«Как будто он живой и все еще с нами»

Завтра в Культурном центре ЗИЛ состоится первое в России выступление «Балета Сьюзен Фаррелл». Труппа вашингтонского Кеннеди-центра привозит в Москву два балета Джорджа Баланчина на музыку Стравинского — «Monumentum Pro Gesualdo» (1960) и «Movements for Piano and Orchestra» (1963), объединенные в одну программу самим автором. Эта камерная хореография считается чистейшим образом баланчинской неоклассики, однако естественный интерес к наследию главного хореографа Америки усугубляется в данном случае личностью той, кто поставил и отрепетировал эти балеты в руководимой ею труппе. Сьюзен Фаррелл вошла в историю как «последняя муза Баланчина»: хореограф пленился ею в 1961 году — с момента прихода 16-летней танцовщицы в New York City Ballet — и не переставал восхищаться до самой своей смерти в 1983-м. Для своей «алебастровой принцессы» «мистер Би» сочинил 23 новых балета и переделал 26 уже поставленных. Она работала с ним больше и дольше, чем кто-либо из артистов его труппы, и лучше всех знает букву и дух его постановок. Накануне московской премьеры ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА расспросила СЬЮЗЕН ФАРРЕЛЛ о подробностях главного балетного романа ХХ века.

— В репертуаре вашей труппы около 60 балетов. Почему вы выбрали именно эти два?

— Эти балеты впервые покажут в России. Мы хотели создать впечатление, будто мистер Би поставил их специально для этих гастролей — как будто он живой и все еще с нами. И это заставит всех ощутить, насколько его искусство живое и реальное.

— Я разочарую вас, но в Перми уже танцуют «Monumentum Pro Gesualdo». А вот «Movements for Piano and Orchestra» действительно в России не видели. В 1963 году вы именно в нем впервые станцевали главную, балеринскую, партию. Баланчин ставил этот балет специально для вас?

— Нет, совсем для другой балерины. Но она забеременела, доктор не разрешил ей танцевать. Она лежала на диване и показывала мне, как и что делать. Я выучила этот балет за четыре дня.

— Пишут, что ваш роман с Баланчиным стал явным в 1963 году, во время гастролей в Москве. Это правда?

— Вы имели в виду романтические отношения? Я, конечно, не могу говорить за мистера Би. Но, по-моему, наши отношения хореографа и музы начались в 1965 году, когда он создал «Дон Кихот» на музыку Набокова, брата писателя. Я была Дульцинеей, Баланчин — Дон Кихотом.

— А Базиль там был?

— Нет, этот «Дон Кихот» совсем не похож на традиционную версию балета. Он гораздо ближе к роману Сервантеса.

— Мистер Би был удобным партнером?

— О да! Он знал эту хореографию и прекрасно знал женщин. В Америке у нас часто не хватает времени, чтобы отрепетировать балеты как следует. А тут он сам сочинял балет, со мной репетировал дублер. Получилась забавная ситуация: мистер Би все время находился лицом к нам, поэтому выучил хореографию зеркально. И на сцене все время путал стороны, так что мне приходилось ему подсказывать: «Идем с другой ноги, в другую сторону». Он то и дело брал меня не за ту руку — было много эмоций во время выступления. «Дон Кихот» прошел 14 раз подряд, но мистер Би станцевал только премьеру.

— Утверждают, что во всех 23 балетах, который Баланчин поставил специально для вас, у вас не было дублерши. И если вы недомогали, ваш балет просто заменяли другим.

— Это правда.

— Какие ваши качества — человеческие и профессиональные — он акцентировал в этих балетах?

— Этот вопрос несколько раз я задавала ему сама: «Вокруг столько замечательных танцовщиц, что ты видишь во мне?» Но он никогда ничего не отвечал. Сейчас я думаю, что я была молодой — мне было 19, когда он поставил «Дон Кихот», трудолюбивой и исполнительной: всегда слушала его замечания, всегда пыталась сделать то, что он хочет. И меня безумно вдохновляла музыка — так же как и его. Наверное, это и связывало нас — мы одинаково понимали музыку, которую нужно было воплотить в танец.

— Могли ли вы позволить себе попросить его заменить движение, если оно у вас не получалось? Разрешал он вам импровизировать во время постановки?

