Этой весной журнал Time включил британо-ганского градостроителя в топ-100 самых влиятельных людей года: в списке он единственный представитель своей профессии. В «Гараже» только что открылась его первая персональная выставка в России «Дэвид Аджайе: форма, масса, материал». «Коммерсантъ Стиль» Дэвид Аджайе рассказал о современной архитектуре, городах будущего и даже о московской реновации.
Архитектор Дэвид Аджайе
Фото: Alex Fradkin
Архитектор Дэвид Аджайе
Фото: Alex Fradkin
Создатель проектов Национального музея афроамериканской истории и культуры при Смитсоновском институте в Вашингтоне и комплекса Московской школы управления «Сколково» родился в Танзании в дипломатической семье, учился в Лондоне, где впоследствии открыл собственную студию Adjaye Associates. Сегодня ее офисы работают в Лондоне, Нью-Йорке и Аккре (Гана), а сама студия славится зданиями общественного значения: музеями, жилыми комплексами, библиотеками. Кроме того, на выставке представлен исследовательский проект «Азиаполис», сделанный совместно с московской архитектурной школой МАРШ. Студия Дэвида Аджайе инициировала изучение 14 столиц бывших советских республик и 12 главных индустриальных городов России: была составлена масштабная база данных и проведен анализ жизни в этих городах после распада Советского Союза. В 2017 году 50-летний Аджайе был удостоен звания рыцаря Британской империи. В настоящее время он строит масштабный Музей современного искусства в Риге. На выставке представлен макет — серый, цветным макет становится, только когда здание достроено (белым выкрашены макеты жилых зданий).
О современной архитектуре и ее роли в обществе
Архитектура сегодня должна стать своеобразным общественным адвокатом, создавать новые публичные пространства, бороться с индустриализацией и сверхскоростями развития технологий. Роль архитектора очень важна — это ведь не просто «а давайте построим здесь прекрасный парк»: мы знаем, где, как и когда строить, понимаем систему изнутри. Архитектура упорядочивает. Сегодня в век массового развития технологий и индустриализации, когда в мире столько всего производится, а города растут огромными темпами, архитектура помогает все это несколько уравновесить. Моя задача как архитектора — реактивировать понятие публичного, вернуть утраченный язык общественной жизни. Поэтому в моей архитектуре преобладают некоммерческие здания.
Об исследовании архитектуры Африканского континента и его особенностях
«Африканское исследование» посвящено архитектурному облику 53 столиц континента. Причиной, побудившей меня затеять этот проект, стало то, что до него люди имели представление, может быть, о четырех странах, и эти представления легли в основу стереотипов об Африке — идиллические картинки сафари-парка. Но эти искусственно созданные заповедники для животных не имеют ничего общего с реальностью —аттракцион, а не настоящая Африка.
Национальный музей афроамериканской истории и культуры при Смитсоновском институте, Вашингтон
Фото: Getty Images
Меня очень расстраивал этот факт. Я решил, что нужно собрать побольше зарисовок реальной повседневной жизни континента — как я говорю, экстраординарное количество совершенно заурядных бытовых картин, чтобы показать совершенно нормальных людей, которые живут в нормальном мире, просто в другом контексте. Об этом и была моя книга «Africa. Architecture». Меня поразило, что многие профессионалы и студенты, прочитав ее, внезапно осознали, что у нас был огромный пробел в представлении об облике континента. А теперь с приходом социальных сетей у нас настоящий бум визуального: люди постоянно показывают места, в которых они живут.
О городах будущего и инновациях
Мы сейчас переживаем переходный период, который я нахожу очень травматичным для городских сообществ, и, к сожалению, сегодня архитектура оказалась вновь брошена на ринг схватки между политикой и обществом. Как и в середине XX века, мы сталкиваемся со строительным бумом — только тогда это было связано с необходимостью быстро отстроить города после войны, а сейчас — с ростом населения. И нам снова нужно перестраивать города — правда, если до этого процесс занимал сотни лет, теперь это дело лет 25 — посмотрите на Дубай или на Китай. А в будущем нам понадобится еще меньше времени — может быть, лет 15, учитывая развитие технологий и скорости. Вопрос лишь в том, как будет выглядеть этот город. Как нам сделать его дружественным для людей в условиях такой плотности населения? Как создать ощущение того, что мы помним об окружающей среде, что город все еще заботится о своих жителях, защищает их, и при этом всех разместить? Это главный вызов сегодняшней архитектуре.
Нам не обойтись без инноваций в области энергетики, умных технологий охраны окружающей среды, новой экологичности и материалов, так как мы потребляем все больше и быстрее — нам надо придумать, как потреблять разумно и производить более долговечные материалы. Сегодня архитектура рассчитана на 10–15 лет, а потом нужно что-то переделывать или чинить, прийти к более долговечной и устойчивой архитектуре, так как, с одной стороны, рост строительства хорош для экономики, но с другой — слишком много возникает отходов. Надо думать, как бороться с избыточностью и перепроизводством.
Что касается умных домов и подобных технологий, мне кажется, это начало новой эры: желание человека, чтобы все контролировала умная система, или стремление понимать, что происходит с данным конкретным зданием. Это станет привычным: мы же организуем свою жизнь с помощью iPhone, вот и здания будут управляться с телефона. Появятся умные технологии безопасности, защиты окружающей среды — меньше чем через десять лет это станет обычным делом и перестанет удивлять.
Московская школа управления "Сколково", Москва
Фото: Эд Рив / Adjaye Associates
О реновации в Москве и проблемах больших городов
Переселение в рамках города всегда болезненная проблема и серьезная травма. Дом — это центр жизни человека, это его стабильность. Однако если говорить о Москве, проект связан не только с переселением, верно? Еще и с девелопментом, с тем, что на этой земле планируют стоить общественные пространства. Но город — это бизнес, все это понимают: и жители, и политики, и городом управляют с точки зрения ведения бизнеса, так что власти постоянно ищут новые возможности, тогда как для людей город — их дом, а не рынок. Вот тут и рождается главное противоречие. Город перестает быть местом для людей, поэтому при любых преобразованиях нужно пытаться сохранить этот зыбкий баланс. Если речь идет о 10% жителей, которые против переселения, то правительство должно взять на себя ответственность и переселить людей в пределах их же районов или в соседние. Это должно быть главной задачей. Трудности возникнут, когда людей будет отселять в отдаленные районы: произойдет разрыв с привычной средой. При этом любой город еще и территория, за которую все борются,— поле битвы разных сил. Вспомним Османа в Париже: он разрушил целые кварталы, его ненавидели и считали главным злодеем, но он создал новый город. Мы не можем говорить: вот сейчас это мой город, я в нем живу, потому что город — это проект, который развивается на протяжении жизни многих поколений. Конечно, людям нельзя не посочувствовать, но город — это организм, который развивается по своим законам.
О Москве и ее архитектуре
Градостроители стараются создавать более современную архитектуру — это видно по центру города, по финансовым районам, появляется новая застройка, ставшая частью существующего пейзажа. До этого я видел в основном строения 1920–1940-х, а теперь — архитектуру 1980–1990-х и 2000-х годов. В облике Москвы все больше слоев, но мне кажется, ей нужно больше общественных пространств: я не вижу развития в этом направлении, а для меня именно это синоним эволюции города. С ростом населения и загруженности инфраструктуры возникает потребность в ярких решениях, чтобы город жил динамичной жизнью. Так что нужны не только новые здания, но и общественные пространства, инфраструктура, ведь в город приезжает все больше людей.