Режиссер Константин Ершов
1982 год
Криминальный очерк
«Когда они вылезли из автобуса (было холодно и ветер), человек шел им навстречу, а когда подошли — лежал. Это был милиционер, молодой парень в куртке, он лежал на боку с пистолетом в руке. Сказал, задыхаясь: "Обстреляли нас... сволочи..." — и попросил, чтобы у него взяли пистолет. Его отнесли в автобус и только тогда сообразили, что он сказал "нас". Водитель сдал автобус назад, осветил фарами шоссе, принялись искать — и нашли в кювете второго милиционера, которому помочь уже было нельзя. У "Жигулей", стоявших поодаль, на малых оборотах работал мотор. Подошли, заглянули в машину, там никого не было. Но никому не пришло в голову заглянуть в багажник. Позже в нем нашли мертвого»
(Ольга Чайковская, "Это было под Ростовом", "Литературная газета", 4 октября 1978)
В "Лекарстве против страха" братьев Вайнеров — эталонном "милицейском романе" — молодой следователь вопрошал наставника, чуть ли не самого Шарапова: как так получается, что профессиональной преступности в СССР нет, а профессиональных преступников нам до смерти ловить — не переловить. Диалектика, однако: преступности нет как социального феномена, ибо социалистическому обществу чужды противоречия, его порождающие, а преступниками люди становятся из-за индивидуальной патологии.
Патология так патология, пресса "не гналась за дешевой сенсационностью" и не "раздувала". Громкие преступления изредка оглашались избранными авторами почему-то "Литературной газеты", непременно задававшимися риторическим вопросом, как случилось, что имярек стал душегубом, и делавшими вывод: не уследили семья и школа.
Зато кино — от первого советского бытового детектива "Дело "пестрых"" (Николай Досталь, 1958) до шедевров Алоиза Бренча и Герберта Раппапорта 1970-х годов — не жалело красок (патология живописна), изображая явки и притоны фиксатых урок и особняки королей черного рынка — то есть инфраструктуру именно профессиональной преступности. Актеры, игравшие преступников, в свою очередь, не могли удержаться от кокетства блатным шиком: уголовную романтику гнали в дверь, а она, как форточница, возвращалось "через окно".
Но один вид преступлений проще было предать гласности, чем допустить лавину слухов: дела "автоматчиков". Бандиты с автоматами — это было всесоюзное ЧП. Чайковская, с ее безупречной репутацией спасительницы невинно осужденных, как раз и нейтрализовала "городские легенды" о десятках жертв неуловимой банды, рассказав, как все было под Ростовом. Банда убила трех человек, и состояли в ней трое: братья Билык — 22-летний Петр и 16-летний Владимир — и их зять Афанасий Ставничий. Вычислили их прежде, чем они совершили налет, готовясь к которому и пролили кровь. Ставничего убили при аресте, Петра расстреляли, Владимиру дали 15 лет. Читатели вздохнули с облегчением.
Ершов изменил лишь мелкие детали и имена убийц: теперь их звали Виктором (Леонид Филатов) и Александром (Ярослав Гаврилюк) Грачами и Леонидом Осадчим (Виталий Шаповалов). Но, в отличие от Чайковской, он не обезвреживал бомбу, а взрывал, сметая жанровые каноны — и по большому счету советскую веру в добрую разумность мира.
Фильм был не о — действительно блестящей — работе милиции, а о "работе" убийц. Не морщили лбы усталые следователи, опергруппа возникла из ниоткуда лишь посреди действия, зато упырей Виктора и Леню играли обаятельнейшие звезды Таганки. Филатов вообще после "Экипажа" (Александр Митта, 1979) и "Кто заплатит за удачу?" (Константин Худяков, 1980) царил на экране. В том же 1982-м он звезда еще и Ильи Авербаха ("Голос") и Сергея Соловьева ("Избранные") — и в "Грачах" свое обаяние не микшировал.
Вместе с милицейской романтикой незаметных миру подвигов Ершов вымел романтику "Ростова-папы".
На экране не банда, а семья: здесь чтят мамашу Евдокию Ивановну, старший брат не дает в обиду младшего, а дядя Леня, знатный гитарист, вместе с братьями (даром что куда старше и в анамнезе три ходки) дурачится на пляже.
Не малины и хазы, а домик на берегу моря. Не пьяные сходняки, а чинный семейный обед с арбузом на сладкое. Верх угара — придорожная "стекляшка", где лабухи наяривают: "Улетай, тучка, улетай" и "Обручальное кольцо — не простое украшенье". Да и то: в ресторан братья заглянули чисто перекусить — тут-то их и повяжут.
