В 1990-е годы «генерал Дима» был известен как советник генпрокурора и правительства страны. В 1994 году адвокат и чиновник Якубовский был арестован по обвинению в краже редких книг, принадлежащих государству. Сейчас он владеет зарегистрированной в Швейцарии Engelberg Industrial Group. В интервью “Ъ” ДМИТРИЙ ЯКУБОВСКИЙ рассказал, как ему достались активы в новом бизнесе и как его группе удается получать заказы российских госкомпаний.
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
— В конце лета оппозиционер Алексей Навальный заявлял, что пресс-секретарь президента Дмитрий Песков и фигуристка Татьяна Навка проводили медовый месяц на побережье Италии на арендованной вами яхте. Вы действительно оплачивали их свадебное путешествие?
— Что вы, я жадный человек и всегда оплачиваю только свой отдых.
— По другой версии на вашей яхте могли быть дочери Дмитрия Пескова и Татьяны Навки.
— Еще раз: в тот момент, когда я был на яхте, ни супругов Песковых, ни их детей там не было.
— Но вы не можете отрицать, что знакомы с пресс-секретарем президента?
— Я знаю Дмитрия и Татьяну. Более того, был у них на свадьбе.
— Когда вы познакомились с господином Песковым?
— Еще в прошлой жизни.
— В прошлой жизни, то есть в начале 1990-х годов, вы занимали разные должности — от советника генпрокурора страны до замначальника главного управления радиоразведки Федерального агентства правительственной связи и информации. Тогда же в СМИ писали, что «генерал Дима», то есть вы, «умеет пристраиваться в жизни»...
— Это литературный штамп. Во-первых, никакой я не генерал, мой карьерный рост остановился на полковнике. Правда, в 29 лет. Во-вторых, если бы я умел пристраиваться в жизни, то сейчас сидел бы в каком-нибудь солидном чиновничьем кабинете. Проблема в том, что я совершенно не гибкий человек. И потом: четыре года, проведенные в тюрьме, вряд ли позволяют утверждать, что я умею пристраиваться (в 1994 году господин Якубовский был арестован по обвинению в краже редких книг из Российской национальной библиотеки, в 1998 году был освобожден, в 2001 году судимость снята.— “Ъ”). К тому же ни один из моих бизнесов, которыми я когда-либо занимался, никак не связан с приватизацией госимущества, которая проходила в 1990-х годах.
— Но вас ведь могли не допустить к приватизируемым активам?
— В 1992 году, когда в стране началась приватизация, я был советником в федеральном правительстве: тогда в том числе от меня зависело, кого допустить или не допустить к выкупу госактивов в определенных отраслях. В начале 1990-х годов я также возглавлял рабочую группу Минобороны России в Западной группе войск (Германия): мы занимались переводом на баланс страны освободившегося военного имущества в бывшей ГДР. Я оттуда не привез ни копейки. Тогдашнее мое окружение смеялось надо мной, считая меня умалишенным.
— У вас роскошный особняк на Рублевском шоссе, солидная коллекция ретроавтомобилей. Коллекционеры вас знают как владельца «Майбаха», на котором ездила Ева Браун. Как вы на все это заработали?
— Я вышел из тюрьмы как турецкий святой — ни копейки в кармане. Занял у своего адвоката $20 тыс., снял квартиру, поскольку на тот момент у меня не было в Москве своего жилья. В течение года заработал первый миллион долларов юридической практикой: среди моих клиентов были представители крупного бизнеса. Через три года, в 2001 году, переехал на Рублевку. Что касается моей коллекции автомобилей, то я начал ее собирать после того как занялся девелоперским бизнесом.
— Вам не кажется, что это странно звучит: клиентами адвоката, который сам себя не мог спасти от тюрьмы, являются представители крупного бизнеса?
— Мне не кажется. За четыре года моего нахождения в тюрьме я не дал ни одного показания. Это показалось симпатичным достаточно большому количеству людей. И желание работать со мной после моего освобождения было и у тех, кто когда-то был в моей команде (многие из них к этому моменту сделали успешную карьеру), и у тех, кто знал меня заочно. Я мог бы больше ничего не делать. Но меня выдернул из «пенсии» Владимир Евтушенков (основной владелец АФК «Система».— “Ъ”) и мы вместе начали реализовывать проект строительства элитного коттеджного поселка «Горки-8». В 2007 году продал свои почти 75% в этом проекте «Галс Девелопменту», который на тот момент принадлежал АФК «Система» (сейчас «Галсом» владеет ВТБ; в июле 2014 года компания сообщила, что продала свою долю в «Горках-8».— “Ъ”).
