Как соединить требование новых стандартов благоустройства, историческое своеобразие города и желание горожан жить в современной среде, "Огоньку" рассказал главный архитектор Санкт-Петербурга Владимир Григорьев
Фото: Коммерсантъ / Александр Петросян / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Денис Вышинский
— Новая стандартизация, объявленная правительством, должна проводиться в масштабах всей страны. Не застопорится ли от этого сам процесс строительства?
— Критичны не изменения правил застройки, а резкие изменения курса рубля и связанная с этим себестоимость строительства. Градостроительные ограничения и стандарты не способны отбить у девелоперов желания заработать. Иной вопрос — изменилась ли позиция государства? Судя по всему, да. Власть намерена пересмотреть существующие правила и ограничения, введя новые стандарты для строительства и формирования жилой среды.
— Значит, правительство озабочено созданием стандартов только для новостроек? И как обстоят дела в Санкт-Петербурге с выполнением указа об обеспечении граждан жильем?
— В нынешнем генплане города зафиксировано, что мы стремимся к показателю в 35 квадратных метров жилплощади из расчета на каждого петербуржца. Это средний показатель для Европы, скорее характерный для стран Восточной Европы. В Финляндии он равен 40 квадратным метрам, в Штатах — 60, я уже не говорю о Норвегии, где на человека приходится 75 квадратных метров. Но нам такая роскошь пока недоступна: чтобы достичь даже заветных 35 метров на человека, мы должны увеличить жилой фонд на треть, потому что по прогнозам к 2030 году жителей в городе будет больше на миллион. Это колоссальные объемы, которые надо возвести в сжатые сроки. При этом важно для города резервировать территорию под будущее строительство инфраструктурных объектов. Если сейчас нет возможности строительства всей необходимой инфраструктуры, возможность для этого не должна исчезнуть в будущем. Проблема колоссальная: 95 процентов земель в Петербурге, предназначенных для жилищного строительства,— частная собственность. Нередко приходится слышать: "Это мой участок, что хочу, то и делаю".
— Какие из существующих стандартов, по-вашему, устарели?
— Определенной корректировки требуют, на мой взгляд, противопожарные нормы, хотя вопросами безопасности ни в коем случае нельзя пренебрегать. Нуждаются в переработке и нормы инсоляции (прямое освещение солнцем.— "О"): нужно продумать механизм, позволяющий проводить реконструкцию дома в его существующем виде, и чтобы это считалось законным. Нормативы инсоляции для жилых помещений в центре города придется делать дифференцированными. Это касается и озеленения: норма в историческом центре, конечно, должна быть ниже, чем в новостройках. Хотя лично я не разделяю убеждения, что мегаполису достаточно парков на окраинах, чтобы компенсировать "каменные мешки" плотной застройки в центре. Горожанин должен иметь возможность, выйдя из дома, посидеть под деревьями на лавочке.
— Но девелоперы не скрывают, что обойти ограничения несложно, а власть сама часто нарушает правила. Разве новые стандарты что-то изменят?
— Пока непонятно, что надо делать, чтобы сформировать новый тип жилой среды. На недавнем Казанском форуме, посвященном новым стандартам, обсуждали в основном благоустройство. Но что следует понимать под термином "комфортность жилой среды"? Сказано было много. Например, что дома должны быть яркими, красочными и непохожими друг на друга. Но у нас иные традиции и условия восприятия цвета по сравнению с солнечными странами и городами.
— Получается, западный опыт нам не подходит? А как же быть с тем, что веками Санкт-Петербург был архитектурным зеркалом Европы?
— Санкт-Петербург, несмотря на свою репутацию европейского города, кардинально отличается от исторических западноевропейских городов: он с первого дня строился по четкому плану, в отличии от средневековых поселений Европы с их хаотичной застройкой центра. Вспомните, как радикально решил этот вопрос в Париже барон Осман. Санкт-Петербург, к счастью, лишен проблем средневекового Парижа, он морфологически скорее ближе к Бразилиа, Нью-Йорку, современной Барселоне.