Не экзотика, а быт, рутина, жизнь, застиранная и на столичный взгляд убогая, но родная для миллионов людей. Даже радостный детский крик "Дядя Леня из тюряги вернулся" не диссонирует с ее убогим благообразием. Да и нет в прифранченном толстячке в шляпе, шагающем по шпалам к родному гнезду, ничего страшного. Вот и гаишники на ночном шоссе не разглядели в нарушителе ПДД, понятном и смешном им мужике, никакой угрозы. А он, вместо того чтобы заговаривать им зубы, просто и методично нашпиговал их свинцом. Примечательно, что Ершов не утруждает себя объяснением, откуда у провинциальных уголовников натуральный "калаш". По жизни — братья Билык украли его в поезде, кажется, в Кемерово, напоив спутников-солдатиков. Это, конечно, интересная деталь, но Ершову не нужно ничего интересного с авантюрной точки зрения.
Кровавые подробности ему тоже безразличны. Его внимание поглощено тем, как убийцы хлебают суп, едят арбуз, выдыхают сигаретный дым. И эти простейшие физические действия гораздо страшнее любого насилия, потому что едят и курят они точно так же, как втыкают нож или вытаскивают из-за спины автомат. В самом начале Виктор заслушивается любимой песенкой с лейтмотивом "Просто так". Все здесь просто так — и убийства в первую очередь.
Ершов дебютировал в режиссуре фильмом "Вий" (1967), пользующимся репутацией "первого советского фильма ужасов". "Грачи" — тоже фильм ужасов. Ершов нащупал новую интонацию разговора о будничном, повседневном, неотличимом от нормы зле, живущем рядом и всегда готовом проявить себя. Похожая интонация составит мировую славу нескольким фильмам, прежде всего "Генри, портрету серийного убийцы" (Джон Макнаутон, 1986). Но Макнаутон как раз спекулировал на контрасте между обыденностью жизни садиста и кошмарными подробностями. У Ершова кошмарно именно отсутствие контраста, незаметность перехода не от бытия, а от быта — к небытию.
"Грачи" до сих пор раздражают, это очень неприятный, как отголосок темного слуха, фильм. В первую очередь потому, что Ершов не только ничего не объясняет, но и сам не понимает — только предчувствует что-то зябкое и страшное тут, по соседству. В экранные судьи он неслучайно пригласил Алексея Петренко. Раз уж этот глыба-человек, медлительный мудрец, трогательный, как еще не разбушевавшийся Голем, тоже не в силах понять Грачей и тщетно нагуливает понимание на обломках их семейного гнезда, что тут требовать от режиссера.
1982 год
Пафосный, но мертвенный байопик о Джоне Риде снят в пику Уоррену Битти, посмевшему получить "Оскар" за фильм ("Красные") о создателе Компартии США ("Красные", 1981).
"Красные колокола" (Сергей Бондарчук, СССР)
Лучший из фильмов Херцога о людях, готовых принести весь мир и себя в жертву своей мечте. По легенде, в жертву фильму Херцог принес несколько индейцев, погибших, перетаскивая на съемках через Анды натуральный корабль.
"Фицкарральдо" (Вернер Херцог, ФРГ)
Приговор системе: подвиг машиниста оказывается плодом преступного разгильдяйства, его собственного и всеобщего.
"Остановился поезд" (Вадим Абдрашитов, СССР)
Культовый водевиль о похождениях лоботряса-стиляги в оттепельной Москве.
"Покровские ворота" (Михаил Козаков, СССР)
Два гуру современного кино сняли фильмы о невозможности — коммерческой или экзистенциальной — авторского киновысказывания.
"Страсть" (Жан-Люк Годар, Франция), "Положение вещей" (Вим Вендерс, ФРГ)
Криминальный очерк
Направление
Советское кино не разминулось со звездой сенсационной публицистики Аркадием Ваксбергом, тоже автором "Литературки", но экранизации его очерков ("Штормовое предупреждение", Вадим Михайлов, 1981; "Средь бела дня", Валерий Гурьянов, 1983) касались бытовых трагедий. Зато "Волчья яма" (1983) Болотбека Шамшиева была, как и "Грачи", фильмом настолько немыслимым, что его сенсационность никто не осмыслил: по фильму, всю Киргизию держала в тисках мафия во главе с добрейшим стариком Бобоханом, прикованным к инвалидному креслу. Уголовное и картежное подполья вдохновили Сергея Бодрова-старшего на импрессионистического, акварельного и жестокого "Каталу" (1989). Но "Воры в законе" (1988) Юрия Кары надолго задали оргпреступному жанру интонацию жестокого шансона. К бандитской мифологии Ростова 1960-1970-х годов вернется Константин Худяков ("Однажды в Ростове", 2012), анахронично подверстав дело "банды Толстопятовых", предтеч Билыков, к теме Новочеркасского расстрела.
Вход бесплатный по предварительной регистрации на сайте кинотеатра «Пионер», 19 декабря, 21.30
