Джакарта в игре

Индонезия безнадежно отстала в развитии от соседей по Юго-Восточной Азии: помешали эксперименты с социализмом, национализмом, патернализмом и протекционизмом. Но некоторых все же обогнала, и теперь у нее есть все шансы стать современной страной.

Александр Зотин, Джакарта--Москва

На улицах столицы Индонезии Джакарты море машин. И практически все новые. Картина сильно отличается, например, от Манилы, столицы Филиппин, давно ставшей "автопомойкой" для подержаных машин из Японии и Кореи.

"Средний класс меняет машины каждые четыре года,— говорит вице-президент компании Cyberpark Indonesia Уильям Нармада Янг.— Как правило, в кредит". При этом, как он поясняет, средний класс по-индонезийски — это люди с доходом от $300 до $3 тыс. в месяц. Вполне сопоставимый с нашим уровень.

Шопинг-моллы столицы забиты покупателями. Европеизированный Starbucks и японизированный Sushi Tei не испытывают дефицита в клиентах. Откровенная бедность, конечно, тоже присутствует — в Джакарте это районы, близкие к набережной. Там под мостами живут и заодно прячутся от тропического ливня (сейчас на Яве сезон дождей) бездомные. Но их в сравнении с азиатскими и латиноамериканскими мегаполисами немного.

Зато много современного строительства, жилого и коммерческого. Средняя цена недвижимости соответствует московскому уровню — $2,5 тыс.

"В последние месяцы цены падают,— говорит Нармада Янг,— все вкладывались в девелопмент. Это же самое простое и понятное. В итоге рынок перегрелся. Особенно перегрет рынок отелей. Вы можете получить очень большую скидку — отелей здесь значительно больше, чем гостей". И это так: хороший четырехзвездный отель в центре города стоит дешевле, чем, например, трехзвездный в Мехико или в той же Москве.

Похожая картина и в других городах на Яве (самом густонаселенном и развитом острове индонезийского архипелага с 17 тыс. островов). Например, Джокьякарта, "культурная столица" Индонезии. Восемь лет назад город был полон бездомными, а сейчас откровенная бедность куда-то испарилась.

Бечак — местная разновидность велорикши, менее десятилетия назад бывший чуть ли не основным видом транспорта, живет теперь лишь для привлечения туристов.

Острова сокровищ

Индонезия, как и Россия,— крепкий середнячок "второго мира". Заметно беднее Южной Кореи, Тайваня, но и заметно богаче Камбоджи и Индии.

Один из источников относительного благополучия Индонезии похож на российский.

Доля сырьевых ресурсов в экспорте составляет около 50% (в России — около 2/3). Но в отличие от России Индонезия не зависит от экспорта нефти.

Доля нефти в экспорте была очень высокой в 1970-1980-е, но с тех пор все поменялось. Добыча постепенно снижалась, а внутреннее потребление росло. В итоге с 2004-го Индонезия стала нетто-импортером нефти и в 2009 году приостановила членство в ОПЕК (и опять вошла в картель в 2016-м).

Почему падало производство нефти? Сразу несколько собеседников "Денег" дали неожиданный ответ. Petral, трейдинговая "дочка" нефтегазовой госкомпании Pertamina, в течение десятилетий получала основной доход от лицензий на импорт нефтепродуктов и нефти. И была не заинтересована в росте добычи в стране.

Обладая серьезными связями, руководители Petral влияли на уровень добычи нефти в стране в своих интересах. И, разумеется, завышали цену импорта. Впрочем, сейчас ситуация меняется: в ходе антикоррупционной кампании, развернутой президентом Джоко Видодо (все называют его просто Джокови), Petral ликвидирована.

Существенную долю в экспорте с начала нового века стали занимать другие сырьевые ресурсы: уголь, природный газ, железная, урановая, никелевая и медная руды, бокситы, олово, каучук, древесина. В общем, та же сырьевая зависимость, что и в России, но не нефтяная.

Кроме того, Индонезия — мировой лидер по производству (более половины мирового) и экспорту популярного в российском сыроделии пальмового масла. Под плантации отведено более 6 млн га (в основном на Суматре и Калимантане).

Агропродукцию с низкой добавленной стоимостью тоже иногда определяют как "мягкое сырье" (soft commodity). Она имеет много общих черт с классическими сырьевыми ресурсами — например, биржевую цену и похожий ценовой цикл. А в случае с пальмовым маслом это еще и прямой конкурент углеводородного топлива — биодизель.

