Дональд Трамп стал президентом США, потому что сумел привлечь голоса «рассерженных американцев» — как республиканцев, так и демократов. Против всех ожиданий они сделали свой выбор на основе совсем не тех вопросов, которые традиционно волновали партийных лидеров. Профессор школы политологии и госуправления Университета Джорджа Мейсона (Вашингтон) ЭДВАРД РОУДС рассказал корреспонденту “Ъ” АЛЕКСАНДРУ ЧЕРНЫХ, что такая необычная ситуация говорит о необходимости серьезного обновления обеих партий. По его мнению, сейчас господин Трамп вынужден создавать коалицию своих сторонников — и никто не знает, какой она в итоге получится.
Фото: Edward Roads
— Как известно, на президентских выборах за Хиллари Клинтон проголосовало больше человек, чем за Дональда Трампа. Тем не менее именно он стал президентом — благодаря особенностям американской выборной системы. Это вызывает удивление у жителей других стран. А как сами граждане США оценивают такую ситуацию?
— Действительно, процедура президентских выборов в США часто вызывает недоумение в других странах. Чтобы понять, почему у нас именно так выбирают президента, надо углубиться в историю Америки. Дело в том, что наша политическая система была основана в 1787 году и с тех пор практически не менялась. Авторы конституции считали, что президент должен избираться осознанным волеизъявлением народа. Но в 1787 году это технически было невозможно — не было телеграфа, пароходов, даже общенациональных газет. Северяне просто не знали, кому там на Юге можно доверять. И точно так же южане не имели представления о личности кандидата с Севера.
Тогда Джеймс Мэдисон — ключевой автор конституции США — предложил создать коллегию выборщиков. Чтобы раз в четыре года жители каждой из 13 колоний избирали достойных людей, которые потом сформируют избирательную коллегию. Это коллегия выборщиков должна была встретиться и решить, кто будет президентом и вице-президентом. Потом члены коллегии расходятся по домам и больше никогда не встречаются.
Время шло, 13 колоний стали 50 штатами, появились средства коммуникации, и сейчас кандидат в президенты известен на общенациональном уровне, что было невозможно в 1787 году. И когда я иду на избирательный участок, у меня в бюллетене написаны имена Хиллари Клинтон, Дональда Трампа, других людей. Но при этом юридически я голосую не за них, а за какого-то другого человека, чьего имени я вообще не знаю. Человека, который обещал пойти на коллегию и от моего имени проголосовать за Клинтон, Трампа или того третьего.
— Сохранение этой системы имеет какой-то практический смысл?
— Нет, совершенно никакого смысла в этом нет. Если бы мы сегодня писали конституцию, то обязательно внесли бы в нее пункт о прямых выборах. Сейчас нам остается либо выполнять закон 1787 года, либо менять конституцию. Но знаете, никто из политиков не инициировал подобную поправку. Ведь всегда наберется достаточно людей, которые предпочитают статус-кво.
— Но ведь очевидно, что прямые выборы справедливее?
— Посмотрите на это с другой стороны. Например, существующая система выгодна малонаселенным штатам. В конституции прописано, сколько выборщиков может послать каждый штат: это число сенаторов плюс количество членов Палаты представителей. Члены Палаты представителей избираются пропорционально численности населения штата, а вот сенаторы — это всего два человека. Калифорния, где проживают 30 млн человек, имеет двух сенаторов — и у Вайоминга с его 600 тыс. тоже есть два голоса. И это гарантирует, что люди Вайоминга будут услышаны политиками. Согласитесь, что это тоже справедливо, если президент имеет поддержку по всей стране, а не просто большинства жителей из пары крупных штатов.
— Еще одна непривычная для нас особенность политической жизни США — это ее партийная система. Кажется, что это не очень-то демократично — ограничивать выбор граждан всего двумя вариантами.
— Двухпартийная система сложилась в США, потому что выборы в парламент проходят по принципу «Победитель получает все». Каждый избирательный округ может получить только одного представителя. А тогда какой смысл голосовать за члена мелкой партии, если у него изначально нет шансов попасть в парламент? Ваш голос пропадет зря, поэтому лучше поддержать наиболее близкого вам кандидата из тех, кто может победить.
Но надо понимать, что Демократическая и Республиканская партии — это не какой-то жесткий монолит. У нас ведь даже нет института членства в партии — человек просто заявляет, кого он поддерживает. И каждая из двух партий — это широкая коалиция групповых интересов.
Да, в США нет отдельной партии, которая поддерживает профсоюзы или защищает экологию. Вместо этого обе партии постоянно корректируют свою платформу и пытаются привлечь новые группы людей, чтобы получить 51% голосов. Они легко могут поменять точку зрения на какую-то проблему и потерять небольшую группу сторонников, если это поможет им привлечь больше голосов. Время от времени мы наблюдаем, что одна из двух партий просто разваливается. Потому что их внутренняя коалиция достигает кризиса, ничто больше не удерживает вместе эти группы по интересам. И тогда два-четыре года идет реорганизация, составляются новые коалиции, и партия возникает вновь. Но уже не та, что была раньше, хоть и носит то же название.
