премьера кино
В России выпущен "Любовник" Валерия Тодоровского — фильм, уже собравший урожай фестивальных наград. АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ сам привез две из Сан-Себастьяна для сценариста и оператора этой картины, поэтому решил сейчас оставить их в стороне, чтобы поговорить о режиссере и актерах.
Сам сюжет фильма можно уложить в две фразы. После внезапной смерти жены муж обнаруживает, что у той был любовник, и пытается понять, почему. Но есть вопросы, на которые нет ответа.
Несколько персонажей фона почти не нарушают стерильной чистоты мужского дуэта. Герои Олега Янковского и Сергея Гармаша, разумеется, противоположны во всем — начиная с типа внешности и кончая образовательно-социальным цензом. При этом они абсолютно равновелики. Никакие самые точные весы не способны дать тому или другому хоть каплю преимущества, ибо между чашами весов повисла смерть. Ее присутствие постоянно проглядывает в кадре, отодвигая на задний план довольно точные бытовые подробности и создавая тревожное ощущение вакуума. Чем-то это напоминает американское кино 60-х годов о парадоксах мужской дружбы и соперничества — тема, стыдливо обходимая нашими кинематографистами, за единственным исключением дуэта Александр Миндадзе — Вадим Абдрашитов.
Мрачность фильма не исключает черного юмора самой ситуации. Неизвестно, как удавалось покойнице, которая отказывается появляться на экране хотя бы в ретроспекциях, в течение долгих лет делить свою благосклонность между мужем и любовником. К тому же не порхая в авиасалонах первого класса из Ниццы в Майами, а переезжая туда-сюда пять остановок на городском трамвае. Двум вдовцам остается только запоздалое выяснение отношений и попытки каждого навязать прошлому свою версию. А прошлое только тронь — пожрет и настоящее, и будущее.
По поводу "Любовника" считается хорошим тоном произнести несколько умных слов, чтобы объяснить успех этой скромной картины. Минимализм. Экзистенциальная драма. Можно также вспомнить фильм "Последнее танго в Париже" (Ultimo tango a Parigi). А завершить рассуждение констатацией того факта, что перед нами "человеческое кино". Термин гораздо менее ученый, зато вписывающий "Любовника" в старую добрую интеллигентскую кинотрадицию от "Городского романса" Тодоровского-старшего до "Полетов во сне и наяву" с вполне еще молодым, как мы понимаем теперь, Олегом Янковским.
Судьба этого артиста удивительна тем, что ему на протяжении вот уже тридцати лет достается неизменная роль секс-символа (даже когда такого слова не было) и одновременно символа интеллектуального. Совершенно не важно при этом, умен ли Янковский на самом деле и столь ли успешен как покоритель сердец. Настоящий символ тем и велик, что мы о нем по-настоящему ничего не знаем: он энигматичен и непостижим по своей природе, он — проводник, пропускающий через себя невидимое глазу электричество.
Но когда через тебя проходит столько энергии, это неизбежно оставляет свой след. Наступает момент, когда Марлон Брандо (Marlon Brando), бывший просто смазливым мальчишкой, обретает тяжелую харизму дона Корлеоне. Увы, Янковский не англоязычный и даже не западноевропейский актер, ему не дождаться ни своего "Крестного отца" (The Goldfather), ни "Последнего танго". Нет у нас таких режиссеров. Но и то, что сделал Тодоровский, давший возможность секс-символу сыграть старость и смерть, дорогого стоит. Фильм сшит на Олега Янковского, как хороший костюм. Даже если где-то и морщит, а фасон не идеально прилажен к фигуре, побеждает природная элегантность и удовольствие, с которым актер носит эту одежку.
Но и Сергей Гармаш ничуть не отстает. Хотя психологическое облачение его героя куда грубее и напоминает униформу бывшего служаки, он не превращается ни в примитива, ни в персонажа второго плана. В сущности, он достигает даже более сильного эффекта, ибо, в отличие от Янковского, ломает свой социальный типаж и впервые предстает на экране в универсальном актерском качестве. Хотя его лицу предстоит еще долгий путь, чтобы приобрести ту самодостаточность, которая отличает эпохальных актеров от просто хороших.
И все же самая большая загадка "Любовника" — это его режиссер Валерий Тодоровский. Давно ясно, что он умница и профессионал, но каждый раз, начиная с "Подмосковных вечеров", возникает и остается без ответа вопрос: как понимать его аккуратно выстроенные и отчужденные киноконструкции? В "Любовнике" все сделано вопреки — вопреки практике продюсерства разухабистых сериалов, вопреки глянцевым столичным фактурам (для этого и понадобилось провести съемки в допотопном Минске), вопреки глобализму большого кино. Режиссер сам предложил трактовку "Любовника" как метания России-женщины между интеллигенцией и народом и сам же отверг ее. Антиглобалист Тодоровский, как некогда его отец, выбирает частную жизнь. И, похоже, он совершенно не виноват, что эта жизнь оказывается кривым зеркалом потрясений и трещин, которые испытывает картина большого мира.