Однако индонезийские экономисты с такой классификацией не согласны. "Мы не считаем экспорт пальмового масла сырьевым экспортом,— говорит экс-министр энергетики, профессор Института технологии Бандунга Кунторо Мангкусуброто.— Сырьевой экспорт — это то, что дано природой, а здесь нужно приложить усилия. И мы считаем, что реализация плана по выращиванию пальмового масла в стране — наш успех".

Патриоты против коммунистов

Резкий рост производства пальмового масла стартовал в конце 1980-х, еще при диктаторе Сухарто (1967-1998): с 1,5 млн тонн в год тогда он дошел сегодня более чем до 30 млн тонн. К бывшему диктатору отношение у индонезийцев сложное, но все же негативное. В 1960-1980-е у Индонезии были шансы стать сегодняшним Китаем, возможно, даже большие, чем у тогдашнего заповедника маоизма. Но она их упустила.

В 1950-1960 годах Индонезия была одной из беднейших стран мира, с огромным дефицитом бюджета и гиперинфляцией, иногда превышавшей 1500% в год.

Период правления первого после обретения независимости прокоммунистического президента Сукарно (1945-1966) проходил на фоне противостояния коммунистических (партия PKI) и националистических сил. В конце 1950-х годов профсоюзы, находящиеся под покровительством коммунистов, захватили множество голландских компаний под видом отмщения бывшим колонизаторам. Позже, в 1964-1965 годах, PKI и профсоюзы начали новую серию захватов — на этот раз британских и американских компаний.

Промышленная политика тоже была сомнительной. "Сукарно был выдающимся лидером, он хотел объединить страну,— говорит Кунторо Мангкусуброто,— но не учитывал экономических реалий. Он хотел, чтобы бизнес ориентировался на все свое. Брать нефть с Южного Калимантана, уголь с Суматры и промышленное производство с Западной Явы. Но это не сработало, потому что он не понимал, что такой подход окажется слишком дорогим, производство не сможет конкурировать. В логистических ограничениях экономики архипелага такого рода патриотизм обречен на провал.

Все учебники экономики годятся для территориально связанных стран, и нет ни одного учебника по экономике архипелага. А это совсем другая логистика, другая инфраструктура и другая политика".

В 1965-1966 годах власть в стране захватила армия. Она объявила коммунистическую партию вне закона, бросила в тюрьму лидеров PKI и негласно поддержала убийство сотен тысяч коммунистов и сочувствующих им парамилитарес. Воспоминания состарившегося палача-активиста группировки Pemuda Pancasila о массовых убийствах, запечатленные в документальном фильме Джошуа Оппенхаймера "The Act of Killing", стали в 2012-м шокирующим откровением для страны и всего мира.

Одновременно армия и возглавивший страну генерал Сухарто запустили процесс реституции активов, конфискованных в 1950-1960-х профсоюзами. Для привлечения иностранного капитала в страну новые власти приняли либеральные законы, а также установили дружественные отношения с США и Западом.

Технократы в сельской местности

Экономической политикой при Сухарто занималась так называемая мафия из Беркли — группа технократов-экономистов, получивших западное образование. Основными реформами были дерегуляция, сокращение бюджетного дефицита и взятие под контроль инфляции. Последняя упала с 650% в 1966-м до 13% в 1969-м. Экономическая политика начиная с 1969 года формулировалась в пятилетних планах, где выделялись приоритетные отрасли развития.

В 1970-е казалось, что стране не миновать зависимости от ресурсов. К концу 1970-х доля нефти и газа в экспорте составляла около 70%, а всего сырьевого экспорта — около 90%. Но власти направляли часть природной ренты на цели развития.

Например, резко выросли инвестиции в сельское хозяйство, прежде всего в ирригационные системы и осушение болот. Доля бюджетных расходов на развитие сельского хозяйства выросла с 7,7% (1973-1974) до 14,6% (1978-1979). Государство предоставляло большие субсидии фермерам на покупку удобрений и пестицидов, инвестировало в строительство дорог и школ в сельской местности. Только в 1974-м было построено более 5 тыс. начальных школ и тысячи сельских госпиталей.

