Каннский фестиваль подходит к концу, не столько подводя итоги, сколько ставя вопросы. Главный из них касается перспектив интеллектуального и проблемного кино, считает АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Фото: Romanian Film Board (C.N.C.), Why Not Productions
Одним из лучших в программе стал «Выпускной» Кристиана Мунджу, один из двух конкурсных румынских фильмов. Он затрагивает примерно те же моральные дилеммы, что и первый — «Сьераневада» Кристи Пую, но завязывает в гораздо более плотный сюжетный узел. Главный герой, врач, убежден, что в Румынии для молодежи нет будущего, и подготовил почву, чтобы его дочь училась за границей. За несколько дней до отъезда она подвергается нападению и попытке изнасилования. Параллельно действиям полиции отец сам берется за расследование (это уже третий конкурсный фильм о медицинских работниках и второй, где они распутывают криминальную интригу). Вскоре, однако, сам герой становится мишенью уголовного преследования, поскольку, чтобы помочь фрустрированной дочери сдать выпускной экзамен, впервые решился войти в коррупционную цепочку «ты мне, я тебе». Попутно обнаруживаются другие скелеты в шкафу, маленькая семейная история — еще одна характерная черта каннского конкурса — вырастает в большую сагу и одновременно притчу о любви, предательстве, совести, цене компромисса.
«Кино морального беспокойства» — термин, некогда изобретенный поляками,— идеально описывает сегодняшнюю румынскую «новую волну». Только если поляки могли многое списать на навязанный им социализм, румыны вынуждены признать, что не сумели создать более совершенное общество и четверть века спустя после низвержения Чаушеску. Картины из Румынии плюс «Неизвестная девушка» братьев Дарденн и «Я, Дэниел Блэйк» Кена Лоуча задают конкурсной программе серьезный проблемный тон, и ему не противоречит даже «Хульета» Педро Альмодовара, хоть и выполненная в другой стилистике. Все о моей матери, все о моей дочери, материнская (или отцовская) любовь, страдания ближних, изъяны гуманизма, неспокойная совесть… А между тем жизнь так быстро движется вперед, что в той же Бельгии, где обитают Дарденны, мотив сочувствия беженцам кажется уже принадлежностью вчерашнего дня. Найдется ли художник, способный художественно, а не плакатно-карикатурно отобразить то, что чувствуют, предположим, условные сторонники Марин Ле Пен? Или кино будет исходить из приоритета политкорректных формул, низводящих гуманизм до уровня бритых мест?
В какой-то момент зритель каннского конкурса начинает внутренне протестовать против намерения бесконечно его поучать и воспитывать, приобщать к глобальным вопросам. И совершенно правы кураторы фестиваля, уравновешивая этот неумеренный пафос совсем другим типом кино. Это кино очищенных эмоций и свободной игры форм представляют два режиссера новой формации — совсем молодой Ксавье Долан и не желающий стареть Николас Виндинг Рефн. «Это всего лишь конец света» Долана — экранизация пьесы французского автора Жан-Люка Лагарса, умершего от СПИДа. Главный герой, успешный молодой писатель Луи (Гаспар Ульель), приезжает после долгого отсутствия в родную семью, чтобы сообщить о своей скорой смерти, но вместо этого оказывается объектом игры провинциальных комплексов, зависти и агрессии лузеров. Только жена его старшего брата видит в пришельце из другого мира родственную душу. Сюжетная конструкция отсылает к Чехову и Стриндбергу, классикам европейского театра, но Долан делает на этом материале чистое, переполненное лиризмом кино, построенное на мощном чувственном саундтреке Габриэля Яреда. И даже участие французских звезд (Венсан Кассель, Натали Бай, Марион Котийяр, Леа Сейду) оказывается хоть и знаковым, но второстепенным фактором. В то время как респектабельная публика в журналистском зале выражала фильму свое «фе», на улице синефильская молодежь стояла с плакатиками «Это всего лишь конец света»: они надеялись на лишний билет, и в этом была надежда на будущее кинематографа эмоций.
Еще большей обструкции со стороны большинства профессионалов подвергся «Неоновый демон» Рефна. Я вовсе не поклонник этого режиссера, но должен признать, что в данном контексте и его фильм сработал, заняв свое место в конкурсе и противопоставив унылой серьезности классиков хулиганский вкус, отвязный юмор и стиль, который один из наших жрецов гламура определяет как «дикий люкс». Это — наглый плевок в сторону слишком правильного, слишком серьезного, слишком умного кино. Сюжет кровавой шутки Рефна завязывается в интерьерах фэшн-империи, перебрасывается в дешевый мотель (куда селят новую модель и куда иногда заглядывает пантера, а ночами к постоялицам является свирепый портье в образе Киану Ривза) и завершается на вилле с бассейном. Юная натуральная блондинка Джесси, еще не отравленная вирусом тщеславия и не перекроенная пластическими хирургами (Эль Фэннинг), вызывает бурю сильных чувств со стороны обслуги и конкуренток. Последняя треть картины снята как будто специально для того, чтобы подразнить радетелей хорошего вкуса: это чистейший трэш с некрофилией и каннибализмом, однако утверждать, что кино глупое, я бы не стал. В сущности, это вообще не кино, а экранная инсталляция под гипнотическую музыку Клиффа Мартинеса. А то, что в нем/ней много правды, могут подтвердить те, кто не понаслышке знакомы с нравами индустрии искусственной красоты.
Финал фестиваля ознаменовался для его российских участников маленьким по формату, но важным событием — премьерой в «Двухнедельнике режиссеров» десятиминутной анимационной картины «Слушая Бетховена» классика отечественной анимации Гарри Бардина. Это притча о том, что свободу нельзя задавить никаким катком и она все равно прорастет сквозь асфальт. В фильме звучат «Ода к радости» и «Аллегретто» из Седьмой симфонии Бетховена: именно эта духоподъемная музыка вдохновила режиссера на создание фильма в особой анимационной технике. Картина не нуждается ни в лишних словах, ни в рациональных мотивировках. Перед нами как раз тот редкий случай, когда кино бывает умным и при этом остается чисто эмоциональным.