«Привет. Тигран меня зовут. А вы кто?» — насмешливо полюбопытствовал кинорежиссер и телеведущий, входя в конференц-зал Издательского дома «Коммерсантъ». Тигран Кеосаян пришел в Академию журналистики «Ъ» поделиться своей житейской и профессиональной мудростью и поработать «точилом» для наших молодых журналистских когтей. За час до него лекцию слушателям Академии читал настоящий гуру спортивной журналистики и человек-эпоха Владимир Гомельский, поэтому от спортивных ассоциаций во время общения с Кеосаяном отвлечься не удалось. Разговор с кинорежиссером проходил в духе дружеского спарринга боксера-тяжеловеса с лихим, но тщедушным подростком.
Раунд 1. Пропаганда
— Скажите, каково на данный момент в российском медиапространстве соотношение между пропагандой и журналистикой? Существуют ли, на ваш взгляд журналисты, которые не занимаются пропагандой?
— В вашем вопросе чувствуется романтизм. И это потрясающее качество. Знаете, Черчиль правильно сказал: «Тот кто в юности не был либералом — у того нет сердца, кто в 35 не стал консерватором — у того нет мозгов». Объясню, что вас ждет. Знание мое в меру цинично, но основано на реальности. Ни здесь, в России, ни там за рубежом нет независимых профессиональных журналистов. Каждый журналист обязан будет в своей профессиональной деятельности соответствовать политическим, нравственным и всем остальным взглядам той коммерческой группы, в которой будет работать. Если не повезет, то вы будете либо менять профессию, либо будете «петь» и соотносить свои взгляды с взглядами владельцев, учредителей и хозяев компании. По этой моей логике в нашей стране нет журналистов не пропагандистов. Если только они не занимаются научно-популярными темами, литературоведением, музыковедением и тому подобным. Люди работающие на «Дожде» ровно в той же степени пропагандисты и ничем не отличаются от журналистов, работающих в «Вестях» на Первом канале или где-то еще. Я говорю об этом, чтобы у вас не было романтического флера.
— А как быть с пропагандой в кино? Должны ли быть рамки? Не делает ли это кино более близким к пропаганде?
— Великое кино становится пропагандой, не желая того. Ты не можешь запрограммировано делать пропагандистское кино. Тарковский, Бондарчук, Кеосаян-старший — они снимали по заказу, но они делали не заказ, а то, что чувствовали. И тогда это овладевало умами. Но я не помню такого, чтобы было: «А давайте снимем пропагандистское кино».
В условиях «рамок» получались «Белорусский вокзал», «Баллада о солдате» и «Летят журавли». А сейчас у нас нет рамок, и получается в лучшем случае человеконенавистнический фильм «Брат».
— Вас можно назвать пропагандистом?
— В качестве кинематографиста — нет, в качестве журналиста — да. Я пропагандировал свои взгляды на то, что такое «хорошо», и что такое «плохо». Поэтому мою программу сначала смотрели, а потом решили закрыть.
Я не вкладываю в слово «пропаганда» негативный оттенок, потому что я реалист. Все пропагандисты той или иной позиции, устоев, взглядов на ситуацию группы людей. Независимости нет. Она может быть только в сети, но как только вы раскрутитесь, вас купит кто-то большой. Ты можешь прийти в террариум и остаться человеком. Я думаю, что время от времени по каким-то реально проблемным вопросам надо говорить, если у тебя есть какое-то количество людей, которые хотят тебя услышать. А у меня есть очень много обратной связи, это мое счастье, радость и ответственность.
Раунд 2. Зависть
— Расскажите, почему из сериала «Ньюсрум» была удалена американка Маргарет Хауэлл? Чем вы руководствуетесь, когда выбираете о ком рассказать историю?
— Я объясню. Это (сериал «Ньюсрум» снят в формате документального реалити-шоу о журналистах телеканала Russia Today, - прим. ред.) первый опыт в российской действительности. Должен констатировать, что наша образовательная школа оставляет желать лучшего. В доку-лайф жизнь рассказывается через ежесекундное. У нас этому не учат. В какой-то момент я вышел на американскую гильдию и начал писать редакторам, продюсерам, режиссерам, которые получали Эмми или номинировались на Эмми. И один из них мне ответил — Джош Силберман. Он приехал сначала с мастер-классом, а потом сказал: «Давай, может, сделаем что-нибудь?». Он сам выбирает героев.