Глобус экономики

Сельское хозяйство стало приоритетом первой пятилетки. К счастью для Индонезии, эта политика совпала по времени с мировой "зеленой революцией", в ходе которой были выведены высокоурожайные сорта злаковых культур. Положительную роль сыграла и помощь США, в частности фондов Рокфеллера (Rockefeller Foundation) и Форда (Ford Foundation).

Еще в 1960 году эти фонды спонсировали создание Международного института изучения риса (IRRI), целью которого стал поиск новых сортов злака. Появление высокоурожайного риса и проаграрная политика государства, оплаченная нефтегазовыми доходами, помогли Индонезии стать независимой от импорта. Если в конце 1970-х — начале 1980-х Индонезия покупала почти треть мирового экспорта риса, то уже в 1985-м стране удалось полностью обходиться своими силами.

Выигрышный билет

Падение цен на нефть в 1986-м дало новый шанс. "1986-1993 годы — золотая эра индонезийской экономики,— говорит главный экономист исследовательской группы CSIS Раймонд Атже.— В 1986-м после резкого падения цен на нефть Сухарто решился на новую мощную волну дерегуляции экономики, поддерживал заниженный курс рупии, создал преференции для иностранных инвесторов.

И это было время, когда Китай был закрытой коммунистической экономикой, Вьетнам — коммунистическим, Индия — социалистической, другие нынешние конкуренты имели относительно закрытые экономики.

Плюс после соглашения "Плаза", когда мировые экономики согласились "охладить" Японию и ревальвировать курс иены, японские компании устремились именно к нам. Это была первая волна азиатского аутсорсинга. Нефтяные доходы в то время инвестировались в создание инфраструктуры".

Другие внешние факторы тоже были позитивными.

После вьетнамской войны США опасались, что и другие страны региона могут избрать "левый путь". Поэтому поддержка Индонезии была одним из американских приоритетов.

В 1980-м США предоставили Индонезии торговые преференции в рамках Generalized System of Preferences — механизма стимулирования торговли США с развивающимися странами. Собственные преференции предоставила Индонезии Япония. Эти привилегии помогли Индонезии переориентировать политику модернизации.

Курс на импортозамещение был изменен на хорошо зарекомендовавшую себя в Южной Корее и на Тайване экспортно ориентированную стратегию.

Не стать "тигром"

Но, увы, Сухарто так и не стал индонезийским Ли Куан Ю или Пак Чжон Хи. "В 1993-м, увы, произошел откат,— продолжает Атже.— Сухарто предпочел строить экономику под себя, под свою семью. Дерегуляция сменилась новой волной госвмешательства с целью оградить собственные интересы".

Повлиял и этнический фактор. "Мы видели все те успехи, которых добились в Южной Корее с чеболями (ориентированные на экспорт промышленные группы, пользовавшиеся покровительством государства.— "Деньги") и в Японии с дзайбацу,— говорит Мангкусуброто.— Но у нас в Индонезии была социальная проблема: при колониальном режиме коренные индонезийцы были людьми третьего сорта. Первого сорта были голландцы, второго — китайцы, индусы и арабы, на которых первые опирались при создании своей администрации. И уже потом — мы.

Китайцы жили здесь столетиями, они более талантливы в бизнесе, чем мы. Кроме того, у них сохранялись связи с Тайванем и материковым Китаем. И Сухарто понимал, что

при ориентации на корейский опыт главами индонезийских чеболей станут китайцы. И смогут транслировать экономическую власть в политическую. Это стало препятствием для реализации условной корейской модели.

В итоге, впрочем, все равно именно китайская диаспора (8-10% населения) и сейчас занимает главное место в бизнесе".

Относительный успех соседней Малайзии Мангкусуброто видит в том, что там в отличие от Индонезии бизнес смог восторжествовать над политикой из-за большего размера немалайских диаспор — китайской и индусской (45% населения). "Но немалайцы дискриминированы — они не имеют права владеть землей, так что проблемы у Малайзии впереди",— пессимистичен Мангкусуброто.

А в Индонезии Сухарто создал картельную экономику, где несколько крупных игроков (друзья или родственники Сухарто, представители китайской диаспоры) доминируют в том или ином секторе, создавая искусственные запреты для новичков и суперкомфортные условия для себя.

