В российский прокат выходит триллер "Сплит" Маноджа Шьямалана. О плюсах шрамов, синяков и шишек, а также о пользе расстройств с американским режиссером побеседовал наш обозреватель
Фото: kinopoisk.ru
Фото: GettyImages.ru
Камерный триллер "Сплит" — новый триумф М. Найта Шьямалана, уверенно возвращающегося в статус умного хитмейкера после временного погружения в коммерческо-бессмысленный мейнстрим для детей в начале 2010-х. Сейчас Шьямалан снова в форме и снова экспериментирует; собственно, эксперименты с голливудскими жанровыми канонами и принесли ему успех в начале 2000-х. В 2016-м он сделал первый сериал — "Уэйворд Пайнс", а также снял малобюджетный хоррор "Визит"; источником ужасного там оказывалась старческая деменция — то, о чем не принято говорить в обществе, исповедующем культ здоровья и молодости. "Сплит" тоже в каком-то смысле неполиткорректный выпад в сторону культуры ресентимента и оскорбленных чувств. За эффектным моноспектаклем актера Джеймса Макэвоя (он играет человека с диссоциативным расстройством идентичности, похищающего на автостоянке трех старшеклассниц с не очень понятными поначалу целями) здесь скрывается нечто вроде ницшеанского манифеста. Пока герой Макэвоя является перед зрителями в разных обличьях — то педантичного, застегнутого на все пуговицы чикатило с правым уклоном, то строгой старой девы (Макэвой в юбке), то терпеливого и мягкого дизайнера, то шепелявого мальчика лет 11, то супергероя из комиксов,— Шьямалан из флешбэков, программных монологов и как бы случайных кадров выкладывает известную формулу про "то, что не убивает нас..." Он полушутя задается вопросом: а так ли страшны все эти детские травмы и обиды, на которые принято списывать все проблемы и отклонения взрослых?
— Признайтесь, вы же выдумали историю о том, что пациенты с диссоциативными расстройствами идентичности могут менять физиологические и биохимические параметры своего организма в зависимости о того, кем себя воображают?
— Нет, это все правда бывает! Это, конечно, экстремальные случаи, но они документально засвидетельствованы. Я взял самые удивительные примеры такого расстройства, имевшие место в разных странах, и сделал синтетическую художественную версию. Эта степень трансформации пациентов и заинтересовала меня. То есть эти люди не просто притворяются — их тело настолько верит в выбранную их сознанием роль, что меняет свой метаболизм!
— Но фантастический мир безумцев — это ведь только приманка для зрителя, внешняя декорация "Сплита"...
— Да, на самом деле мой фильм — о травме. О том, как с нами случаются ужасные события, и о том, что происходит после. Подавлены мы, уничтожены или продолжаем нормальную жизнь? В фильме я исхожу из предположения, что травма нас, несомненно, меняет, но не обязательно делает нас инвалидами. Да, травма делает человека не вписывающимся в норму, иным, но эта инаковость может быть замечательной, она может стать преимуществом. Так много примеров! Вот Джордж Лукас в молодости попал в автокатастрофу и чуть не погиб. Но если бы этой аварии не произошло, заинтересовался бы он религиоведением, снял бы "Звездные войны"?
— Но ведь в фильме история похищения заканчивается без особого оптимизма: монстр на свободе, а спасшаяся девушка возвращается домой к злому дяде.
— (Смеется.) Ну, я имел в виду, что, приехав домой, она разберется наконец со своими проблемами и все будет по-другому. Идея была в том, чтобы оставить открытым финал, дать героине возможность сжиться с собой новой, с той, о которой Зверь говорит: "Ты прекрасна, ты удивительна. Не нужно думать о том, что случилось с тобой, как о чем-то исключительно плохом, теперь ты другая, сильная".
— Понятно. Значит, ключом к пониманию фильма служит образ, который на секунду мелькает в финальных кадрах,— скульптурная группа, изображающая льва, ревущего над пронзенной стрелой львицей.
