Дядя без правил

"Обыкновенная история" в "Гоголь-центре"

Премьера театр

Племянник (Филипп Авдеев, в центре) и дядюшка (Алексей Агранович, справа) к концу спектакля «Обыкновенная история» меняются ролями

Фото: Alex Yocu

Московский "Гоголь-центр" показал первую после длившегося несколько месяцев ремонта премьеру на большой сцене — "Обыкновенную историю" по мотивам романа Гончарова в постановке художественного руководителя театра Кирилла Серебренникова. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Классический роман Гончарова о становлении и взрослении провинциального романтика Александра Адуева в "Гоголь-центре" был перекодирован для современного зрителя. Вместо позапрошлого века — сегодняшняя Россия. Вместо Петербурга — нынешняя Москва. Вместо школьной литературы с книжной полки — язык, на котором разговаривают сейчас. Тема провинциала, обосновавшегося в столице, не чужда самому худруку Кириллу Серебренникову, да и в спектаклях "Гоголь-центра" она время от времени возникает — и в зале, и на сцене здесь немало молодежи, так что проблема, "как распорядиться своими идеалами", вряд ли покажется в этих стенах слишком академической.

Если вспоминать про предыдущие спектакли Кирилла Серебренникова, то, на мой взгляд, к "Обыкновенной истории" ведет прямая дорожка от "Околоноля" по нашумевшему в свое время роману Натана Дубовицкого. Здесь, как и там, важнейшим оказывается образ столичного московского социума как черной дыры, искривляющей и пожирающей всех, кто попадает в ее зону притяжения. Аналогии приходят на ум даже буквальные — главными элементами оформления "Обыкновенной истории" (сценографию здесь придумал сам режиссер) явлены огромные светящиеся дыры-нули, около которых разворачиваются события. А вокруг — чернота, лишь пара красных букв "М", обозначающих вход в московскую подземку. Чтобы не оставалось сомнений, в какой-то момент детали складываются в слово MOSCOW: для этого вторая "М" переворачивается, в одном из нулей гаснет секция, а в роли S выступает родственный ей значок доллара на появившемся табло курсов валюты из уличного обменника.

Дядя Адуева-младшего Петр оперирует в этом городе, судя по всему, действительно большими нулями. Олигарх среднего звена, он утверждает, что производит свет, а похож больше на князя тьмы, даже напоминает булгаковского Воланда: весь в черном, говорит откуда-то из затемненного угла, прихрамывает, и поначалу даже кажется, что глаза у него разных цветов. Суховатый, расчетливый делец из романа Гончарова превращен Алексеем Аграновичем в циничного и жестокого функционера, в какого-то живого мертвеца. Точная в деталях, уверенная, пропитанная невидимым, но более чем уместным здесь юмором работа Аграновича сгущает образ дядюшки до каких-то мистических концентраций. Если гончаровский Адуев-старший просто точно предсказывает все разочарования, ожидающие Адуева-младшего, то герой нового спектакля, кажется, обладает тайной силой самостоятельно насылать на людей испытания.

Что касается Адуева-младшего, то в работе молодого актера Филиппа Авдеева опорные точки пока важнее непрерывности процесса. Разница потенциалов между прологом и финалом, конечно, разительна. В начале — симпатичный провинциальный рокер с открытой улыбкой и непосредственными реакциями, который уезжает от хлопотуньи мамы (Светлана Брагарник) в столицу: фанерная комната-гнездо разваливается на части, и герой оказывается среди московской черноты. В финале Александр — самоуверенный, выгодно женившийся карьерист, еще молодой, но уже "хозяин жизни", готовый по старой памяти облагодетельствовать сникшего и постаревшего дядюшку. К концу спектакля Кирилл Серебренников словно меняет двух главных героев местами. Александр Адуев, умертвив в себе все живое, становится расчетливым комбинатором. Петр же Адуев, еще несколько лет тому назад учивший племянника не поддаваться и не верить чувствам, тяжело переживает смерть жены, которую он, как мы теперь понимаем, сильно и искренне полюбил. И в конце он даже успевает ухватить щепотку зрительских симпатий — может быть, даже более ценных, чем те, в которых должен буквально искупаться в первой части персонаж обаятельного Авдеева.

Жанр, который выбрал Кирилл Серебренников, прокладывая путь "Обыкновенной истории", изобретательно балансирует между современной мистерией и сатирической комедией. Вплетающийся в действие вокальный цикл Александра Маноцкова "Пять коротких откровений" на текст "Откровений Иоанна Богослова" словно отрывает происходящее от реальности, превращает сюжет в возвышенно-отстраненное назидание. Но едкая, немилосердная наблюдательность режиссера возвращает спектакль назад — как в сцене приезда Александра Адуева в родной городок, где он встречается со своей первой любовью: беременная третьим ребенком молодая женщина торгует цветами, а ее муж ворует товар с кладбищ и возвращает его в продажу.

Кажется, в самом названии "Обыкновенная история" слышится призыв писателя к смирению перед законом жизни — всякому "племяннику" назначено превратиться в "дядюшку", и правило это следует принять без гнева. Кирилл Серебренников тоже бунтовать не намерен. В темноту он вглядывается с интересом и любопытством, но все-таки и с испугом тоже — во всяком случае, самому ему превращение в театрального "дядюшку" не грозит.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...