Это кризис виноват

Кроме внутреннего разворота в 1993-м ухудшились и внешние условия. В 1995-м было принято так называемое обратное соглашение "Плаза" — согласованы действия по укреплению доллара и ослаблению иены, ее слишком высокий курс всерьез мешал японским экспортерам.

Обратное соглашение "Плаза" стало одной из причин азиатского кризиса: в 1995-1997 годах иена упала приблизительно на 60% к доллару. Японский экспорт стал дешевле и привлекательнее экспорта "азиатских тигров", валюты которых были привязаны к дорожающему доллару.

Азиатский кризис 1997-1998 годов ударил по Индонезии сильнее, чем по другим восточноазиатским странам. Причиной во многом стали неконтролируемое развитие банковского сектора после либерализации банковского законодательства в 1988-м, серия IPO на открытой в 1977-м бирже JSE, приток иностранного капитала в 1990-е и пузырь на рынке недвижимости.

Средние темпы роста ВВП с 1986 года, после соглашения "Плаза", по 1997-й составили 7,5%. Другим фактором, усилившим влияние кризиса, стала политическая нестабильность, поразившая страну одновременно с экономическим кризисом.

Курс рупии упал с 2,6 тыс. IDR/$ в августе 1997-го до 14,8 тыс. IDR/$ в январе 1998-го. Попытки центробанка удержать курс привели к оттоку капитала и истощению резервов, в результате Индонезия была вынуждена обратиться к помощи МВФ. Падение ВВП в 1998-м составило 13,5% (в Южной Корее — 5,5%, Малайзии — 7,4%, Таиланде — 7,6%).

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Первые бунты в стране начались после того, как правительство повысило цены на бензин на 70% весной 1997-го. Протесты шли по нарастающей. В особенности пострадала богатая китайская диаспора: недовольство населения экономической ситуацией выливалось в антикитайские погромы. После погромов в Джакарте и других городах в мае 1998-го Сухарто ушел в отставку, передав власть вице-президенту Хабиби.

Конкурентная клептократия

Азиатский кризис послужил отправной точкой для демократизации страны в 2000-е годы. Хабиби либерализовал политическую систему и СМИ. Уже в 1999-м состоялись парламентские выборы. С 1999 года в стране началась "эра демократии".

Несмотря на политическую либерализацию и конкурентные выборы, клептократия Сухарто жива до сих пор. Например, самым богатым человеком в стране многие называют Томми Сухарто, сына Сухарто, хотя Forbes о нем молчит (среди миллиардеров доминируют представители могущественной китайской диаспоры).

Импортные квоты на кукурузу, говядину, сахар, соль до сих пор контролируются группой картелей. Цены, разумеется, тоже. Их участники (например, сахарный картель — семь семей, соляной — тоже семь, в основном это китайские семьи) связаны с политическими партиями.

Последний громкий скандал — посадка в тюрьму в 2013-м главы происламской Партии процветания и справедливости (PKS) Лутфи Хасана Ишаака за дачу взяток в обмен на увеличение импортных квот на говядину для контролируемых политиком компаний.

Многие собеседники жалуются на демократию. Ее, по их мнению, "слишком много" и "общество к ней не готово".

"Демократия началась с 1999-го,— говорит Мангкусуброто.— Она очень молода. Конституция на месте, права человека на месте, но все это незрелое. Одновременно с демократией мы провозгласили децентрализацию, делегировали права регионам. А регионов у нас — 500. Ну и как вы будете контролировать 500 автономных регионов?

При этом мы делегировали на региональный уровень очень успешную коррупцию. Так что у нас целый комплекс проблем. Демократия — это хорошо, но нужно время, чтобы эта демократия стала зрелой".

Идеологическое различие партий минимально, это просто финансируемые теми или иными влиятельными группами "избирательные машины".

Клептократия могущественного Сухарто сменилась конкурентной клептократией. Это не метафора: потомки султанов часто легально избираются губернаторами, например в той же Джокьякарте. Пышным цветом расцвел популизм.

Издержки демократии

"При Сухарто рабочие были в основном бесправны, зато в эпоху демократии маятник качнулся в другую сторону,— говорит Раймонд Атже.— Профсоюзы обрели политическую силу и постоянно требуют повышения зарплат. Рост минимальной зарплаты, объявляемый из политических соображений, тут же влияет и на средние зарплаты в промышленности. Только при Джокови наведен хоть какой-то порядок в этой сфере — рост минимальной зарплаты ограничен формулой "экономический рост плюс инфляция". Но другие проблемы остаются: например, у нас самые высокие в мире выходные пособия. Можно проработать в компании месяц, потом уйти, получив десять зарплат". Отсюда нежелание компаний работать "вбелую".

