В течение полугода рубль сначала рухнул, потом вырос, затем снова обрушился. Когда рубль рухнул, все в один голос сказали, что причиной стал обвал цен на нефть. Когда рубль вырос, принялись говорить о бесперспективности западных санкций и устойчивости экономики России. Когда рубль снова пошел вниз, это связали с саммитом G7 и угрозой новых санкций. Возникает ощущение, что никакой системной логики в поведении валютного курса не существует. Но в таком случае надо признать, что экономика России не отвечает базовым параметрам и никаким прогнозам не поддается.
По быстрой смене цифр валютного курса на табло операционных касс можно понять, что не так с российской экономикой
Фото: Антон Белицкий, Коммерсантъ / купить фото
Очередной "черный вторник" в России случился 16 декабря прошлого года. Доллар прыгнул к 80 руб., а экономика, как показалось тогда, сорвалась в пропасть. По итогам года рубль признали худшей валютой мира. Барак Обама объявил российскую экономику разорванной в клочья, а Джон Маккейн назвал Россию большой бензоколонкой, которая вообразила себя страной.
Прошло всего полгода. Рубль отыграл 40% декабрьского обвала, достигнув уровня 50 руб. за доллар. И вот Bloomberg уже пишет о суперпрофессионализме экономического блока правительства России и главы ЦБ, которые фактически спасли российскую экономику. Bank of America и JP Morgan меняют свои прогнозы по снижению ВВП России. А МВФ и Financial Times восхищаются устойчивостью российской модели.
Разворот западной риторики на 180 градусов в течение полугода ставит целую серию вопросов. Насколько похвала российской финансовой системе РФ осознанна и оправданна? Если осознанна, но не оправданна, то что за этим стоит? И если осознанна и оправданна, то на чем она основана?
Что изменилось за эти полгода? США признали Крым частью территории России, сняли экономические санкции и оказали давление на Европу, чтобы она поступила аналогично? Правительство России разработало и запустило масштабную программу импортозамещения, освободив экономику от нефтяной зависимости?
За полгода не произошло ничего, что кардинально изменило бы ситуацию в лучшую сторону. Мало того, два ведущих рейтинговых агентства из "мировой тройки" (S&P и Moody's) снизили инвестиционный рейтинг России до мусорного. И уже после этого рубль был признан лучшей валютой мира, а действия ЦБ — близкими к эталону.
Ситуация абсурдная. Против России ввели санкции, усугубившие кризис, но при этом ее убеждают, что все идет отлично, ничего менять в экономической политике не надо. И самое удивительное, что правительственные чиновники вторят западным экспертам: стратегия верная, нижняя точка падения пройдена, впереди приток иностранных инвестиций и экономический рост уже в 2017 году.
В этой логике прошлогодний срыв рубля представляется не как результат целенаправленных политических действий Запада с использованием внутренних диспропорций российской экономики, а как случайный сбой, некий компьютерный глюк, аномалия. Аномалии, как известно, носят несистемный характер, и значит, надо просто забыть о досадном инциденте. Маятник качнулся и возвращается в равновесное состояние, свидетельством чему — обратное укрепление рубля.
Укрепление рубля принесло экономике России проблем не меньше, чем прошлогодний обвал
Если согласиться с этими рассуждениями, признать декабрьский обвал рубля аномалией и не рационализировать его, то тогда недавний период укрепления рубля на фоне экономических показателей России выглядит и вовсе феноменально.
Только за первые два месяца дефицит консолидированного бюджета России превысил 834 млрд руб. (по итогам прошлого года дефицит составил всего 327 млрд руб.). Спад ВВП в этом году прогнозируется в лучшем случае на уровне 3-4%. Инфляционные ожидания составляют 12-16%. А рубль при этом укреплялся.
Объяснение феномену дал глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев, который заявил, что рубль "возвращается к своим фундаментальным значениям", а девальвация (так мягко министр охарактеризовал декабрьский обвал рубля) не соответствовала "фундаментальным факторам курсообразования".
Глава Минэкономразвития исходит из той же логики сбоя и аномалии, оставляя без ответа ряд вопросов. Почему фундаментальные факторы курсообразования в декабре прошлого года не работали, а сейчас вдруг заработали? Какие обстоятельства непреодолимой силы заставили рубль вести себя вопреки фундаментальным факторам? А следовательно, что более фундаментально для рубля: факторы, о которых говорит Улюкаев, или те обстоятельства, которые эти факторы опрокинули?
Ситуацию усугубил тот факт, что не успели правительственные чиновники заявить о стабилизации и грядущем подъеме, как рубль вновь стал падать без видимых на то оснований. Вопреки фундаментальным факторам.