— Вы можете привести пример такой политической борьбы?
— Давайте вспомним президента Франклина Рузвельта. Ему удалось в рамках Демократической партии создать такую потрясающую коалицию, которая объединила белых консерваторов с юга, афроамериканцев, северных рабочих, евреев и население большинства крупных городов. Эти группы никак не пересекались, а он сумел предложить программу, которая их всех устроила.
Рабочим он сказал, что продвинет законодательство, расширяющее полномочия профсоюзов. Южане получили от него гарантии, что федеральные власти не станут лезть в их дела. Горожанам пообещал федеральные инвестиции, этническим меньшинствам — защиту их прав. Это обеспечило Рузвельту победу на выборах.
— И он выполнил обещания?
— Разумеется. Если вы, придя к власти, не исполните свои обещания, то вы потеряете доверие. И не пройдете на следующих выборах. Так вот, предприниматели, которые не стали его поддерживать, обнаружили, что его политика накладывает на них сильные ограничения — увеличилась ставка налога, власти стали поддерживать рабочих, ну и так далее.
Поэтому можно сказать, что у нас есть мелкие партии, но они действуют в составе двух больших.
— А эти мелкие группы как-то оформлены в движения, союзы? Или это просто настроения людей?
— И то и другое. Например, профсоюзы в США хорошо организованы, и традиционно они открыто поддерживают конкретных кандидатов. Другие группы по интересам организованы хуже, но все равно очень влиятельны. Потому что люди благодаря им знают, как тот или иной кандидат относится к важным для них проблемам. Например, вам это может показаться странным, но в США один из критически важных политических вопросов: есть ли у женщин право сделать аборт? Для очень многих людей это без преувеличения самый важный вопрос в жизни, на основании которого они и голосуют. Есть люди, для которых такой же критический вопрос — права гомосексуалов. Так что люди могут просто слушать мнение своего священника, вступать в организации по этим темам. И кандидаты знают по опросам общественного мнения, насколько влиятельна та или иная группа, те или иные настроения.
Но сейчас происходит очень интересный процесс — как раз то, о чем я говорил ранее. Старые коалиции ломаются с громким треском. На этих выборах люди голосовали на основе не тех вопросов, которые интересовали их прежде.
— Но как это стало возможным?
— Очень многим американцам кажется, что страна идет не туда, а будущее выглядит мрачным. Они считают, что глобализация и движение к экономике услуг — это неправильная тенденция. Они разозлились на ту политику, которая последние 50 лет продвигалась и демократами, и республиканцами. И вот эти рассерженные американцы перешли партийные границы и проголосовали за Трампа.
Люди, которые раньше выбирали демократов, потому что те представляли их трудовые или социальные интересы, в этот раз проголосовали за Трампа либо просто не пошли на выборы. И точно так же люди, которые на прошлых выборах поддерживали республиканцев, теперь голосовали против их кандидата. Потому что текущее положение дел их скорее устраивает, они не хотят радикальных перемен курса.
Так что на самом деле мы наблюдаем за развалом старой политической структуры США, что очень интересно. Хотелось бы посмотреть, какую коалицию попробует создать Дональд Трамп. Сможет ли он удержать лояльность традиционных членов Республиканской партии? Или у нас произойдет полная рокировка избирателей? Я не знаю. Но следующие два-три года будут очень интересными для США.
— Российские политики часто говорят, что между Демократической и Республиканской партиями нет существенных отличий. По их мнению, это фактически однопартийная система, которая только внешне разделена. В чем они не правы?
— Понимаете, у нас не такой широкий политический спектр, как в Европе. У нас почти нет реальных социалистов, у нас практически нет ультраправых. Конечно, мы можем кого-то обвинить в том, что он социалист или фашист, но чаще всего это неправда.
А так как у нас узкий политический спектр и всего две партии, то кандидатам выгоднее всего понравиться какому-то среднему избирателю, не радикалу. Их больше всего — а ведь побеждает тот, кто получает 51%. И это приводит к естественному сближению партий, ведь у них по факту один и тот же избиратель.
При этом самим американцам эти партии кажутся очень разными. Они отличаются для нас и по социальным, и по экономическим вопросам, и так далее.
— Хорошо, а в чем же демократы и республиканцы согласны друг с другом?
— Ну, например, в отношении к России. Поэтому я понимаю, почему россиянам может показаться, будто наши партии не отличаются друг от друга. Если бы президентом стала Хиллари Клинтон, если бы выборы выиграл любой другой республиканский кандидат, то политика США по отношению к России была бы очень предсказуемой. А сейчас мы не знаем, какой она будет. Я преподаю в университете предмет «Внешняя политика США» и свою первую лекцию в этом семестре начал со слов: «Я не имею никакого представления, какой будет теперь внешняя политика США». Думаю, сам Дональд Трамп не знает, какой она будет.
