Дым на дворе

Облака серы и гари в Москве рассеялись, но вопросы об их происхождении и ответственности властей повисли в воздухе.

Вера Ситнина

Право дышать полной грудью гарантировано российской Конституцией. "Каждый имеет право на благоприятную окружающую среду, достоверную информацию о ее состоянии и на возмещение ущерба, причиненного его здоровью или имуществу экологическим правонарушением",— сказано в ст. 42 Основного закона. Но, как это бывало и с другими статьями, реализовать свои права не так и просто.

По данным МЧС, с жалобами на запах сероводорода 10 ноября 2014 года обратилось более 2 млн москвичей. Надо отметить, что во многих российских городах чем-то пахнет постоянно, но все привыкли и никуда не обращаются. В столице запах, похожий на запах тухлых яиц, вызвал громкий резонанс, но ни к каким значимым последствиям пока не привел.

Первое, что выявило серное облако,— непонятно, кто и за что отвечает: кто должен оповещать граждан о том, что что-то пошло не так, кто собирает данные о последствиях происшествия, и наконец, кто отвечает за расследование и обнародование информации о том, что случилось и какие приняты меры. В Москве за охрану окружающей среды отвечают четыре ведомства: московский департамент природопользования и охраны окружающей среды, Росприроднадзор, Роспотребнадзор и МЧС. За чистотой воздуха следят две службы: федеральный Росприроднадзор и столичный Мосэкомониторинг. "В случае выявления сверхнормативного выброса загрязняющих веществ Мосэкомониторинг направляет уведомление на предприятие с целью принятия мер по прекращению сверхнормативных выбросов, а также в управление государственного экологического контроля департамента природопользования Москвы или департамент Росприроднадзора по ЦФО, в зависимости от уровня подчинения, для проведения административного расследования. Что касается экологического контроля за предприятиями, то до настоящего времени это относится к полномочиям Росприроднадзора, у департамента природопользования Москвы пока таких полномочий нет",— пояснили "Власти" в столичном департаменте. НПЗ в Капотне, например, относится к сфере федерального контроля, и московские власти сделать ничего не могут.

Межведомственная разобщенность в данном случае проявилась весьма ярко. Представители власти то предъявляли претензии к Московскому НПЗ, то говорили, что он здесь ни при чем. Запах становился то опасным, то безвредным.

"У нас много версий. Сейчас мы работаем во всех районах, выясняем причины аварий. К концу дня должны быть готовы результаты",— заявил глава московского департамента природопользования Антон Кульбачевский в день выброса.

Прошел почти месяц, а единственным результатом стал судебный иск Росприроднадзора к владеющей Московским НПЗ "Газпромнефти" "о загрязнении воздуха неустановленным лицом загрязняющими веществами неизвестного происхождения". Однако эксперты скептически относятся к перспективам этого судебного дела. Доказать факт выброса фактически невозможно. На НПЗ нет системы учета выбросов.

В Москве расположено 87 крупнейших загрязнителей воздуха. Из них только 57 оснащены системами непрерывного учета выбросов

Как рассказал министр природных ресурсов Сергей Донской на заседании федерального экологического совета, в Москве расположено 87 крупнейших загрязнителей воздуха. Из них только 57 оснащены системами непрерывного учета выбросов. "При этом один из крупнейших загрязнителей воздуха, Московский НПЗ, пока не торопится этого делать",— признал он. Как ни странно, но формально НПЗ имеет на это право. Обязательные требования к автоматическому контролю выбросов вступят в силу только с января 2018 года.

"Главная проблема нашей системы не в том, что законодательство плохое, а в том, что нет обязанности соблюдать законы. Контрольные органы показывают, что из года в год количество нарушений растет, но точных данных ни у кого нет. Оценки количества отходов разнятся от 40 до 120 млрд. Когда неизвестен масштаб проблемы, то невозможно найти адекватное решение",— отмечает директор Института экономики природопользования и экологической политики ВШЭ Александр Соловьянов.

Защита окружающей среды оказалась жертвой интересов промышленников, не желающих тратить на это деньги, и государства, не готового жестко контролировать ситуацию. "Минприроды можно сравнить с лисой в курятнике. Перед ведомством стоят две диаметрально противоположные цели: достижение максимального экономического эффекта от эксплуатации природных ресурсов и при этом защита природы,— убежден директор по программам Greenpeace в России Иван Блоков.— Такая система объединения, кроме России, есть только в двух странах: это Зимбабве и Гондурас. Не везде экология выделена в отдельную структуру, она может быть объединена с сельским хозяйством, городским планированием или экономическим развитием, но нельзя присоединять ее так, как это сделано у нас".