Выходит, что обвал рубля в прошлом году не соответствовал фундаментальным показателям. Рост рубля тем более не соответствовал этим показателям. И вновь падение. Получается, что российская валюта подчиняется неким иным (не фундаментальным) факторам курсообразования. А это значит, что российский рынок потерял связь с экономическими показателями. Вывод, сам по себе требующий серьезного осмысления.
Как показала ситуация в экономике России, укрепление рубля не означает автоматического возврата к прежнему (додекабрьскому) состоянию. Между обвалом рубля и его укреплением нет линейной зависимости. Значит, рост рубля был не возвратом маятника, а спиралью, по которой мы заходим на очередной виток. И в этой логике говорить надо не о случайном сбое, а о системном изъяне российской экономики.
Укрепление рубля принесло экономике России проблем не меньше, чем прошлогодний обвал. Бюджет страны верстался при 60 руб. за доллар. Соответственно, укрепление рубля опережающими темпами по отношению к росту цен на нефть сокращало поступления в бюджет.
В первом квартале текущего года таможня снизила отчисления в госказну на 26%, только в марте падение составило 38%. При этом надо понимать, что нефтяные и газовые пошлины — это более 80% всех таможенных отчислений в бюджет, а в общей структуре госдоходов — более 25%.
Одновременно с укреплением нарастал и объем изъятия средств из Резервного фонда на покрытие дефицита. Активы фонда хранятся в западных ценных бумагах, поэтому даже при сохранении рублевого эквивалента изъятия в 3,1 трлн руб. валютный объем рос. На момент верстки бюджета эта сумма составляла около $51 млрд, а при 50 руб. за доллар это уже $62 млрд. Аналогичная ситуация с Фондом национального благосостояния и кредитами на системные проекты.
Таким образом, шоком для экономики России стало как падение рубля, так и его рост. Это обстоятельство уже отметили некоторые эксперты, образно сравнив механизм функционирования экономики России с храповиком, в котором шестеренка крутится только в одну сторону.
Рубль падает — растут выплаты по внешнему долгу, тают валютные резервы страны. Рубль укрепляется — растет дефицит бюджета, тают валютные резервы страны. Получается, что экономика России постоянно находится как бы на выдохе, а правительство и ЦБ с трудом поспевают за конъюнктурой, хотя их задача — эту конъюнктуру формировать. И если ЦБ, как показали события, не управляет курсом рубля, то тогда непонятно, кто или что им управляет.
Глава Центробанка Эльвира Набиуллина среди причин прошлогоднего обвала помимо международных санкций и цен на нефть назвала выплаты по внешним долгам, пик которых пришелся как раз на декабрь-январь (за год — около $130 млрд). Проще говоря, во всем обвинила банальную спекуляцию. Если это так, то период укрепления рубля и новое падение тоже следует признать спекулятивными.
Проблема, однако, не в том, что против рубля играют то в одну, то в другую сторону. Играют, и играют на серьезном уровне, сомнений в этом нет. Проблема в том, что игра эта раз за разом удается. Рубль беззащитен перед спекулянтами. Тут встает еще один важный вопрос, связанный с курсом рубля и природой современных денег.
С одной стороны, конечно, деньги — это государственные долговые расписки, и, как любой, долг они, естественно, могут торговаться на открытом рынке. Но, с другой стороны, деньги — это обязательства эмитента, то есть государства, по соблюдению правил и обеспечению гарантий перед всеми субъектами экономической деятельности на территории и в юрисдикции этого государства.
Проще говоря, деньги — это документарно оформленное право на насилие в рамках общественного контракта. Право это признается всеми пользователями денег и является их неотчуждаемым свойством. Собственно, в этом праве ценность денег (гособязательств) и состоит. И, когда государство национальную валюту отдает на откуп свободному рынку (спекулянтам), оно тем самым девальвирует собственные обязательства, что автоматически обесценивает деньги (падение курса), придает им мусорный статус.
Кстати, главным достижением ЦБ РФ в кризис западные эксперты называют именно тот факт, что он отговорил руководство страны от введения контроля над движением капитала и настоял на рыночном повышении ключевой ставки до 17%. Иначе, по их мнению, Россия оказалась бы в экономической изоляции.
Отказ России от контроля над капиталами в угоду нормам ВТО слабо согласуется с введением против нее санкций в нарушение всех международных норм, какие только существуют. Когда по тебе бьют дубиной, проявлять благородство не лучшая стратегия. К примеру, в 1997 году Индонезия и Малайзия в сходных условиях ввели контроль над движением капитала под крики о нерыночности этих мер. А позже МВФ вынужден был признать их оправданность, а главное, эффективность в борьбе с кризисом.
Стоит отметить, что именно после отказа ЦБ от контроля над движением капитала и повышения ключевой ставки до 17% случился "черный вторник". Остановить дальнейший обвал рубля государство смогло только прямым политическим давлением на российский финансовый сектор, что рыночной мерой признать довольно сложно.