Как и в России, в Индонезии опора на сырьевой экспорт подтачивает конкурентоспособность промышленного сектора.

"Из-за сырьевых доходов рупия стала слишком дорогой, и в итоге расцвела культура потребления,— говорит главный экономист инвестиционной компании Bahana Буди Хикмат.— Торговый баланс в последние годы стал отрицательным. Основные причины — импорт автомобилей (их число в стране за десять лет увеличилось на 75 млн), импорт топлива (для тех же автомобилей), импорт стали (доходы от ресурсного бума перетекают в сектор недвижимости) и импорт химической продукции".

Хикмат жалуется, что молодое поколение индонезийцев стало слишком ленивым: "Я послал своих детей учиться в Германию, пусть привыкают к труду".

"Трудовая этика — очень большая проблема, перекуры, рабочие не хотят питаться на фабриках, едут для этого домой, рабочее время теряется",

— жалуется глава джакартского отделения Клуба предпринимателей Индонезии Афифуддин Калла. Конфуцианская трудовая этика, ставшая одной из особенностей "азиатской модели роста",— не про Индонезию.

В стране преобладает ислам, но в довольно умеренном виде (около 85% населения — мусульмане). Стабильности помогает численный баланс его двух влиятельных объединений — "Мухаммадия" и "Нахдатул Улама" (движение "Мухаммадия" было создано в 1912 году и является самым давним исламским движением в Индонезии, насчитывающим 30-35 миллионов членов; Нахдатул Улама — крупнейшее мусульманское объединение в Индонезии, по разным оценкам, насчитывает от 30 до 60 млн человек, было основано в 1926 году). Хотя есть и более строгие формы: на севере Суматры в провинции Ачех введен шариат.

Иностранные инвесторы уходят из Индонезии в другие страны региона: прежде всего во Вьетнам, а самые примитивные производства — в Камбоджу и Бангладеш.

"Подрядчик Apple, тайваньская Foxconn, несколько лет назад хотела перевести в Индонезию одну из своих фабрик на Тайване,— рассказывает глава компании Semesta Energy Services Херман Хуанг.— Я анализировал для них эту возможность. Но в итоге они отказались: основной причиной стала непредсказуемость профсоюзов".

Недавно ушли из Индонезии Ford и GM. До этого покинула страну Blackberry. Здесь все относительно дорого, непредсказуемо и не очень комфортно для иностранного капитала, почти как в России.

"Устали слышать о перспективах"

Многие собеседники "Денег" видят позитивные изменения после начала президентства Джокови в 2014 году. Среди достижений — антикоррупционная кампания, устранение энергетических субсидий, реиндустриализация экономики за счет повышения доли госинвестиций в инфраструктуру.

"У Индонезии отличные экономические перспективы, но мы уже устали слышать о перспективах",— смеется Атже.

С сырьевой зависимостью борются с помощью нового регулирования для добывающего сектора. Например, с 2014 года действует запрет (с некоторыми послаблениями) на экспорт необогащенных руд: горнодобывающие компании обязаны построить перерабатывающие комплексы. Но, например, владеющая лицензией на добычу медной руды в провинции Ириан-Джая американская компания Freeport так и не согласилась с новыми правилами. В итоге с 12 января 2017 года экспорт медной руды остановлен, конфликт в разгаре, а цены на медь реагируют ростом.

Не все, впрочем, считают позицию правительства правильной. Не всегда экспортировать переработанную продукцию лучше, чем сырье. Например, комбинатов по переработке той же медной руды в мире и так более чем достаточно, и на фоне глобального профицита мощностей, возможно, стоило бы быть более избирательным.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Но в целом Индонезия, кажется, на верном пути. Хотя шишек набить, видимо, еще придется.

"Вы в Москве когда впервые запустили метро? — спрашивает Калла.— В 1930-х? А мы в Джакарте только в 2016-м".

Благодарим за поддержку проект Фонда Карнеги "Анализ исторических прецедентов и разработка рекомендаций по диверсификации ресурсной экономики".