Когда заходит речь о полководцах Российской Империи, о ком вы вспоминаете в первую очередь? Конечно, о Суворове. И не только из-за его побед. Годами он заставлял всех в России говорить о себе и накрепко запомнился. Причем его приемы самопиара, описанные современниками, продолжают удивлять, хотя со дня кончины генералиссимуса Суворова прошло уже 215 лет.
Созданный Суворовым образ Суворова впоследствии не раз подвергался художественному переосмыслению (на фото — мастер-муляжист за работой над бюстом А. В. Суворова, 1950-е годы)
Фото: А. Строев/Фотоархив журнала , А. Строев/Фотоархив журнала "Огонек"
"Всегда поражало, изумляло меня,— писал правитель канцелярии графа Рымникского князя Италийского фельдмаршала Суворова действительный статский советник Е. Б. Фукс,— как человек наедине умнейший, ученейший, лишь только за порог из своего кабинета, показывается шутом, проказником или, если смею сказать, каким-то прокаженным. Он играл с людьми комедию и на сцене резвился, а зрители рукоплескали".
***
Рассматривая причуды простолюдинов, которые Суворов себе присваивал, нельзя не согласиться, что он сие делал, чтобы, уподобляясь простым солдатам, выигрывать их любовь; в чем он и успевал. Как можно поверить, чтобы человек с его просвещением, образованностью, начитанностью, с необыкновенным его умом мог искренно требовать таких странностей, как, например: чтобы никто из солонки у него за столом не брал соли ножом; а Боже избави! Если бы кто подвинул солонку к своему соседу или ему ее подал, каждый должен был отсыпать себе на скатерть соли, сколько ему угодно,— и многих тому подобных. Развязка сему видна, кажется, в одном его разговоре: "Александр Македонский не сжег,— говорил он,— Афин для того, чтобы в тамошних гостиницах говорили о его гаерствах (паясничестве, кривляниях.— "История"); пусть же и в солдатских артелях смеются над моими солдатскими проказами!"
***
Непонятно, как человек, привыкший по утрам окачиваться холодною водою, выпарившись в бане, бросаться в реку или в снег, не носивший никогда шубы, кроме мундира, куртки и изодранной родительской шинели,— мог в горнице переносить ужасную теплоту. В этом походил князь Александр Васильевич на наших крестьян в избах. Подобно им любил и он быть в полном неглиже. И многие страдали в его теплице.
***
К странностям Суворова принадлежало и то, что он демонстративно терпеть не мог зеркал. Везде из комнат их выносили. На балах, в угодность ему, их закрывали. Если же случалось ему увидеть незакрытое, то тотчас отвернется и во всю прыть проскочит мимо, чтобы себя не увидеть. Однажды только в Херсоне по усиленной просьбе дам позволил он поставить в дальней, задней горнице маленькое зеркало, для дам-кокеток (как он называл), куда уже и не входил. Да и дамы после такого его отзыва туда не вступали.
***
Князь Григорий Александрович Потемкин, у коего генерал Суворов находился в подчинении, беспрестанно назывался к Александру Васильевичу на обед. Суворов всячески уклонялся; но, наконец, вынужден был пригласить его с многочисленною свитою. Тотчас призывает к себе искуснейшего при князе метрдотеля, Матоне, поручает ему изготовить великолепнейший стол и не щадить денег; а для себя велел своему повару, Мишке, приготовить два постных блюда. Стол был самый роскошный и удивил даже самого Потемкина. Река виноградных слез, как Суворов в одном письме своем пиитически отзывался, несла на себе пряности обеих Индий. Но он, кроме своих двух блюд, под предлогом нездоровья и поста, ни до чего не касался. На другой день, когда метрдотель принес ему счет, простиравшийся за тысячу рублей, то он, надписав на оном: я ничего не ел, отправил к князю, который тотчас заплатил и сказал: "Дорого стоит мне Суворов!"
***
Потемкин, как и все, считал Суворова за странного чудака, хотя и храбреца. В этом роде он не раз разговаривал с императрицей о Суворове.
Она пожелала поближе узнать человека, который уже имел громкую боевую известность. В первый же раз, когда Суворову пришлось быть в Петербурге, государыня пригласила его к себе в кабинет и долго с ним разговаривала о государственных и политических делах.
Она была удивлена здравыми и глубокими суждениями и ответами этого чудака. Он более знал и понимал в науке, чем профессор, а в политике — чем любой из дипломатов, целый век свой проведший в дипломатических хитростях и тонкостях.
Поняв и оценив Суворова, императрица сказала Потемкину:
— Ах, князь, как вы ошибались! Как худо вы знаете Суворова!
— Возможно ли, государыня!.. Я не смею... но кажется...— было возразил Потемкин; но императрица, перебив его, продолжала:
— Конечно, вам так кажется, когда вы не постарались узнать его поближе, рассматривали и разбирали его вскользь, поверхностно... Но погодите, князь, я постараюсь покороче познакомить вас с этим человеком и доставлю вам случай выйти из заблуждения.