— Да, я понимаю этот монумент как изображение раненого, который все еще силен. Для меня это символ... сопротивления, точнее, несломленности.
— "Сплит", несмотря на свой значительный бюджет, выглядит едва ли не более экспериментальным, чем ваш прошлый, намеренно низкобюджетный "Визит". Вы по-прежнему увлечены в первую очередь формальными решениями? Намеренно стесняете себя ограничениями?
— Это и вправду важно для меня. Мне нравится минимализм в жанровой истории, в таком фильме очень важно не то, что ты видишь, а то, что остается скрытым. Мне нравится вызов, который бросает замкнутое пространство, мне нравится идея нескольких индивидуальностей в одном персонаже. Мне неинтересно добиваться этих трансформаций с помощью грима или париков. Только игра, только актер, переключающийся с одной роли на другую. И мне нравится, что хребтом всего фильма становятся сеансы у психиатра, эта, похожая на шахматную партию, динамика отношений между терапевтом и сопротивляющимся пациентом. Нетрудно догадаться, что "Молчание ягнят" — один из моих любимейших фильмов.
Манодж Шьямалан, режиссер
Герои начинают меня устраивать в тот момент, когда они приближаются к архетипам. Девушка, покоряющая чудовище. Девственница, принесенная в жертву. Зло, живущее в чаще
Фото: GettyImages.ru
— Я слышал, что первоначально на роль похитителя вы планировали взять Хоакина Феникса. Сильно ли изменилась история со сменой исполнителя главной роли?
— Все, что вы видите в фильме, на 97 процентов было в исходном сценарии. Но Джеймс Макэвой — очень умный и расслабленный исполнитель, он относится к роли живо, творчески, с элементом импровизации, поэтому, конечно, всякие мелкие присказки, которые он добавлял к своим репликам, типа "на здоровье!", вошли в фильм. Джеймс не мог принять участия на старте проекта, но потом вдруг, совершенно случайно, выяснилось, что он свободен, мы смогли взять его на роль.
— В фильме есть очень смешной эпизод, когда на приеме у психиатра Деннис, одна из "злых" личностей, обитающих в сознании антагониста, притворяется другим, мягким и спокойным эстетом Барри, с которым и привыкла иметь дело врач.
— Да это моя любимая сцена в фильме. Согласитесь, это же очень круто — снять кино про человека по имени Кевин, чье сознание захвачено личностью по имени Деннис, который притворяется парнем по имени Барри, который тоже живет в голове Кевина. Когда мы продумывали этот эпизод, мы решили что Деннис, играя Барри, будет играть его гротескность как штамп. Кто такой Барри? Мягкий человек, дизайнер, и при этом он присматривает за всеми остальными личностями, держит их под контролем. А Деннис играет его роль чересчур манерно, как натурал, изображающий гея.
— Ваши фильмы часто имеют сказочное измерение — я имею в виду не только персонажей типа русалки в "Девушке из воды", но и общий сказочный флер, который появляется в преувеличенно мрачной интонации отдельных сцен. Это тоже намеренно?
— Скорее дело в том, что, когда я работаю над сценарием, герои и ситуации начинают меня устраивать именно в тот момент, когда они приближаются к архетипам. Девушка, покоряющая чудовище. Девственница, принесенная в жертву. Зло, живущее в чаще. Это все в самом деле ситуации из сказок. Хотя я не специально делаю историю сказочной, просто в каждом сюжете есть несколько регистров, и один из них всегда оказывается базовым и универсальным, вневременным.
— В фильме много детских рисунков — они украшают жилище похитителя. Всегда хотел узнать, откуда берутся детские каракули в кино. Их точно дети рисуют?
— На самом деле в фильме я использую три разных набора рисунков. И да, все они нарисованы детьми, внуками или племянниками сотрудников художественного отдела. Взрослые примерно описывали им то, что я хотел бы видеть на картинках, а дальше дети уже сами рисовали. Я отбирал из этих картинок те, которые больше подходили по стилистике или экспрессии.