На телеканале "Россия 1" вышел сериал "Людмила Гурченко". Обозреватель "Огонька" размышляет над новым форматом российского байопика, причудливо сочетающим в себе антисоветское и советское
Фото: Пресс-служба телеканала "Россия" / Пресс-служба телеканала
Фото: Пресс-служба телеканала "Россия" / Пресс-служба телеканала
Фото: Пресс-служба телеканала "Россия" / Пресс-служба телеканала
Гурченко — "икона стиля", она органично заняла эту нишу между Любовью Орловой, с одной стороны, и Аллой Пугачевой — с другой. Это случилось сразу после "Карнавальной ночи" (1956): сценарий комедии, как считалось, был написан под актера Игоря Ильинского (бюрократ Огурцов). На самом деле "Карнавальная ночь" была нешуточным "сигналом элитам" о замене сталинских соколов на хрущевских. То есть любовь к героине Гурченко, антиподу бюрократа Огурцова, была в каком-то смысле санкционирована. Но все равно: этот фильм передвинул стрелки советского искусства и общества сразу на несколько делений. Героиня Гурченко была живой человек, а не "комсомольский истукан". Сериал, конечно, не копает так глубоко, хотя, казалось бы, сама судьба подсказывает этот ход. Гурченко (Юлия Пересильд) приезжает из Харькова поступать в Институт кинематографии в 1953 году, летом,— и ты мысленно видишь этот кадр: вот, будущая героиня оттепели выходит на вокзале, а там как раз снимают со стены какое-нибудь панно со Сталиным. Но не в нашем случае, конечно.
Впрочем, другие отблески потепления в фильме, напротив, сильно опережают время. Сергей Герасимов (Александр Тютин), на курсе которого училась Гурченко, выговаривает ей: что ты, мол, Люся, разговариваешь как на комсомольском собрании,— и студенты смеются понимающе, потому что это уже "предыдущая эпоха", архаизм. Авторы сериала (режиссеры Сергей Алдонин и Александр Имакин), к их чести, где могут, пользуются возможностью поиграть с параллелями, намеками, аллюзиями. Это, если вдуматься, какой-то "тройной тулуп". В "Карнавальной ночи" героиня, как известно, протаскивает "крамолу" в обход сатрапа Огурцова; сама Гурченко в сериале тоже вольничает в рамках оттепели. Наконец, авторы сериала вносят свой вклад, образца 2015 года. Ведь байопик сегодня — чуть ли не единственная возможность сказать что-то о современности. Это, конечно, тоже игра взаимная. Сами телеканалы, заказывая сериалы, ожидают от режиссеров чего-то такого, с намеком, но в рамках дозволенного. Да и какой-нибудь телевизионный "Огурцов" тоже понимает, что совсем без "перчинки" будет пресно. И он не убирает ее, а нейтрализует с помощью верноподданнических вставных новелл (как и в 1960-е). Хочешь что-то острое сказать о молодежи? Приведи ее на Красную площадь, дай постоять у Стены — и можешь потом "острое". Эта игра также является частью канона, заданного еще "Оттепелью": принято теперь намекать с помощью прошлого на настоящее.
Все байопики строго следуют однообразной структуре: мужья, интриги на работе, роли, зависть, КГБ... Заодно нам устраивают экскурсию по советскому пантеону: в этом сериале близко знакомят с Тамарой Макаровой (Татьяна Лютаева), Сергеем Герасимовым и еще десятком других звезд 50-х; как в "Орловой" — с Эйзенштейном и Эрдманом. История с закадровыми подробностями съемок всем известных фильмов — опять-таки часть канона. Какой в этом смысл? Показать, "как все было на самом деле"? Вот это как раз и не получается. Например, история с утверждением на роль в "Карнавальной ночи". Гурченко в воспоминаниях пишет, что случайно попалась на глаза Пырьеву, худруку "Мосфильма", который и порекомендовал ее Эльдару Рязанову (хотя на первых пробах ее не утвердили). "Произошел справедливый в жизни господин Случай",— пишет Гурченко в своих "Аплодисментах" (которые были взяты за основу сценария сериала). В сериале, однако, за героиню перед Пырьевым хлопочет бывший муж, режиссер Василий Ордынский (Илья Исаев). Это интересно — почему авторы не хотят снимать про Случай? Вероятно, потому что и сами не верят в случайность такого рода, а главное — зрители не поверят.
