Илья Пономарев объявлен в международный розыск. Об этом сообщил судья на заседании Басманного суда Москвы. Кроме того, господин Пономарев заочно арестован. Илья Пономарев ответил на вопросы ведущей "Коммерсантъ FM" Светланы Токаревой.
Фото: Кирилл Кухмарь, Коммерсантъ
Депутат Госдумы обвиняется в пособничестве в растрате более 22 млн руб. из фонда "Сколково". Адвокат обвиняемого Мария Баст сообщила суду, что ее подзащитный практически полностью погасил финансовые претензии "Сколково".
— Басманный суд принял решение о вашем заочном аресте, тем самым официально запустив процедуру международного розыска через Интерпол. Что вы думаете по этому поводу, Илья Владимирович?
— Я, в общем-то, очень доволен. До последнего не думал, что такую глупость сделают российские правоохранители. Потому что теперь у меня есть шанс очистить, наконец, свое имя через рассмотрение в нормальном объективном суде в той стране, которой посчастливится вступить со мной в контакт в момент, когда туда придет запрос Интерпола.
— А подробнее об этом можете рассказать, что вы конкретно имеете в виду?
— Я имею в виду, с точки зрения процедуры. Сейчас российское бюро Интерпола должно будет подать материалы в штаб-квартиру в Леоне. Штаб-квартира в Леоне разошлет эти запросы по разным странам мира. Я продолжаю ездить по разным местам. Соответственно, момент, когда будет пересекаться очередная граница, и будет соответствующий ордер на арест, должен сработать. И тогда будет рассмотрение в суде той страны, в которой это произойдет, по поводу того, насколько это дело правомочно или носит политический характер. В исходе подобного рассмотрения у меня нет никаких сомнений. Для меня очевидно, что любой суд европейской страны, Америки ли, Украины ли, любых других мест, в которых я бываю, примет решение о том, что это дело политически мотивировано.
— Новость о международном розыске сейчас как-то ограничивает ваши передвижения?
— Я думаю, что расчет следователей ровно в этом. Они хотят, чтобы я затаился и никуда не ездил. А еще бы лучше — пошел к правительству Соединенных Штатов и попросил политического убежища, но, естественно, я этого делать не буду. Никакого политического убежища, ни про то, чтобы сидеть тихо. Я буду сам настаивать на том, чтобы как можно скорее это дело дошло до суда.
— Вы сообщали СМИ, что готовы общаться со следствием. Каким образом это возможно?
— Так я общаюсь с ним постоянно, мы находимся в переписке. Она сегодня была, кстати, продемонстрирована в суде самими следователями, в качестве доказательства того, что к ним я не хочу прийти лично. Но я действительно к ним не хочу прийти лично, но при этом не отказываюсь никак от общения. И два года назад, когда это дело начиналось, я еще был защищен неприкосновенностью, но тем не менее сам добровольно приходил в Следственный комитет и участвовал абсолютно во всех действиях, в которых они хотели, участвовал во всех экспертизах, которые мне предлагались, включая проверки на полиграфе. Поэтому, когда сейчас Маркин говорит о том, что если совесть чиста, так вперед, значит, приходи, ну он, конечно, просто врет, так же, как он врет, когда говорит про эти мифические лекции, которых нигде не было и не было предусмотрено никакими контрактами. Я никогда не уклонялся от того, чтобы со следствием работать.
— Господин Маркин много чего говорит, последнее заявление: Следственный комитет заявил, что он располагает доказательствами вашей причастности к растрате денег в "Сколково", ранее, насколько я помню, об этом не заявлялось, вы можете хотя бы предположить, на чем базируются эти обвинения?
— Я могу не предположить, я точно знаю, у меня же есть все материалы дела, и фабула всей этой истории была известна с самого начала. Суть этого дела крайне простая: "Сколково" выделило деньги на то, чтобы рассказать всему миру о том, что происходит с проектом "Сколково", для того, чтобы привлечь в конечном итоге инвесторов, привлечь ученых, привлечь инноваторов, как наших, так и международных. И вторая часть этого контракта — разработка, что называется, бизнес-модели "Сколково", собственно, правил, схем, по которой весь этот проект работает.
И было сделано, как одно, так и другое, но следствие говорит о том, что все это было только прикрытием для того, чтобы передать мне каким-то образом деньги. Это действительно так: для того, чтобы что-то сделать, нужно потратить на это деньги и, соответственно, необходимо основание для передачи денег, это является основой любой коммерческой или некоммерческой деятельности. Поэтому, когда они говорят, что я заключил контракт для того, чтобы оправдать выделение средств, это абсолютная правда. А то, что они считают, что это растрата, сам фонд "Сколково", например, не считал, что эти деньги потрачены напрасно, он неоднократно заявлял о том, что эти деньги тратились на дело. Но Следственный комитет, по-видимому, больший инноватор, может, это действительно так, учитывая, как они подходят к законодательству, это очень инновационный подход. Они, соответственно, считают, что эти деньги тратились напрасно, а значит, это растрата, но при этом они не могут доказать, что я от этого обогатился или же Алексей Бельтюков от этого обогатился. В этом деле отсутствует самое главное — мотив, потому что они сами провели выемку всех счетов, деньги пришли, деньги ушли, но при этом — растрата.