В прокат выходит «Черновик» — первая после дилогии о «Дозорах» экранизация прозы Сергея Лукьяненко, снятая режиссером «Битвы за Севастополь» Сергеем Мокрицким. К воображаемым мирам Лукьяненко режиссер добавляет не только свои познания в области передовой фантастики, но и всенародную любовь к советским фантастическим фильмам, устроив встречу «Матрицы» с «Гостьей из будущего»
После безоговорочного триумфа «Дозоров» Тимура Бекмамбетова некоторое время казалось, что в России есть смысл экранизировать только Сергея Лукьяненко. В конце нулевых автор этих строк был свидетелем во всех отношениях грандиозной попытки режиссера Михаила Хлебородова перенести на экран «Лабиринт отражений»: в фильме под названием «Глубина», помимо очевидных отечественных героев того времени вроде Гоши Куценко и Михаила Ефремова, небезосновательно предполагалось участие голливудских звезд (доподлинно известно, например, что Кристофер Ли, которому предназначалась роль комиссара Рейда, оценил сценарий очень высоко). Сам же Лукьяненко, примерно тогда же отвечавший на вопросы об экранной перспективе своих историй, предполагал, что в первую очередь кинематографисты заинтересуются «Осенними визитами», книгой, которую сам очень любит и считает своего рода прорывом: «Она не требует практически никаких спецэффектов, нужен только хороший режиссер и актеры». Другое дело — дилогия «Линия грез» и «Император иллюзий», экранизацию которой писатель уже тогда хотел бы увидеть, но понимал, что с этим придется подождать: «Пока у нас, да и в принципе во всем мире, пасуют перед необходимостью спецэффектов такого уровня».
Шло время, киноиндустрия, в том числе и отечественная, доросла до «спецэффектов такого уровня», сэр Кристофер ушел в мир иной, так и не сыграв комиссара Рейда, а между премьерами двух фильмов, в титрах которых значится «по роману Сергея Лукьяненко», прошло 12 лет.
«Бывают дни, когда все не ладится. Нога с кровати опускается не в тапочек, а на спину любимой собаки, с перепугу цапающей тебя за щиколотку…» До своей любимой собаки по имени Кешью дизайнеру компьютерных игр Кириллу (Никита Волков), герою романа и фильма «Черновик», еще и было, пожалуй, какое-то дело, а вот про тапочки пришлось забыть всерьез и надолго: однажды утром он обнаружил, что оказался стерт из окружающей реальности. В его квартире стоит чужая мебель и принимает ванну незнакомая барышня, на работе, где еще вчера ему пели осанну за успешный проект, принимают за умалишенного самозванца, а соседи, друзья, родители и, что совсем уж невыносимо, Кешью напрочь отказываются его признавать. В конце концов Кирилл оказывается внутри старой водонапорной башни неподалеку от Кремля, где обнаруживает, что отныне он — Функционал, проводник между множеством параллельных миров, получивший взамен стертой жизни неуязвимость и бессмертие.
Идея о множественности миров занимала человечество со времен атомических штудий Эпикура и Демокрита, позднее нашла отражение в вольтеровском «Кандиде» и «Пылающем мире» Маргарет Кавендиш и, наконец, в 1895 году была вполне досконально прописана Гербертом Уэллсом в «Двери в стене». Но истинные источники и составные части «Черновика» имеет смысл искать, конечно, поближе. Не в древней Элладе (хотя среди множества упомянутых Лукьяненко миров имеется и недвусмысленно поименованный Антик, где технический прогресс остановлен на уровне простейших механизмов), не в уэллсовском визионерстве и уж тем более не в реальных научных исследованиях в области квантовой механики и теории суперструн, а в масслите XX века — тех книгах, что Станислав Лем называл «фантастикой первого уровня»: Спрэг де Камп и Филип Дик, Клиффорд Саймак и Брайан Олдисс, Филип Фармер и Альфред Бестер. И конечно, Стивен Кинг с его «Темной башней», отсылки к которой внимательный читатель обнаружит без труда и, пожалуй, не без удовольствия.
Но как бы ни был велик соблазн множить сравнения с западными аналогами, поддаваться ему не стоит. Авторы, разумеется, все читали, все смотрели и все прекрасно понимают («Это ж чистый стимпанк!» — восхищается товарищ Кирилла Котя (Евгений Ткачук), впервые попав в не знающий нефти и газа Кингим), и металлическое щупальце выскакивает из вроде бы безобидного, замаскированного под ростовую куклу дрона-дроида как будто специально, чтобы можно было уловить явную близость слов «матрица» и «матрешка», но истинные смыслы «Черновика» лежат в областях несколько иных.
Явно неслучайно все миры, двери в которые способен открыть Кирилл, мы можем видеть с одной и той же точки — с так называемого «трехрублевого ракурса» (именно таким выглядел Кремль на зеленой советской купюре номиналом в 3 рубля; очень показательно, что Кирилл об этом даже не подозревает). Несмотря на отсылки к самой что ни на есть современности, «Черновик» родом из навсегда утраченного, но все еще не забытого всеобщего советского детства, апогеем которого стала «Гостья из будущего». Кирилл порой выглядит совершеннейшим Колей Герасимовым, отправившимся за кефиром, роковая функционалка Рената (Северия Янушаускайте) совмещает в себе черты Полины и Марты Эрастовны Скрыль, Аркадий (Никита Тарасов) — чистый дед Павел. Полеты помянутых матрешек над Москвой-рекой вызывают в памяти задорные призывы «флипанем до космодрома», а уж гениальная, подходящая едва ли не ко всем ключевым сценам «Черновика» фраза Фимы Королева «Спрячь. А лучше сожги» не попала в сценарий исключительно по недоразумению.
Именно это ощущение несколько старомодной «свойскости» (которому, впрочем, ничуть не мешают спецэффекты и трюки «такого уровня») делает фильм обаятельным и по-своему уютным. В каком-нибудь из параллельных миров, той «Земле-84», где до сих пор утреннюю гимнастику ведет преподаватель Лавров (музыкальное сопровождение — пианист Родионов), фильм Мокрицкого мог бы с полным на то основанием занять почетное место в ряду кинокартин, которые ни один уважающий себя пионер ни за что не пропустит по телевизору во время летних каникул: «11.30 — „Кортик", 1 серия… 14.15 — „Отроки во Вселенной"… 16.45 — „Черновик"…»
Да и в музыкальном сопровождении «Черновика» нет ни следа новомодных веяний, одно сплошное «прекрасное далеко». Если тот же «Ночной дозор» заканчивался фрондерским рэп-речитативом, то в финале фильма Сергея Мокрицкого звучит специально написанная для саундтрека композиция Леонида Агутина «Московский номер»: сам артист определяет ее как «балладную песню в мажорной тональности, но с некоторой грустинкой».
В прокате с 25 мая