Почему повышение ставки сработало как детонатор обрушения рубля, хотя в классической схеме это ведет к удорожанию национальной валюты? Ответить на этот вопрос — значит, понять основу и механизм кризиса.
Системный изъян российской экономической модели заключается в отсутствии развитого внутреннего рынка. Единственным источником роста России является экспорт, внутренний спрос обеспечивается импортом, а равновесие конструкции достигается через контроль над валютным курсом.
Бюджет и экспортеры заинтересованы в дешевом рубле, что снижает внутренние издержки и увеличивает экспортную выручку. А потребитель (электорат) заинтересован в дорогом рубле, что снижает цены. В итоге правительство вынуждено балансировать между решением двух задач: первой — поддержки источников роста и бюджета, второй — сохранения социальной стабильности.
Задачи разнонаправленные, но решаются они с помощью одного и того же рычага. Единственной функцией ЦБ (это зафиксировано в официальных документах) является борьба с потребительской инфляцией, то есть стабильность рубля. Все это время задачу ЦБ решал подавлением деловой активности на внутреннем рынке через завышение кредитных ставок и ограничение денежного предложения. А экспортеры развивали свои инвестпрограммы самостоятельно за счет более дешевого внешнего кредита.
Конструкция позволяла держать высокий курс рубля в интересах потребительского рынка без видимого ущерба для бюджета и экспортных источников роста. Санкции лишили российскую экономику внешнего финансирования, и экспортеры вынуждены были искать деньги на погашение валютных кредитов внутри страны. Это моментально дестабилизировало систему, и рубль начал снижаться, постепенно набирая обороты.
Системный изъян российской экономической модели заключается в отсутствии развитого внутреннего рынка
Повышение ключевой ставки в условиях неудовлетворенного спроса на валюту и отсутствия доступа к внешним источникам денег не решило проблемы. Запрос на доллар все равно был реализован, а повышенная рублевая ставка лишь повысила доходность валютного рынка (премиальный доход). Западные спекулянты заработали по несколько тысяч процентов годовых и ушли из России. Отечественных спекулянтов попытались контролировать, но их заработки ушли туда же, на Запад. Остались дыры в банковских балансах.
К примеру, половина всех средств, выделяемых в рамках правительственного плана антикризисных мероприятий, пойдет на латание тех самых оставшихся дыр в банковских балансах. А весь смысл правительственного плана заключен в простой формуле: надо переждать трудные времена.
Даже если цена на нефть вновь превысит $100 за баррель, системный дефект российской экономики, который обнажился в ходе кризиса, никуда не денется. Угроза повторного использования этого дефекта внешними игроками сохраняется как главный риск, который декапитализирует в долгосрочной перспективе всю российскую экономику.
С помощью банка БРИКС и замены внешних кредиторов (с западных контрагентов на восточных) этот риск не ликвидировать. Проблема заложена внутри модели, извне она была лишь спровоцирована и грамотно использована.
Вся промышленная политика России выстроена преимущественно под экспорт сырья. Но национальная экономическая система не может определяться только ее международной функцией. А валютный курс не может быть единственным критерием оценки состояния экономики. Равно как производство на экспорт и доходы от экспорта (удовлетворение нужд внешних потребителей) не могут иметь приоритета перед производством продукта на внутренний рынок.
В национально ориентированной экономике валютный курс является производной от множества составляющих, таких как занятость населения, доступность средств на внутреннем рынке, доходы домохозяйств, уровень спроса, уровень доверия и еще множество всевозможных индексов. В России курс рубля к доллару — исходный показатель, от него считаются все прочие индексы, поэтому в кризисный период правительство РФ оценивает не экономические возможности, а последствия.
Вокруг курса рубля строится вся отечественная аналитика и все расчеты. Подобная однобокость не только порождает искаженную оценку экономического положения в стране, но и все возможные рычаги воздействия на экономику сводит к одному единственному — манипулированию курсом.
В итоге Центробанк из главной кредитной организации страны превращается в одну из распределительных (наряду с Минфином) инстанций. Под видом кредитов ЦБ фактически распределяет государственные средства, так как источником пополнения его баланса являются исключительно экспортные доходы бюджета. Заемщик, который не имеет доступа к валютной выручке, воспринимается не как условие роста капитала, а как досадное обременение для инвестора. В нашем случае для государства.
Иллюстрацией тому — снижение процентной ставки межправительственного кредита для Кипра с 4,5% до 2,5% в феврале этого года. Процент снизили по просьбе властей Кипра в связи с тяжелым финансовым положением. Российским предприятиям в связи с тяжелым финансовым положением ставку кредита подняли.