— Куда вы инвестировали более $100 млн, вырученные от продажи своей доли в «Горках-8»?
— В 2011 году я понял, что элитный сегмент недвижимости начинает стагнировать: все, кто хотел и имел возможность купить дорогие особняки, сделали это. Поэтому я решил идти в массовый сегмент. Государству надо расселять военных, владельцев ветхого жилья, выполнять свои социальные программы. То есть в этом сегменте гарантированный рынок сбыта. Так была создана компания «Сити Лэнд Групп» (СЛГ), на балансе которой появилось 247 участков в Подмосковье — в Ступино и Можайске. Их балансовая стоимость к весне этого года была 142,2 млрд руб.
— У кого вы скупали эти участки?
— У небольших землепользователей. Перед СЛГ стояла задача консолидировать эти площадки и поменять их статус, поскольку большая их часть считалась сельскохозяйственного назначения.
— Для того чтобы решить вопрос с переводом такого объема участков, необходимо иметь связи как минимум с региональными властями. В этом бизнесе у вас были высокопоставленные покровители?
— Высокопоставленные покровители мне не помешали бы, но, к сожалению, таких людей нет. Может быть, это связано с тем, что не все однозначно воспринимают мою личность. Правда, в двух бизнес-проектах у меня были старшие партнеры: в случае с «Горками-8» это «Система», а с ВТБ создавал СЛГ.
— Среди миноритариев СЛГ — бывший префект Северного округа Москвы Олег Митволь и сын генпрокурора страны Игорь Чайка. Как вы с ними познакомились? Как они появились в СЛГ?
— С Митволем и сыном Чайки мы проживали в «Горках-8», где и познакомились. Совладельцами СЛГ они стали простым способом: внесли соответствующий уставный взнос в компанию. Никто из них не принимал участия в оперативном управлении компанией.
— Вы упомянули, что ВТБ изначально был совладельцем СЛГ; в этой компании к весне текущего года госбанку и его дочерней «Галс Девелопмент» принадлежало совокупно около 28%. Эта доля была у кредитной организации в виде залога?
— Нет, банк внес средства в уставный капитал компании. После того как СЛГ консолидировал на своем балансе почти 8 тыс. га, где можно построить больше 25 млн кв. м, ВТБ решил выкупить у меня мою долю (более 60%). Сделку мы закрыли в марте текущего года. Это было выгодно обеим сторонам: госбанк получил ликвидный актив, позволяющий ему увеличить свою капитализацию, а я — около 15 млрд руб. на развитие своего другого бизнеса.
— Эта та сумма, которую вы хотели получить?
— ВТБ заплатил за актив с дисконтом. Я согласился, так как понимал, что получаю сразу всю сумму (сделку кредитовала «дочка» ВТБ — Банк Москвы под залог участков СЛГ.— “Ъ”). Поэтому я очень благодарен ВТБ за эту сделку.
— Ранее сообщалось, что еще одним партнером СЛГ станет ВЭБ. Почему не сложилась такая конструкция?
— Я не исключаю, что ВЭБ в том или ином виде появится в этом проекте. СЛГ изначально строил свой бизнес на двух составляющих: массовое жилье по социальным ценам и чисто коммерческие площади. То есть СЛГ на своих землях строит жилье и продает не более чем за 48 тыс. руб. за кв. м — два-три года назад это была средняя индикативная цена жилья, установленная в Подмосковье федеральными властями. Свою маржу компания планирует заработать за счет больших объемов реализованных квартир и логистических центров, под которые также были выкуплены участки в Можайске и Ступино. Там можно реализовать проекты по строительству распределительно-логистических комплексов, в том числе, по поставке продуктов питания. Эти участки мы выбрали целенаправленно, учитывая строительство новых трасс и будущего транспортного потока. Иными словами, и массовое жилье, и налаживание системы поставки продовольствия в регион — это те проекты, где бизнес сопряжен с социальной составляющей, а значит, такие инвестиции могут себе позволить крупные госбанки.
— Вы упоминали, что средства, вырученные от продажи доли в СЛГ, направили на развитие своего другого бизнеса. Вы имели в виду швейцарскую Engelberg Industrial Group?