— А фасады домов европейские, да и улицы носят имена итальянских архитекторов...
— Бал правили в Петербурге, кстати, не только итальянцы, но и швейцарцы и французы. И сегодня мы приветствуем приход европейских архитекторов, вот только не всегда это получается успешно. Я очень жалею, что театр Бориса Эйфмана не был построен по голландскому проекту "UNStudio" Бена ван Беркеля. Жаль, что строительство Мариинского театра не было реализовано по проекту француза Доменика Перро, а проект Конгресс-центра "Константиновский" не был осуществлен испанским мастером Рикардо Бофилла. Но это — реальность: далеко не все приезжающие в Россию архитекторы понимают особенность здешнего менталитета, климата и... масштабов. Санкт-Петербург — город с 5 млн жителей. К нему просто не применимы методы и решения, которые активно внедряются в небольших городах и средних европейских, особенно скандинавских, государствах. Можно позволить себе многие месяцы выверять решение для одной улицы или одного дома, а в России около 1100 городов и из них 15 — миллионники.
— Берлин — не маленький город, но он подвергся серьезной реконструкции...
— В сравнении с Петербургом и Берлин невелик. После падения стены кардинально был перестроен разве что район Потсдамер Плац. Это было сделано с немецкой педантичностью: разработан дизайн-код, прописаны правила и стандарты и их строго придерживались. При этом плотность застройки была допущена достаточно высокая. Однако в Европе появление сверхплотно застроенного района всегда чем-то компенсируется. Например, тот же Barcode в Осло (квартал небоскребов наподобие нью-йоркского Сити.— "О") — 50-метровые дома там стоят на расстоянии 10 метров друг от друга, но находятся вблизи замечательного пространства Оперы и морской акватории.
— Подошло бы такое решение Санкт-Петербургу?
— Концепция норвежского квартала, где офисы соседствуют с жилыми квартирами, хороша для западного менталитета и характера. В России можно попробовать такого рода концепт как эксперимент, но 30-40 тысяч квадратных метров — это не 3 млн, которые ежегодно строятся в нашем городе.
— А почему вы думаете, что россиянам не понравится жить и работать по соседству?
— Дело тут не в близости дома и работы, а в ощущении своей идентичности. Для Запада, где сильно развита толерантность по отношению ко всему и вся, такой подход осмыслен. На мой взгляд, эти два процесса — урбанизация и толерантность — взаимосвязаны и один катализирует другой. На последнем триеннале в Осло, которое называлось After Belonging, что значит "Постпринадлежность", разговор как раз и шел об архитектуре эпохи, когда люди отрекаются от того, чему они принадлежали и что принадлежит им. Это мир полной свободы, мир в динамике, где царствует мобильность, где люди постоянно мигрируют,— вот оно — настроение западного общества сегодня.
— По-вашему, нам это несвойственно?
— Это сильно отличается от настроения, мироощущения и привычек россиян. У нас, если все складывается удачно, человек за свою жизнь четырежды строит себе жилье: в юности, когда съезжает от родителей, потом в молодости — для семьи без детей, потом уже с учетом появившегося потомства, ну и в старости, когда дети разъехались и столько пространства уже не нужно. Но строить — это половина проблемы. Вторая половина в том, что на каждом этапе все строится дважды: первый раз — строят строители дома, второй — уже сам собственник жилья. Я знаю на своем опыте: перегородки, которые ставит архитектор, точно не устроят покупателя. Сделаешь кухню, совмещенную с гостиной, люди захотят ее отгородить, сразу отгородишь — снесут стену, так как захотят большое пространство. В итоге мы производим в два раза больше стройматериалов и работаем дважды.
— Даешь свободную планировку?! Можно и дальше пойти: продавать недвижимость без окон и дверей...
