В Центре фотографии имени братьев Люмьер открылась выставка «PROзавод», посвященная советской и российской индустриальной фотографии
Фото: Антощенков В
Фото: Егоров В
Фото: Лагранж В
Фото: Хорунжий Н
Начинается тут все, разумеется, с позднего конструктивизма и сопредельных явлений — Аркадий Шайхет (его знаменитый "Комсомолец за штурвалом бумагоделательной машины"), Борис Игнатович со своими бесконечными турбинами и колесами, менее известный, но на самом деле куда более любопытный Яков Халип — подсвеченные силуэты, превращающие индустрию в чуть маньеристский театр теней. Журнал "СССР на стройке", фрагменты эйзенштейновской "Стачки" и "Симфонии Донбасса" Вертова.
Заканчивается — сегодняшним днем. Тут тоже все понятно: меланхолия, поэзия разрушения, эксцентрика руины. Самый любопытный вариант — у Дениса Тарасова, снимавшего лет пять назад неработающие цеха "Уралмаша". Когда-то в 1970-х заводской художник решил сделать труд повеселее, нарисовав на дверках цехов рыбаков, молочниц и прочий незамысловатый соцреализм. Теперь эти жовиальные фрагменты идеально вписались в руину, функционируют на ней на манер призраков досуга, парящих над трупом труда. Вполне работающий норильский завод у Александра Сорина похож на пространство фантастического макабра (не то "Сталкер", не то "Сайлент Хилл"). Венчает всю эту поэзию руин огромная видеоинсталляция Святослава Понамарева со сменяющими друг друга кадрами заброшенных цехов ЗИЛа. Есть, впрочем, и другая сторона — глянцевая, полурекламная фотография: с молодыми рабочими, как некие нимфы выходящими из воды на фоне нефтяных вышек,— у Саши Гусева, с почти инопланетными турбинами, напоминающими фантазии Гигера,— у Михаила Розанова. Если производство не мертво, оно дегуманизировано, отчуждено и отдалено глянцем.
Будто извиняясь за невозможность поставить человека в центр индустриального нарратива, фотография делала его настойчиво поэтическим
Все самое интересное, естественно, лежит между двумя этими точками — после 1930-х и до 2000-х (забавным образом, фотографий 1990-х на выставке практически нет, этот период будто бы вырезан из визуальной истории советских заводов, словно нам показывают героя в зрелом возрасте, а потом — сразу на смертном одре). Это довольно очевидный сюжет: к середине 1930-х авангардистская манера в фотографии становится более или менее незаконной. Те же Родченко, Игнатович, Шайхет начинают снимать по-новому, сглаживают стиль. Заводской фотографии это тоже касается, но как бы не в полную меру. Визуальная логика конструктивизма была прежде всего логикой индустрии, промышленности, перенесенной на всю остальную реальность. Однако, в отличие от остальных сфер жизни, на производстве ускользнуть от этого стиля было гораздо сложнее, он задавался самим устройством пространства, организацией труда.
В результате с конца 1930-х и до позднесоветского времени индустриальная фотография оставалась неким заведомым анклавом конструктивизма, как бы ни пыталась прикинуться, что все формальные экзерсисы оставлены в прошлом. (Есть здесь, конечно, и чистый соцреализм вроде "Рождения плана" Николая Хорунжего, но это скорее исключения). Но этот полузаконный формализм, он был немного странного толка. Если в 1920-х — начале 1930-х фотографы упивались эпической автономией машины или ее полной неотделимостью, слитостью с рабочим, то вся последующая заводская фотография — как-то подчеркнуто лирична. Будто извиняясь за невозможность поставить человека (те самые сталинские кадры) в центр индустриального нарратива, она делала его настойчиво поэтическим. Будто речь идет не о турбинах и тракторах, а о сирени и свиданиях. Это видно уже в 1940-е, но пик лирического конструктивизма приходится, естественно, на 1960-е. Самое замечательное здесь — чрезвычайно формальные и одновременно очень нежные кадры со строек Александра Абаза, напоминающие больше открытки, чем фотографии. Иногда доходит до смешного: так, Леонид Лазарев называет свою фотографию с производством циркулярных пил "Рождение сердец".
Александр Абаза. "Рельсы «Азовстали». Ждановский металлургический завод",1972 год
Фото: Абаза А
Самая любопытная альтернатива этому романтическому поставангарду появляется в конце 1970-х. Это группа "Трива" из Новокузнецка. В отличие от большинства своих знаменитых предшественников, Владимир Воробьев, Владимир Соколаев и Александр Трофимов были штатными фотографами металлургического комбината, они приходили на завод каждый день, снимали его не взглядом заходящего профессионала, а изнутри — ежедневный труд, естественный отдых, никаких специально принятых поз, репортажная фотография. При этом все работы "Тривы" отчаянно живописны, на западный, магнумовский манер. Сейчас они выглядят вторичными, но в момент своего появления, должно быть, производили сильнейшее впечатление. Почему эта совсем не советская по стилю заводская фотография возникла именно в Новокузнецке — загадка. "Трива" очень быстро стала популярной, работы выставлялись в Европе, и деятельность группы к середине 1980-х прекратили местные власти. Это, скорее, оборванная ветвь. Впрочем, еще через несколько лет советская индустрия и репрезентирующий ее визуальный код сами превратились в поток обрывков, осколков. Еще не руину, но уже не стройный конструктивистский порядок. На выставке этот рассыпающийся на глазах визуальный канон представляет серия "Производство" Владимира Жарова. Она тут едва ли не самая лучшая.
Центр фотографии имени братьев Люмьер, до 1 марта