У власти, по мнению экологов, нет задачи уравновесить полярные интересы собственников предприятий и граждан страны. "Мы возвращаемся даже не в XX век, а в XIX, когда разрушение окружающей среды считалось неотъемлемой частью технического прогресса. Всем, кроме нас с вами, нарушение экологических стандартов выгоднее, чем соблюдение. В РСПП подсчитали, что крупные предприятия ежегодно тратят €2,5 млрд на "неформальное" обеспечение экологических требований. Раз платят, а не добиваются прекращения коррупции в Росприроднадзоре, значит, дешевле платить, чем внедрять лучшие технологии,— говорит директор по природоохранной политике Всемирного фонда дикой природы Евгений Шварц.— При этом реально бороться с коррупцией в РСПП, судя по всему, не хотят, ведь в этом случае придется идти на открытие данных по загрязнениям и воздействию на природу. А их РСПП требует держать в секрете, иначе у компаний, которые торгуются на западных биржах, упадут котировки. На деле это значит, что они говорили неправду инвесторам при IPO".

При этом западный опыт свидетельствует, что природоохранные мероприятия не обязательно должны быть дорогими. "В России многие предприятия ориентируются на формальное соответствие локальным и международным требованиям по воздействию на окружающую среду, а не на достижение осязаемых результатов, что, например, является приоритетом для международных компаний. Практически все крупные предприятия России сертифицированы в соответствии с международным стандартом ISO:14001,— говорит директор направления "Устойчивые бизнес-решения" компании DuPont, Максим Комель.— В большинстве случаев в российской практике реальное снижение негативного воздействия на окружающую среду достигается за счет приобретения дорогостоящего оборудования и технологий, а также серьезной модернизации очистных сооружений, что требует крупных инвестиций. Окупаемость подобных проектов происходит не сразу, что может подтолкнуть руководство отложить реализацию на более поздний срок. В то же время международная практика демонстрирует успешные примеры, когда амбициозные цели по защите окружающей среды достигаются за счет непрерывных улучшений — постоянного выявления и реализации малозатратных и быстроокупаемых мероприятий, позволяющих эффективно использовать существующие активы, не нанося вред обществу и окружающей среде".

Как ни странно, общественного запроса на соблюдение экологических стандартов тоже нет. Люди, с одной стороны, боятся техногенных катастроф, а с другой — равнодушны к собственным проблемам. Экологи в массовом сознании выглядят экстравагантными чудаками.

Местные власти также не заинтересованы в улучшении экологической ситуации. "К сожалению, губернаторам выгодно, чтобы загрязняли как можно больше. Чем больше выбросов, тем больше "растворяющихся" в бюджете региона платежей. При этом тратить их можно на любые нужды",— говорит Евгений Шварц.

В результате со времен Чернобыля власти действуют по одной и той же схеме: вначале пытаются скрыть информацию о катастрофе, а потом вообще забывают о происшедшем. В итоге граждане пытаются разобраться сами. Одна из последних версий — проблемы с воздухом начались не из-за предприятий, а из-за нового способа уборки улиц. В Москве массово закупили приборы, раздувающие пыль, такие "пылесосы-наоборот". В интернете появилась информация, что из-за них дорожная пыль поднимается в воздух и насыщает его всей таблицей Менделеева. Проверить эти данные сложно. В РФ существуют отдельные нормативы для воды, почвы и воздуха. В списке Роспотребнадзора более 600 наименований, при этом московский департамент природопользования и охраны окружающей среды отчитывается только по 18.

Систему экологического контроля методично разрушали начиная с 1998 года, и в итоге мы пришли к тому, что есть сейчас

Надвигающаяся рецессия в экономике может ухудшить ситуацию. Если предприятия и в "тучные годы" не торопились вкладывать средства в природоохранные мероприятия, то в "тощие" денег может не найтись совсем. Мировой опыт свидетельствует, что это прямой путь к трагедии. В прошлую среду исполнилось 30 лет со дня крупнейшей в мире техногенной катастрофы на производстве. Взрыв на заводе по производству пестицидов в индийском городе Бхопале унес жизни почти 18 тыс. человек, а общее количество пострадавших достигло 600 тыс. Точные причины аварии неизвестны до сих пор. Среди версий преобладают грубое нарушение техники безопасности и ошибки в оценке спроса на продукцию предприятия. Руководство оказавшегося убыточным завода с целью сокращения расходов экономило на мерах по обеспечению безопасности, и в момент трагедии выяснилось, что защитная система просто не работает.