— Это холдинг, управляющий моими активами, например, Thermission. Эта компания занимается технологиями в области низкотемпературного термодиффузионного цинкования, позволяющего в разы увеличить коррозионную стойкость изделий из металла. Говоря о реинвестиции средств, вырученных от продажи доли в СЛГ, я имел в виду, прежде всего, Thermission.
— Получили от госбанка средства и направили их в чужую экономику — в этом вас могут обвинить, ведь сейчас в моде изоляционистская риторика. Не боитесь?
— Я как российский гражданин плачу налоги здесь. За восемь лет заплатил налоги на доходы физического лица с суммы примерно $500 млн, это в десятки раз больше, чем выплатил за аналогичный период в Швейцарии. Я вам назвал только НДФЛ. Еще есть принадлежащие мне компании, зарегистрированные в России и работающие по российскому праву: эти юрлица тоже платят налоги внутри страны. Например, у Thermission есть российская «дочка» — «Термишен Рус». Мы открыли опытное производство в Химках. Более того, создали совместное предприятие с КамАЗом: мы поставляем антикоррозийные технологии для комплектующих в том числе для военной техники, выпускаемых автозаводом. Плюс мы заключили соглашение с Уралвагонзаводом и Московским институтом теплотехники.
— Кто является контрагентами Thermission в Европе?
— В Европе и Северной Америке 64 компании мирового уровня завершили испытания наших технологий. 17 производителей уже решили использовать наши наработки, остальные могут принять решение в течение полугода–года. Для нас заказы даже от 17 новых партнеров уже позволяют полностью выйти на планируемый уровень капитализации Thermission.
— Как так получилось, что вы стали совладельцем Thermission?
— Мой швейцарский адвокат рассказал, что к нему обратился его бельгийский коллега, защищавший права на интеллектуальную собственность парочки ученых, которые разработали технологию низкотемпературной термодиффузии. Это чистой воды «ботаники», которые хорошо разбираются в молекулах, но не представляют, как устроены бизнес-процессы. «Акулы империализма» их уже готовились поглотить с потрохами, тут я решил с ними познакомиться. Я как юрист стал заниматься вопросом ученых. Так родилась идея создать компанию, которая внедрила бы новые антикоррозийные технологии. Сейчас эти ученые из Бельгии являются совладельцами Thermission, как и мой младший брат Стас Якоби (гражданин Швейцарии.— “Ъ”).
— Швейцарский журнал Bilanz оценивает ваше личное состояние в 700–800 млн швейцарских франков ($680–776 млн), а по оценке PricewaterhouseCoopers и A.T. Kearney капитализация Thermission AG — более 1,5 млрд франков. Эти цифры соответствуют действительности?
— Да, оценка вполне корректная. Только российский бизнес Thermission, по оценке PricewaterhouseCoopers на конец 2014 года, составил 37 млрд руб. (около $560 млн по текущему курсу.— “Ъ”).
— Насколько вам важна точная оценка вашего бизнеса?
— Важна, поскольку у меня есть планы провести IPO Thermission AG, скажем, на NASDAQ. Я рассчитываю, что через три года мы выйдем на биржу, где разместим примерно 20% акций Thermission. Средства необходимы исключительно для развития холдинга.
— Вы с какой капитализацией стремитесь выйти на биржу?
— У нас есть план — увеличить капитализацию холдинга до $5 млрд и более.
— Откуда у вас уверенность, что сможете достичь таких показателей?
— Наш бизнес высокотехнологичен, а значит, весьма рентабелен. Ежегодный уровень EBITDA на европейском рынке, например, получается примерно $200 с 1 тонны деталей и комплектующих, обработанных посредством нашей технологии.
— «Термишен Рус» работает в России, в том числе, с госкомпаниям, как, например, РЖД. Отразились ли на вас санкции, введенные Евросоюзом и США в отношении российского бизнеса?
— Тьфу-тьфу, пока никак. Мой бизнес устраивает всех — и в России, и в Европе, и в США.
— На ваш взгляд, санкции как-то в целом повлияли на российский бизнес?
— С одной стороны, никто не спорит, что санкции ограничили приток капитала, затормозили развитие промышленности и так далее. Но два минуса всегда дают плюс. Так что от санкций может быть не только вред, но и польза для российского бизнеса. Например, на фоне финансовых ограничений лопаются спекулятивные компании, а производственники как работали, так и работают. Вы помните из истории, что во время индустриализации в 30-х годах прошлого века в отношении Советского Союза были применены ограничения в более жесткой форме, чем теперь. Именно тогда и было основное развитие промышленного потенциала страны, который помог выстоять в войну и работает до сих пор.