— Иногда да. Он ведь никогда не стоял на пуантах, поэтому, придумав комбинацию, спрашивал меня: это можно исполнить? Я говорила: дай мне время до завтра, я поработаю над этим движением. И если у меня не получалось, он его отменял. Это было очень любезно с его стороны — как демонстрация уважения к артисту. Ведь его хореография была настоящим вызовом для балерины. Он не хотел повторяться, постоянно экспериментировал. И я экспериментировала вместе с ним.

— Вы покинули New York City Ballet после того, как тайно вышли замуж и узнавший об этом Баланчин снял с роли вашего мужа Пола Мехию. Пишут, что вы сказали Баланчину: если не будет танцевать Пол, не буду танцевать и я.

— Не совсем так. Это не было восстанием или ультиматумом — кто бы на такое осмелился? Просто в тот вечер мистер Би перестал со мной разговаривать. И нам пришлось уйти. В Америке у нас не было предложений, и мы поехали в Бельгию к Бежару. И проработали у него шесть лет.

— Но это хореографы-антиподы: один интеллектуал-интроверт, другой открыт, эмоционален и публицистичен. Почему вы пришли именно к Бежару?

— Он хотел, чтобы я танцевала в его труппе. И он тоже хотел создавать балеты для меня. И создал — «Сонату №5» на музыку Баха, «Триумф». Он говорил мне: «Танцуй все что хочешь — только скажи». Но у Бежара много танцуют босиком, я боялась этого. Мне очень нравилась его «Весна священная», я смотрела-смотрела и наконец решилась снять пуанты. И станцевала «Весну». И «Болеро» — мне нравится показывать себя в разных стилях. Дело в том, что я живу только настоящим, и тогда я еще не знала, вернусь ли я к мистеру Би. Так что я довольно много танцевала босиком. А знаете ли вы, что Бежар хотел включить в свой репертуар балет Баланчина? Мне уже тогда принадлежал балет «Meditation» — Баланчин мне его подарил. И мы станцевали «Meditation» у Бежара.

— Вашим партнером был гениальный Хорхе Донн. С ним был особый контакт на сцене?

— Это подарок небес. Хорхе был неординарным и очень добрым человеком. В Брюсселе Бежар заменил мне мистера Би, а Донн стал замечательным другом. А когда я вернулась обратно к Баланчину, мы с Донном станцевали «Meditation» в New York City Ballet. И «Венские вальсы» — Хорхе выступил вместо моего травмированного партнера.

— Вы заранее договорились с Баланчиным о возвращении?

— Да нет, у нас просто был шестинедельный отпуск. Мы его проводили в Америке, у нас там дом. И поехали в Саратогу, где выступал NYCB, я хотела посмотреть новые балеты мистера Би, которые он поставил уже после нашего отъезда. И после спектакля отправила ему записку: «Замечательно смотреть ваши балеты, но еще замечательнее было бы их станцевать. Это возможно?» Позвонил его секретарь: «Мистер Би хотел бы увидеть вас в Нью-Йорке». И вот по дороге в Бельгию я встретилась с мистером Би. Это было очень приятно. Никаких разговоров, никаких обсуждений, выяснений. Он сразу спросил: «Когда мы начнем работать?»

— Бежар, наверное, был очень огорчен.

— Он сказал: «Я возвращаю господину Баланчину то, что взял у него в долг». У нас было очень эмоциональное расставание. А через год, когда труппа Бежара гастролировала в Нью-Йорке, я танцевала один вечер с его компанией, другой — с NYCB.

— Баланчин завещал свои балеты не труппе, а конкретным балеринам и танцовщикам. Какие достались вам?

— Кроме «Meditation» — «Дон Кихот» и «Цыгане». Но я повсюду ставлю и другие его балеты, сотрудничаю с Фондом Баланчина. Работала в Мариинском театре, в Большом.

— В Большом вы ставили «Моцартиану», ваш последний с мистером Би общий шедевр. Кому он принадлежит?

— Баланчин оставил его своей жене, Танакиль Ле Клерк.

— Есть ли русские артисты в вашей труппе?

— Есть балерина из Болгарии, в прошлом году я приняла девочку из Тбилиси — родного города мистера Би. Кто угодно может присоединиться к нам — у нас открытый кастинг.

— Знаете ли вы, что в одной программе с вами «Камерный балет Москва» танцует хореографию Пола Мехии, вашего бывшего мужа?

— Знаю. Но его самого здесь нет.

— Есть ли шанс, что вы поставите для «Балета Москва» что-нибудь из наследия Баланчина?

— Почему нет?