«Фауст» заглушил Мефистофеля

Опера Шарля Гуно в Московской филармонии

«Фауст» Гуно в концертном исполнении в зале Чайковского с мировыми звездами в главных партиях (Анита Хартиг, Стивен Костелло, Лука Пизарони), оркестром «Новая Россия» и дирижером Михаэлем Гюттлером прозвучал не столько образцово, сколько показательно, а заодно вернул в российский обиход лирико-религиозные страницы оперы, изъятые из советских постановок. Слушала Юлия Бедерова.

Абонемент «Оперные шедевры», события которого чаще адресованы гурманам, на этот раз обратился к шлягерной части мировой оперной хрестоматии и не прогадал — зал был полон до последней ноты религиозно-экстатического финала, написанного, впрочем, со светским чувством прекрасного. А это именно те страницы Гуно — пионера французской лирической оперы,— которые в советской практике изымались из партитуры, дабы не смущать народ музыкальным опиумом (что принято было объяснять их «неорганичностью»). Но сколь бы ни было хитовым название «Фауст» и как бы далеко в этот раз «Оперные шедевры» ни отошли от политики раритетов, опера Гуно в современной России, как и прочие герои абонемента, конечно, почти не идет.

«Фауст» Гуно — самая знаменитая оперная вариация средневековой легенды и первой части сочинения Гете. А также блестящий образец французской лирической оперы — густо настоянной на традициях изоляционистского жанра и изящно полемизирующей с итальянскими моделями. Поэтому, несмотря на номерную структуру, арии в опере отыскиваются с трудом. Они скрыты за каватинами, ариозо, а больше песенками, напевами, балладами, серенадами, вальсами, куплетами, снова куплетами, хоралами, маршами и чрезвычайно картинными полифоническими зарисовками. Но при всей невероятно пышной живописности музыки и действия язык оперы склонен к обаятельной разговорности, ироничной подвижности и живости словаря.

Таким, в чем-то близким россиниевскому, его и услышал популярный нынче бас-баритон Лука Пизарони в партии Мефистофеля, но вот проблема — публика его едва расслышала. Голос вполне симпатично актерствующего певца, любимца мировой публики, оказался небольшим и одноцветным. Так «Фауст» остался без Мефистофеля, что, впрочем, развернуло исполнение в любопытную плоскость. Без Мефистофеля все оказалось обыкновенной человеческой историей (что нисколько не противоречит любовной драме в готических обстоятельствах, написанной Гуно), в которой все дело в людских слабостях и пылкостях, бес тут ни при чем.

Хорош, не всегда успешен в высоких нотах и по-своему ироничен был Фауст Стивена Костелло — он пел по нотам, и, казалось, этот Фауст все время читает книжку, только ненадолго отрываясь, как теперь отрываются от телефона. Именно поэтому рассеянный книжник был так фатально невнимателен то к договорам, которые подписывает неизвестно с кем (с каким-то шулером), то к несчастной девушке, то к ее воинственному брату Валентину (крепко выполненная партия Константина Шушакова), то к влюбленному Зибелю (уверенно и обаятельно спет Александрой Кадуриной) или соседке Марте (глубокое меццо Маргариты Калининой добавило ансамблю красок). А вся масштабно увлекательная в музыкальном отношении история вообще получилась насмешливо-шутливой, завязанной на двух проходимцев, саркастичного и элегичного, люди вокруг которых воспринимают все всерьез и потому страдают.

Анита Хартиг (Маргарита) стала предсказуемым украшением концерта. Ее светлый голос в безупречной технике пролетал через пространство зала легко, без нажима, трогая как будто ангельскими крыльями (без демонов этим вечером ангел был более чем уместен) и в балладе о Фульском короле, и в нежной арии «Il ne revient pas!..», и в виртуозной «Ah! Je ris…».

И нигде не казалось, что дирижер с оркестром и хором (впечатляющая работа хора Свешникова) его перекрывают. Тогда как с голосом Мефистофеля такое случалось. Но все-таки Гюттлер не столько перекрывал его, сколько доигрывал за ним то, что должно было прозвучать эффектно. Вся партитура в оркестре была выполнена тщательно, с туманно-поэтичной артикуляцией, складным балансом и ловким спокойствием аккомпанемента. А то, что в кульминациях она казалась несколько более увесистой, чем хотелось бы, так это не грех. Тем более что этому «Фаусту» вообще было не до грехов.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...