— Это сравнение звучит удручающе, особенно на фоне геополитических событий, в которые вовлечена Россия.
— Но в любом случае, если санкции не были бы введены, их надо было бы придумать. Это, еще раз повторюсь, избавит нашу экономику от спекулятивного бизнеса.
— У вас есть активы в других отраслях?
— Нет. Как говорила моя бабушка, нельзя с одной задницей на двух свадьбах одновременно плясать.
— На сайте вашего холдинга указывается, что в швейцарском Энгельберге у компании есть проекты в области гостиничной недвижимости. Вы не рассматриваете этот актив как перспективную инвестицию?
— Этот объект к бизнесу вообще не имеет никакого отношения. По сути, это скит, который принадлежал местному монастырю бенедиктинцев. По документам объект значится как отель. Наш холдинг выкупил его и решил на этом месте построить подворье Русской православной церкви. Сейчас идет согласование проекта с коммуной Энгельберга и администрацией кантона, которые наш проект поддержали.
— Как к вам пришла эта идея?
— Это Божий промысел. Я недавно в очередной раз чуть не отправился на тот свет. Шанс выжить был 20%. И тогда я дал себе обещание: если выживу, построю православный храм в Швейцарии. Благодаря Божьему промыслу в свое время я построил в подмосковном поселке «Горки-8» храм Усекновения главы Иоанна Предтечи.
— Это тоже был Божий промысел?
— Да. Как-то я летел на новогодние каникулы из Москвы в Цюрих. Прямо на подлете к Цюриху поломался двигатель самолета и почти полтора часа не могли приземлиться. Рядом с местным аэропортом есть кирха, над которой мы несколько раз очень низко пролетали. Тогда я подумал: достаточно разбить стекло иллюминатора, протянуть руку к шпилю церкви и спуститься вниз, на землю. Вопреки законам физики пилоту удалось посадить самолет. Потом я поехал на машине в отель, водитель решил меня отвезти по горной дороге — это был самый короткий путь. Утром читаю в местной газете, что после того как мы проехали по опасной части дороги, там обвалилась огромная скала и в результате происшествия погибли люди. Я эту газетную вырезку до сих пор храню у себя. В то утро я только отложил газету, раздается звонок от покойного уже патриарха Алексия II, он вообще не знал о том, что я за короткий промежуток прошел, что называется, через две смерти. Патриарх сразу мне говорит: «Не беспокойтесь! Пока вы угодны Господу на земле, с вами ничего не случится». Меня это так поразило, что я решил: вернусь в Москву, построю храм. Так в «Горках-8» появилась церковь, которая сейчас относится к подворью Троице-Сергиевой лавры.
— А с нынешним патриархом Кириллом знакомы?
— Я показывал ему проект строительства православного подворья в Энгельберге. Он поддержал наше начинание, но сказал, что не может представить, как нам удастся получить разрешение швейцарских властей на строительство православного храма. Но мы постарались убедить местные власти. Один из наших аргументов такой: мы строим церковь по образу храма Покрова на Нерли, который был воздвигнут в 1165 году (на территории современного Суздальского района Владимирской области.— “Ъ”) мастерами, присланными императором Фридрихом Барбароссой. То есть сейчас получается некий повторный «культурный обмен». Кроме того, Швейцария — достаточно толерантная страна ко всем не агрессивным религиям.
— Как вы пришли к православию?
— Это случилось в тюрьме.
— Вам не жаль четырех лет, проведенных в тюрьме?
— Нет. Дело в том, что одни люди, которые у меня работали, стали олигархами, но другие легли в землю. Это ведь все происходило, как сейчас говорят, «в лихие девяностые». Поэтому я скажу так: наверное, плохо, что не стал тогда олигархом, зато Господь послал мне испытания и спас от смерти.
— Зато сейчас у вас миллионы, что позволяет вам, например, коллекционировать ретроавтомобили. У вас есть еще какие-то увлечения?
— Я в 52 года сел за руль мотоцикла. Я, конечно, думал, что на нем с места не смогу сдвинуться, но ничего, езжу. Стресс снимаю метанием ножей и других предметов. Еще продолжаю коллекционировать книги XIX века. Все они в основном относятся к истории и архитектуре.