— Это не решение проблемы. Россиянам пора привыкнуть жить в съемном жилье. А у нас никак не определятся, как к нему относиться: как ко временному этапу в жизни или как к норме? Проектировать и строить в любом случае, на мой взгляд, следует нечто универсальное, а не идти на поводу у моды или сиюминутных потребностей рынка.
— Небоскребы — это уже не дань моде, а скорее традиция...
— Лично я не против высотных зданий, но с условием, чтобы вокруг такого гиганта было пространство. Когда у нас 25-этажные громады смотрят друг другу в окна, это не только плохо с точки зрения создания городского пространства, но и имеет самые негативные социальные последствия: жилье в "муравейниках" без социальной инфраструктуры, нормальных высокоствольных деревьев во дворе, спортивных площадок и зон отдыха — это современные гетто.
— И что делать?
— Для начала поменять максимальный показатель плотности застройки. Мы сделали первый шаг этим летом, приняв новые правила землепользования, в которых прописали соответствующие ограничения. Теперь территорию у каждого дома нужно в обязательном порядке озеленять. И речь идет не о газонах на крышах паркингов, а о полноценном озеленении из расчета 23 квадратных метра насаждений на 100 квадратов общей площади квартир. При этом 30 процентов деревьев должно произрастать на земле и в этих зонах не должно быть ничего, даже инженерных сетей. Еще 50 процентов насаждений можно разместить на крышах паркингов при условии толщины почвенного слоя не менее 1,5 метра (по этому же принципу устроены висячие сады Эрмитажа). Помимо норм озеленения мы изменили и коэффициент застройки: отныне на гектаре земли мы допускаем строительство только 20 тысяч квадратных метров жилплощади. И, наконец, мы прописали базовые ограничения по этажности застройки. Теперь по праву разрешенный максимум — 40 метров, а на все, что выше, придется получать специальное разрешение по итогам публичных слушаний и заседания комиссии с участием депутатов Законодательного собрания. Думаю, это сводит почти на нет шансы появления в городе 25-этажных гетто.
— А как же "Охта-центр"?
— Не "Охта", а "Лахта". Строительство уже ведется и башня видна, в том числе и из центра города. Но следует признать, что такой проект — единственный и что строительство на расстоянии 6 километров от центра не оказывает радикально негативного влияния на восприятие охраняемых панорам. То, что "Лахта" возводится на краю города,— наименьшее из зол, тот компромисс, на который мы решились пойти.
— Какой из проектов вы считаете наиболее интересным на сегодняшний день?
— Программа трансформации "серого пояса". Речь идет о слабо развитых территориях промышленно-селитебного типа (селитебные земли предназначены для строительства жилых и общественных зданий, дорог, улиц.— "О"), примыкающих к центру города. Сейчас в "сером поясе" кое-где плотность населения — нескольких человек на гектар. Там находятся предприятия, основанные еще в начале XIX века. Не всем из них удалось пережить 1990-е, но тем, кому удалось, не хватает площадей для развития. Вот мы и думаем, что делать? Санкт-Петербургу очень повезло, что у него есть такой "пояс", это уникальный шанс для преобразования города — создав новые городские центры и перейдя на полицентричную модель развития.
— И как они будут выглядеть?
— А это пусть решают архитекторы. Ряд предложений дали компании, принявшие участие в конкурсе на застройку "серого пояса": жюри конкурса отобрало 9 команд — три московские, три питерские и три иностранные. Мы задали рамочную формулу "30-30-40": в "сером поясе" 30 процентов площадей должны быть отданы под зеленые насаждения, спорт, общественные и рекреационные пространства, еще 30 процентов — под места для невредных производств, коммерции и бизнеса и 40 процентов — под жилье. Если эти территории будут развиваться в такой пропорции, мы получим интересную и комфортную среду. Но прежде нужно будет решить имущественные вопросы: большая часть территорий "серого пояса" — частная собственность, определенная в генплане как промышленная зона. Надо придумать механизм, как изменить назначение этих территорий при одновременной реализации проектов не в ущерб городу.