Прошло несколько времени. Императрица вновь призвала Суворова в свой кабинет, а Потемкину приказала стать в комнате, которая примыкала к кабинету, где он мог все слышать.
Екатерина завела с Суворовым разговор о современных политических делах и потребовала от него советов. Суворов из чудака превратился в государственного мужа. Долго и с изумлением слушал Потемкин Суворова из своей засады, но не мог вытерпеть и, появясь неожиданно в кабинете, воскликнул:
— Ах, Александр Васильевич, служа так долго с вами, я до сего времени не знал вас!
Суворов мгновенно прервал свою мудрую речь, понес вздор и поспешил скрыться.
Потемкин с тех пор переменил свое мнение о Суворове.
***
Неизвестно, по каким обстоятельствам при Екатерине II Суворов не был однажды внесен в список действующих генералов. Чтобы исправить ситуацию, является он к императрице, бросается к ее ногам и лежит неподвижно. Государыня подает ему руку, чтобы его поднять. Он тотчас вспрыгнул, поцеловал руку и крикнул: "Кто теперь против меня? Сама монархиня меня восстановляет!" В тот же день было катанье по Царскосельскому пруду на яликах. Суворов попросился в гребцы к императрице. Когда подъехал к берегу, он выпрыгнул на берег так, что государыня испугалась. А Суворов начал просить у нее прощения за то, что, считаясь инвалидом, возил ее величество неумело. "Нет! — отвечала она,— кто делает такие прыжки, salto mortale, тот не инвалид". В тот же день Суворова восстановили в списке генералов и дали назначение на службу.
***
Во время знаменитого путешествия Екатерины на юг Суворов на ее вопрос, какой он желает награды за блестящее состояние вверенного ему войска, в присутствии многочисленного общества попросил ее заплатить несколько рублей за квартиру, за которую будто бы задолжал. Императрица оценила его показную скромность и наградила драгоценной табакеркой с вензелем императрицы, о которой Суворов написал одному из своих управляющих: "А я за гулянье получил табакерку в 7000 рублей".
***
Перед отправлением Суворова в совместный с австрийцами поход в Италию навестил его П. Х. Обольянов — любимец императора Павла I — и застал его прыгающим через чемоданы и разные дорожные вещи, которые туда укладывали.
"Учусь прыгать,— сказал Суворов.— Ведь в Италию-то прыгнуть — ой, ой, велик прыжок, научиться надобно!"
***
Во время итальянского похода пред началом битвы с французами при Треббии австрийский полковник Шток вдруг упал с лошади на землю, сказав собравшимся около него офицерам, что с ним сделалась внезапная колика и он чувствует себя чрезвычайно дурно. Его хотели уже поднять и отнести назад, как в это самое время нечаянно подъехал Суворов, осматривавший войска, и, видя сцену, спросил:
— Что тут такое случилось?
Помогавшие полковнику рассказали графу о случившемся припадке со Штоком.
— Жаль, молодой человек!.. Помилуй Бог, жаль! — вскричал Суворов.— Он не будет с нами!.. Как его оставить!.. Гей, казак... казак! — крикнул он сопровождавшему его конвойному казаку: — Приколи сердечного поскорей!.. Помилуй Бог, жаль! Французы в плен возьмут... Чтоб наше им не доставалось: приколи поскорее!
Казак уж готов был исполнить приказание, когда больной проворно вскочил на ноги и проговорил:
— Мне легче стало... прошел припадок!
— Слава Богу... очень рад, что полегче стало... Помилуй Бог, тотчас полегче стало! — проговорил Суворов, трогая лошадь вперед.
***
В том же походе, в 1799 году, по взятии Мантуи русскими войсками, толпы итальянцев теснились по всем улицам, нетерпеливо желая видеть Суворова. Он появился из отведенного ему дома нагой; за ним денщик Прошка с ведром. Суворов прибежал в припрыжку к фонтану, облился водой и убежал.
***
Князь Александр Васильевич вспоминал всегда с благоговейным восторгом об императорской фамилии, об августейшей супруге императора Павла I, матери пресветлейших и добродетельнейших царских детей и матери сирых, и о надежде России, тогдашнем наследнике престола Александре Павловиче.
— Однажды,— говорил он,— удостоясь увидеть ангела во плоти — трехлетнего великого князя Николая Павловича (будущего императора Николая I.— "История"), бросился я к его ногам. Его императорское высочество, испугавшись, заплакал. На случай сей вдруг является государь и, подымая меня, изволил сказать: "Помилуйте, граф, что вы делаете?" Я отвечал: "Он — сын боготворимого государя. Его высочеству скажут, что у младенческих ног его лежал старый верноподданный".