В истории отношений России и США за последние 20 лет случалось много разногласий, после которых казалось, что договариваться больше не о чем, незачем, а главное — некому. Так было в 1999 году, когда премьер Евгений Примаков развернул свой самолет, направлявшийся в США, после того как американские ВВС нанесли удары по Югославии. Так было в 2003 году, когда неожиданно для российского руководства американские и британские войска начали операцию в Ираке, закончившуюся лишь восемь лет спустя. Так было в 2008 году, когда российские вооруженные силы начали «пятидневную войну» с Грузией, поддержку которой оказывали США.
Корреспондент “Ъ” Иван Сафронов.
Фото: Александр Щербак, Коммерсантъ / купить фото
И таких примеров хватает — достаточно вспомнить вхождение Крыма в состав России и события на юго-востоке Украины. Выражение открытого недовольства, громкие публичные заявления и серьезные угрозы — непременный атрибут международной политики, прием, который использовался, используется и будет использоваться еще долгое время для укрепления собственных позиций внутри своей страны.
Но, при этом, несмотря на самые острые разногласия, президенты России и США никогда не рвали каналы связи между собой. Да, задействуются они крайне редко и особого удовольствия от общения друг с другом ни Владимир Путин, ни Барак Обама, скорее всего, не испытывают, но они есть. Два лидера не могут встретиться и решить комплекс проблем — их накопилось слишком много, но если очень нужно, то могут встретиться и договориться, как решить хотя бы одну.
Такой проблемой стала Сирия, на территории которой две сверхдержавы пытаются своими методами остановить войну и установить мир, победив боевиков «Исламского государства». Казалось бы — благая цель, лучшего повода для кооперации двух стран и придумать сложно. Здесь не так и не найденное оружие массового поражения Саддама Хусейна, не диктатор Муаммар Каддафи, а реально опасные убийцы и головорезы, представляющие угрозу не отдельно взятой стране, а всему цивилизованному миру. Понимая это, президенты договорились активизировать совместные усилия в Сирии.
Но здесь важно понимать, что договориться Владимир Путин и Барак Обама могут лишь в общих чертах. Детализация их договоренностей ложится на плечи главы МИД РФ Сергея Лаврова и госсекретаря США Джона Керри, а непосредственная реализация — на Минобороны РФ и Пентагон. И если дипломаты со своей функцией справляются достаточно успешно (в конце концов, именно им удалось сгладить большинство острых углов по итогам недавних 15-часовых переговоров в Женеве), то по военной линии взаимодействие находится на катастрофическом уровне и сводится в основном к обвинениям. В стране, где и главы России и США вроде бы и воюют против радикальных исламистов, Минобороны и Пентагон по-прежнему находятся по разные стороны баррикад: одни пишут письма — другие их игнорируют, одни звонят — другие не отвечают, одни поддерживают правительственные войска, другие — оппозицию.
Да, Керри и Лаврову разговаривать гораздо проще: сказывается не только накопленный опыт во взаимодействии, которого оборонные ведомства РФ и США лишены уже не один год, но и их желание повлиять на ситуацию в лучшую сторону.
У военных все иначе: как министр обороны РФ Сергей Шойгу может о чем-то договариваться с министром обороны США Эштоном Картером, который считает исходящую от России угрозу едва ли не большей, чем от «Исламского государства»? В такой конфигурации президентские и дипломатические договоренности (будь они написаны на бумаге или произнесены устно) разбиваются об упрямство военных.
И пока Минобороны РФ и Пентагон пытаются выяснить, чьи миротворческие усилия в Сирии весомее и значимее, «Исламское государство» и «Джебхат ан-Нусра» (запрещены в РФ) готовят очередное наступление.