— Как создать современный город без небоскребов и в ситуации, когда в нем полно ветхого жилья?
— Куда больше опасений и проблем вызывает развитие новых территорий, а не реконструкция и реставрация исторического центра. Сами объемы работ в центре сравнительно небольшие, почти европейские, да и с социальной инфраструктурой более или менее благополучно. Хотя и ограничений предостаточно, поскольку исторический центр Санкт-Петербурга находится под охраной ЮНЕСКО. Для меня как главного архитектора города важно, что при всех изменениях у нас не происходит вымывания жилой функции из исторического центра.
— Как это удается?
— Так сложилось. В Питере во всех районах в любое время проистекает жизнь, даже в зданиях, которые, в принципе, нуждаются в капремонте.
— Вы о знаменитых питерских "колодцах"? Они исчезнут?
— Сложный вопрос. Если следовать современным гигиеническим нормам, проживание в домах-"колодцах" таковым не отвечает, но люди живут! Если задаться целью полностью разуплотнить центр, ликвидировать "колодцы", то город потеряет свое историческое лицо и это уже будет не Санкт-Петербург. Конечно, какие-то места нужно санировать, нужно, безусловно. обеспечить дома элементарными удобствами — лифтами, горячей водой, да и солнышко по возможности пустить в дома, но не ликвидировать такие дворы как класс.
— А совет западных архитекторов изменить подъезды тоже не подходит?
— Элитное жилье в Санкт-Петербурге и сегодня строится с большими входными группами, иногда даже двусветными. Надо ли проводить аналогичные работы в центре и ради этого ломать дом? Даже если кому-то захочется, слава богу, этого не позволит сделать КГИОП (комитет по госконтролю, использованию и охране памятников Санкт-Петербурга.— "О"), потому как считает предметами охраны, как правило, фасад, несущие стены и лестничную группу. В действительности, доходные дома XIX века имеют весьма внушительного размера подъезды, если их отреставрировать, то больше и делать ничего не надо. Сейчас в историческом центре допускается восстановление утраченных зданий и регенерация среды. Редко находятся участки, где разрешается новое строительство. Впрочем, проблема не в самой точечной застройке, а в том, какие нормы нужно прописать для осуществления такого строительства в центре.
— Их сегодня нет?
— Есть, но со вступлением в силу новой редакции закона об охране объектов культурно-исторического наследия нужно переписать регламенты правил землепользования и застройки. И сейчас мы решаем, что следует прописать в этих регламентах. В том же Осло, например, не согласовывают дома с паркингами в историческом центре города. Там подход простой: центр должен быть пешеходным. Недовольные могут переселиться туда, где парковки разрешены.
— И в Санкт-Петербурге будет также?
— В Питере исторический центр у нас несоизмеримо больше, чем в Осло. Так что полного запрета автотранспорта точно не будет, но его движение, конечно, следует ограничить. В этой ситуации обязательно надо развивать общественный транспорт. Что мы и делаем.
Множество факторов оказывает влияние на градостроительную политику города: бесценное культурно-историческое наследие, взаимоотношения между застройщиками и архитекторами, а также застройщиками и властью, непрозрачная порой система ценообразования, и еще то, что архитектор не контролирует бюджет строительства. Это значит, что решение, на что следует тратить деньги, а на чем можно сэкономить не в ущерб качеству, не за ним. Так что проблемы есть и будут.
У нас человек четырежды строит себе жилье: в юности, съехав от родителей, в молодости — для семьи без детей, потом с учетом поя
Опрос
Источники дискомфорта
Опросы показывают: граждан волнует не ситуация с благоустройством, а совсем другие проблемы. Стандартам благоустройства многие предпочитают более высокие социальные стандарты