Никто даже не вспоминает, что первоисточником денег на рынке и их роста (кредит) является вовсе не бюджет, а промышленность. Российская модель выстроена по принципу тумбочки, главным в ней является не заемщик (делатель денег), а кредитор (посредник), который получает деньги исключительно от ЦБ. Ни население, ни предприятия банковскую систему России не кредитуют, а она не кредитует их. Кризис наглядно продемонстрировал эту модель в действии.
В прошлом году объем рефинансирования коммерческих банков со стороны ЦБ вырос более чем в два раза, с 4,4 до 9,3 трлн руб., а основной приток (3,1 трлн руб.) пришелся на ноябрь-декабрь, период активного роста доллара. Деньги выделялись под залог ранее выданных предприятиям реального сектора кредитов с целью рефинансировать их долги.
Однако при коммерческой ставке 20-25% реальный сектор не в состоянии перекредитовываться. Выходит, коммерческим банкам просто развязали руки, освободив их от обязательств и рисков. Куда пошли дополнительные средства, показал взрыв на валютном рынке. Установив запретительную ключевую ставку и закачав в банковскую систему деньги, было бы странно ожидать другого эффекта.
Финансовый сектор является важнейшим для экономики любой страны. Мы постоянно слышим аргумент про кровеносную систему. Но кровеносная система не самоценна, она важна как механизм обеспечения функционирования организма. В случае с экономикой финансы — это механизм обеспечения работоспособности реального сектора.
Если система не работает для заемщика, она никогда не будет работать для кредитора. И в этом случае кредитор всегда меняет рынок. Именно этот риск является фактором манипуляций и поддерживает нестабильность в системе. Именно он порождает отток капитала. И именно он стал причиной обвала рубля в декабре прошлого года.
Этот же риск заложен в основе бюджетной политики России. Последнее время страна генерировала колоссальные сбережения, но только 13% из них она инвестировал в себя. Остальные средства вкладываются во внешние экономики в качестве страхования рисков без понятного и осознаваемого выигрыша для страны. В результате при избытке незанятого капитала внутри страны кредит оставался и остается чрезвычайно дорогим и сверхкоротким.
Проблему длинных и доступных денег, на которые можно модернизировать экономику, Россия не может решить последние 25 лет. А отсутствие "длинных" экономических проектов, структурирующих пространство будущего, сужает горизонт принятия политических решений.
Здесь самое уязвимое звено российской модели. Именно сюда направлены международные санкции, введенные против страны. А задача сохранить стабильность рубля невзирая ни на что в данной ситуации бьет по тому же звену.
Однако, как показала практика, эффективно и ответственно (с предсказуемым результатом) воздействовать на экономику с помощью только валютного курса невозможно. При этом российские эксперты и наблюдатели продолжают считать борьбу с инфляцией альфой и омегой функционала любого центробанка. Хотя это давно не так.
Никто не вспоминает, что первоисточником денег на рынке и их роста является вовсе не бюджет, а промышленность
К примеру, американский центробанк (ФРС США) помимо контроля над уровнем цен соединяет в своем мандате еще две равнозначные компетенции: стимулирование занятости населения и обеспечение доступности кредита. Триединый мандат обязует ФРС постоянно уравновешивать политику макроэкономической стабильности необходимостью обеспечивать экономику дешевыми деньгами и стимулировать деловую активности.
Понятно, что задача очень сложная. Равновесие между этими параметрами невозможно в принципе, принятие решений требует постоянного мониторинга ситуации в режиме онлайн. Но подобное раздвоение не позволяет принимать решения только в угоду финансовому сектору экономики и в ущерб реальному, как это происходит у нас. В частности, триединый мандат ФРС стал обоснованием для введения в 2008 году политики доступных денег в США.
В России система управления даже не предполагает необходимости согласования уровня цен, занятости населения и доступности кредита. У России нет ни одного экономического института, который рассматривал бы эти три задачи в комплексе, а занятость населения признавал бы главным макроэкономическим приоритетом.
Идея о том, что профицитная экономика открытого типа сама по себе снизит инфляцию до некоего среднего уровня и оживит внутренний рынок, оказалась несостоятельной. Пока мы не перенастроим экономику на внутреннего заемщика, наши собственные сбережения никогда не станут источником кредита для отечественного производства, а будут инвестироваться в экономики других стран.
Прошлогодний обвал рубля, последующее его укрепление и новое падение все это наглядно нам продемонстрировали. Однако вместо того, чтобы бить тревогу, мы радуемся внезапно возникшей видимой управляемости рынка, который окончательно потерял связь с экономикой. Нас за это хвалят. Мы в это верим. И если похвала западных экспертов — это отравленная пилюля, то, судя по реакции, мы, похоже, ее проглотили. А судя по поведению валютного курса, второй виток уже стартовал.