Выставка в парижском музее Орсэ представила Габриэле д`Аннунцио (Gabriele d`Annunzio) — драматурга, чьи пьесы сегодня не ставят, военного, отказавшегося от звания маршала, политика, использованного Муссолини. Специально для Ъ --корреспондент "Домового" АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
Заняться фигурой Габриэле д`Аннунцио (1863-1938) мог бы и военный музей, и литературный, и даже медицинский. Но именно художественный музей Орсэ решился собрать воедино десятки документов и фотографий, запечатлевших жизнь этого авантюриста и эротомана, обещавшего стать первым поэтом Италии, затем ее первым романистом или драматургом, возглавлявшего после первой мировой полуанархистскую республику Фиуме (приветствия ей слали даже комиссары из Москвы), и в итоге ставшего самым главным, самым почетным пенсионером муссолиниевского режима.
Первый сборник стихов вышел в 16 лет, за что его едва не исключили из гимназии, затем последовали годы бурной жизни: романы литературные сменяли не менее скандальные романы любовные, причем последние преобладали. Женщины, как мотыльки, слетались на грудь самого известного декадента Европы. В конце пути д`Аннунцио занялся статистикой: в специально выделенной для этих целей комнате он создал картотеку, где заархивировал тысячи имен танцовщиц и графинь, художниц и путан, навеки, как он считал, с ним связанных.
Красавцем при этом д`Аннунцио не назовешь: уже в молодые годы в результате медицинской ошибки он облысел навсегда, а в ходе первой мировой лишился и правого глаза. Авария при посадке самолета — д`Аннунцио развлекался тем, что водил самолеты на бомбардировку Вены.
Он считал бессмертными свои пьесы, но сегодня во всем мире невозможно сыскать хотя бы одной их постановки. При жизни д`Аннунцио его славе драматурга во многом способствовал авторитет Элеоноре Дузе (Eleonora Duse), великой актрисы, тоже поддавшейся его обаянию. Лишь триумвират Иды Рубинштейн, Дебюсси и Льва Бакста (чьи декорации выставлены теперь в Орсэ) позволили создать из "Мученичества св. Себастьяна" полноценный спектакль. Деньги на постановку нашел главный парижский денди Робер де Монтескье, на генеральную явился сам Пруст, чего ж вам боле?
Слава, впрочем, опережала его деяния, и в какой-то момент уже история стала тянуть этого брызжущего словами человека, чьи политические взгляды менялись как ветер на море, на вершины, о которых тот и не задумывался. Так произошло в 1918-м, когда боровшиеся за присоединение к Италии жители области Фиуме (ныне Риека) неожиданно для самого д`Аннунцио провозгласили его своим лидером. Правителем он был никаким, хотя и сделал министром культуры великого дирижера Артуро Тосканини, гражданам в обязательном порядке предписал обучать детей музыке, а голодающему населению раздавал вместо хлеба кокаин. Говорят, и сам он пристрастился в те же годы к наркотикам, хотя необузданные выбросы энергии сопровождали его всю жизнь.
Музею Орсэ, этому оплоту импрессионизма, вроде бы не пристало заниматься персонажем подобного сорта. Его художественные достоинства растаяли по ходу XX века, а близость к Муссолини поставила под сомнение его политический облик. В моральном давно уже никто не сомневался: д`Аннунцио был знаменит тем, что никогда не возвращал долгов. Но в д`Аннунцио есть одна странность, благодаря которой он интересен не только ценителям авантюрного жанра в истории.
Д`Аннунцио "работал" под эстета, и его вилла "Витториале" на озере Гарда не зря вынесена на обложку каталога. Набитая под завязку произведениями искусства и моделями самолетов, она еще при жизни д`Аннунцио была выкуплена государством и превращена в его музей. Выкупать виллу пришлось отчасти из-за нежелания Италии влезать в международные проблемы — д`Аннунцио насильно вселился в чужой дом, присвоив себе и находившуюся там мебель, и библиотеку. До войны домом владел немецкий искусствовед Хайнрих Тоде. Основа, на которой д`Аннунцио выстроил свой прижизненный рай, и так была неплоха. Но его личный архитектор ее улучшил, разбив вокруг сады и парки и построив даже амфитеатр в духе помпейского.
В своем замке над озером д`Аннунцио работал как дизайнер, проектируя свои интерьеры, которые еще более, чем литература, выдают в нем сейчас денди и сноба. Они почти карикатурны (как весь итальянский фашизм на фоне немецких коллег), выспренни (как его собственные драмы) и порой до удивления безвкусны (о, слепота Элеоноре Дузе!). Здесь в садах "Витториале" он устраивал пышные приемы для товарищей по оружию, здесь его навещал Муссолини. Как политик, д`Аннунцио уже не был ему соперником, но слава поэта продолжала греть дуче. Д`Аннунцио пытался быть его советником, Муссолини выслушивал его благосклонно, но всегда поступал по-своему. Лишь дамы продолжали любить одноглазого поэта искренне и бескорыстно — последняя покинула кабинет д`Аннунцио за несколько часов до его смерти.