набитой гашишем, и не хочешь пробуждаться.
Время действия — 1994 год, место — средиземноморский городок Сет, среда — преимущественно выходцы из Туниса и других североафриканских колоний, но есть и коренные французы, и иммигранты других мастей. Это мультикультурный космополитический мир со свободными нравами и бисексуальностью. Это утраченный рай, воспоминание о счастливой эпохе, когда воздух не был отравлен ни ксенофобией, ни религиозным фанатизмом, а в каждом арабе не подозревали террориста. Таким Кешиш, выросший в Провансе, запомнил его и таким изобразил в фильме, выведя себя самого в образе Амина, юного сценариста и фотографа, мечтающего о парижской карьере (в его роли красавчик Шаин Бумедин).
До «Мектуба» самой успешной картиной Кешиша была «Жизнь Адели», победившая на Каннском фестивале. Через четыре года после триумфа актриса Леа Сейду, включившись в кампанию по разоблачению Харви Вайнштейна, намекнула в интервью газете The Guardian на режиссера, который требовал от нее снова и снова воспроизводить перед камерой сексуальные сцены и при этом смотрел «мужским взглядом». Очевидно, что имелся в виду Кешиш. И что это очередной наезд на искусство, которое никак не хочет подчиняться феминистским доктринам, установкам политкорректности и новой цензуре.
«Мектуб» начинается со столь же жаркой и откровенной любовной сцены, какими была полна «Жизнь Адели», только гетеросексуальной. Офелия — дочь фермера — отдается страсти к местному ловеласу Тони, а его кузен Амин, влюбленный в Офелию, тайно наблюдает за ними в окошко. Затем эти трое и еще несколько примкнувших к ним молодых людей проводят летние дни между пляжем и рестораном, который содержит семья Тони. Они отнюдь не только развлекаются: одна из героинь в ключевом эпизоде принимает роды у овцы в хлеву, тоже показанные любовно и радостно. Мелкие интрижки и большие чувства, ревность и предательство, поиски идеала — все это одинаково важно, но еще важнее в мире Кешиша почти тактильное ощущение плоти, окутывающие экран запахи горячих, вспотевших, счастливых тел. Торжество гедонизма в мифическом Эльдорадо.
Кульминационная сцена разыгрывается на дискотеке: вот где феминистки вновь без труда обнаружат преступный «мужской взгляд» режиссера. Но как же он прекрасен! Движущиеся в танце бедра, животы и попы напоминают о гаремах из «Тысячи и одной ночи» и о зажигательном рок-н-ролле, который исполняли в свое время Сильвана Мангано и Витторио Гассман в фильме «Горький рис». Вспоминается и другая итальянская звезда, уроженка Туниса Клаудия Кардинале: Офели Бо, играющая свою тезку Офелию, воспроизводит ее тип. Блистает, хотя и в роли второго плана, Хафсия Херзи, в свое время открытая Кешишем, а ныне ставшая звездой французского кино.
Режиссер черпает чувственность из старой арабской культуры — ту органическую чувственность, которой так не хватает французскому кино и которую оно обретает благодаря арабским иммигрантам. Свободолюбивые гены двух разных культур соединяются, взаимообогащаются, и это поднимает кинематограф Кешиша даже над уровнем лучших представителей «франко-французского кино», таких как Лоран Канте, Брюно Дюмон или Франсуа Озон.
В то же самое время Кешиш, что парадоксально, оказывается одним из самых галльских по своему духу режиссеров. В его кинематографе отражено все эклектическое богатство сегодняшнего французского языка, в нем причудливо перемешались классическая традиция, идущая от Расина и Корнеля, арго городских окраин, арабские заимствования и вошедшие в быт благодаря увлечению молодежи рэпом англицизмы. Первый снятый Кешишем фильм назывался «По вине Вольтера», в «Увертке» юные герои репетируют пьесу Мариво, в «Жизни Адели» обсуждают прозу Шодерло де Лакло. Аналитический, рациональный дух эпохи Просвещения живет и в «Мектубе».