Забавно, что судьбы народных героинь тоже развиваются по канону: ранняя слава, затем опала. Их носят на руках, затем ругают за "левые заработки", считают вульгарными... (авторы, кстати, не избегают прямого указания на то, что именно "Комсомольская правда" напечатала первый фельетон о Гурченко, после чего и началась опала). Новый канон причудливо сочетает в себе антисоветское с советским — как уксус и перец. Цель двоякая. Во-первых, продемонстрировать нам, что "тогда" вовсе не то, что "сейчас", так что цените вашу свободу. Вот типичный монолог с отсылкой к современности, который произносит второй муж Гурченко, Борис Андроникашвили (Тимур Орагвелидзе), сценарист и сын писателя Пильняка: "Всюду вранье. Мы снимаем фильм про первую очередь метрополитена... А первая метропроходная машина была изобретена британцами еще в 1825 году..." — "Ты что, хочешь снимать кино про британских капиталистов?" — спрашивает его редактор "Мосфильма" (обобщенный образ). — Тогда не бери деньги у коммунистов". Во-первых, в 1957-м году никому бы в голову не пришла такая фраза — "Не бери деньги у коммунистов", это какое-то кощунство и ересь несусветная. Но герои так разговаривают специально — это авторы сериала обращаются к нам. Они дают понять: теперь-то можно снимать "про британских капиталистов" — просто деньги не надо брать у государства (нынешний министр культуры любит повторять этот тезис). "Но мне важно, когда искусство не подменяют политикой!" — парирует Андроникашвили. А вот сейчас, опять намекают авторы, никто не требует идеологической верности: снимай себе что хочешь, главное — сам в политику не лезь. В следующей серии герой предлагает выпить за конформизм, "главную платформу нашей родины", и обещает, что завтра сядет писать сценарий о мелиорации: "Потому что семью кормить надо". Авторы дают нам понять, что свобод стало больше, чем в 1950-е, но кормить семью по-прежнему надо.
Вообще с языком современности авторы сильно пережимают. Вот Макарова рассказывает Гурченко в Ленинграде историю о сфинксе на набережной: "А потом наш царь перехватил его у французов..." "Наш царь"!.. И это говорит в 1956 году Макарова, член партии большевиков, Герой Социалистического Труда, правоверная советская актриса. "Затем его перевезли в Северную столицу" — опять же, не было такого выражения — "Северная столица". Но это тоже канон: без Ленинграда теперь нельзя в сериале ("Впитывай!" — прямо кричит, расставив руки, Макарова, обращаясь к Гурченко, стоя перед Эрмитажем). Без чекистов тоже нельзя (причем авторы, даже немного утрируя, рассказывают нам историю о том, как КГБ вербовал Гурченко перед фестивалем 1957 года, а она отказалась, что и стало причиной опалы). То есть смело — казалось бы — по нынешним временам. Но их цель вовсе не в том, чтобы хвалить КГБ в каждом фильме, а в том, чтобы внушить мысль, что без "КГБ" никак в жизни не обойтись. И еще один канон: нельзя теперь обойтись и без молитвы. Она в сериале тоже имеется — утайкой, она спасает советских людей в трудную минуту.
Массовый зритель, впрочем, наверняка на новый телевизионный продукт подсядет. А не массовому пора смекнуть, на что настраивает новый сериальный канон: времена меняются, идеологии — но правила игры остаются прежними. И вряд ли они изменятся. При этом, конечно, сериал косвенно дает нам понять и обратное. Если хочешь, чтобы потом о тебе снимали сериал, придется идти против течения. Но и против течения нужно ходить по правилам. Внушение этой мысли, вероятно, и есть главная и высшая цель нового российского байопика.