В июле этого года в закон "Об охране окружающей среды" были внесены изменения. Все особо опасные предприятия обязуются создавать системы информатики экологического контроля. Но как это будет выглядеть в реальной жизни, пока неизвестно, так как все конкретные решения будут приниматься подзаконными актами.

Как рассказали "Власти" в московском департаменте природопользования, количество выбросов постоянно сокращается. По состоянию на 1 ноября 2014 года зафиксировано 9 случаев превышения норм на источниках выбросов предприятий, а всего 4 года назад таких случаев было 110. "Размещение в Москве устаревших, экологически опасных производств нерентабельно для самих предприятий. Для работы таким предприятиям требуются большие площади и недорогая рабочая сила. Мегаполис ограничен в таких ресурсах. Промышленная политика Москвы направлена на привлечение компактных, высокотехнологичных производств, которые формируют контуры будущей экономики и обеспечивают рабочими местами высококвалифицированный персонал. Город заинтересован в предприятиях секторов микроэлектроники, новых материалов, биомедицинских технологий. Все они имеют жесткие экологические стандарты",— солидарны с коллегами в столичном департаменте науки, промышленной политики и предпринимательства.

"В больших городах вообще не должно быть предприятий, которые могут вызвать проблемы, даже в случае аварии. Для любого предприятия можно посчитать потенциальные риски, но вероятность того, что, например, пьяный водитель электрокара протаранит цистерну (такое, увы, бывало), просчитать невозможно. Поэтому такие предприятия лучше убирать,— говорит директор по программам Greenpeace в России Иван Блоков.— В мировом сообществе тоже далеко не все идеально, но проблема производств в больших городах характерна именно для России. Систему экоконтроля методично разрушали начиная с 1998 года, и в итоге мы пришли к тому, что есть сейчас. В 43 российских городах с населением более 100 тыс. человек вообще не проводится мониторинг Росгидромета. Система платежей не работает, за все сбросы и выбросы в консолидированный бюджет поступает в год около 30 млрд руб. Приведу простой пример. Примерно 10% всех выбросов от промышленных предприятий в стране приходится на "Норильский никель". При этом с 2003 года там нет стационарного поста Росгидромета, потому что его закрыли из-за необходимости ремонта. В Сочи за это время успели три поста построить, а в Норильске как не было, так и нет".

"Нам необходимо вернуться к цивилизованной системе "прокрашенных" экологических платежей и восстановить экофонды, как это было до 2000 года. Экофонды — это прообраз "зеленых банков" — более гибкий финансовый инструмент софинансирования технологической модернизации производства, чем федеральные госпрограммы,— говорит Евгений Шварц.— А еще важно научиться разумно тратить деньги. На программу "развития" природоохранных территорий в Москве выделено в несколько раз больше средств, чем на охрану всех лесов в России. Но это, к сожалению, не означает, что здесь будет город-парк. Нет ни одного показателя, оценивающего природоохранную эффективность инвестиций, а не трату этих средств на дальнейшее "закатывание" территории в асфальт под "благовидными" предлогами развития "тропиночной сети" и "инфраструктуры отдыха" (рестораны и платные спортивные сооружения), да и просто замены естественного травяного покрова одноразовыми искусственными газонами. Самое главное — процесс выдачи разрешений на выбросы и сбросы, так же как и все данные корпоративного экомониторинга, обязательно должны быть публичными. Любые разрешения на выбросы и сбросы могут быть действительными, только если к ним есть легкий доступ для граждан и конкурентов (да-да, и конкурентов!) на сайте Росприроднадзора и его территориальных органов".

"Главная проблема — в отсутствии достоверной информации. По сведениям Росгидромета, ситуация лучше не становится, а Росстат, опираясь на данные предприятий, рапортует о положительной динамике. Все данные по выбросам отдельного предприятия конфиденциальны. Я лично проиграл суд Московскому НПЗ, пытаясь добиться, чтобы они раскрыли информацию по выбросам в атмосферу",— рассказывает Блоков.

"Сейчас государство проигрывает борьбу с бизнесом. Отдельные предприятия что-то делают, но в целом бизнес настроен на сопротивление. У государства не хватает политической воли, чтобы этому противостоять. Но это немудрая позиция откладывания решения экологических вопросов на будущее, потому что накопленные проблемы никогда уже не удастся полностью нейтрализовать",— говорит генеральный директор Института экономики природопользования и экологической политики Высшей школы экономики Александр Соловьянов.