Я вообще очень амбициозный человек, и мне малы рамки. BBC пытались сделать что-то подобное. Если я могу сделать что-то, что может вызвать зависть у BBC...
Раунд 3. Неуместный Тургенев
— В интервью радиостанции «Эхо Москвы» вы назвали положение дел в кинообразовании удручающим. Скажите в чем главная проблема подготовки кадров для индустрии и можно ли её решить?
— Я думаю, что самое важное — подход. Хорошее, талантливое, неординарное и яркое появляется на среднем уровне, на черноземе. И этот средний уровень, он должен присутствовать. Нас во ВГИКе не учили быть профессионалами. Ребята, забудьте о Ларсе фон Триере, забудьте о Чухрае. Ну-ка, быстренько снимите разговор и смонтируйте. Не надо искать зерно. Просто смонтируйте видео. У нас был подход, что все мы — Тарковские. Приходит на лекцию мастер: «Давайте поговорим о Тургеневе». Какой Тургенев?! К тебе пришли люди, которые ничего не знают. К тебе поступили две тысячи человек, да научи ты их монтировать, как работать со сценаристом, с оператором. У нас нигде не готовят профессионалов. У нас одно большое образное мышление — с перепоя или с недопоя.
Раунд 4. Эволюция
— В одном из интервью вы говорили, что в нашей жизни важно оставаться человеком среди соблазнов...
— Нас каждую секунду подталкивают к тому, чтобы стать животным. Мы и есть животные, просто с течением времени и эволюцией мы окутали себя общественной моралью. Это нас отличает от животных — внешне. А вот внутренне мы остаемся животными. Давайте честно признаемся, кто из вас не читает желтую прессу, не интересуется чужой личной жизнью? Интересоваться можно, с этим очень сложно бороться. Ты животным становишься, когда начинаешь это обсуждать, комментировать, разговаривать об этом. Не нравится вам программа «Пусть говорят»? Мне не нравится, но если у меня работает телевизор и там Андрюша Малахов рассказывает, как очередного ребенка заперли в холодильнике, то я это досмотрю. А потом буду себя укорять за то, какое же я животное.
Раунд 5. Мишура
— Вернемся к вопросу о профессионализме. Вам приходилось заниматься самообразованием? В журналистике те же проблемы с образовательным подходом?
— Я не могу судить, я не учился на журналиста. Я говорил, что методика другая. Все равно появляются режиссеры, появляются сценаристы, на мой взгляд, неплохие. Появляются ли журналисты? Я боюсь, что лет десять, может двенадцать (это крайне ярко выражено), наша журналистика стала светской. Я утрирую, конечно, это необходимость и это не связано с людьми. Это связано с тем, что общий тренд сейчас такой. Лучше написать, что было в меню на приеме Назарбаева и Путина. Серьезные разговоры, серьезные объемные исследования движущих моментов и причин, приводных ремней тех или иных событий уступают поверхностной и незатейливой, виньеточной, иногда талантливо написанной мишуре. Я думаю, это общий заказ общества, государства: «Ребята, не надо углубляться».
Раунд 6. Комфорт
— С высоты вашего опыта, кому полезнее «продаться» журналисту: бизнес-структурам или госструктурам?
— Почему продаться? Быть полезным тем или иным. Для этого надо быть способным и талантливым. Это не так просто — продаться.
Вы знаете, в 20-25 лет у меня не было компромиссных ситуаций. Другая страна была. Сейчас основой моего выбора является то, насколько мне комфортно. Когда-то был заложен фундамент для того, чтобы мои дети не голодали, а сейчас я счастливый человек. Я вам тут не советчик. Мне некомфортно сейчас кино снимать, я не снимаю, потому что не знаю, о чем.
— Раньше было комфортнее?
— В кино должна быть обратная связь. Я должен понимать, что и для кого снимаю. В кино необходимо, чтобы зал был полон. Это массовое искусство. Но в последнее время я прихожу к мысли, что снимать нужно для себя. Так, наверное, и буду снимать.
Раунд 7. Не навреди
— В интервью телеканалу «Дождь» вы высказали мысль о ситуации на Украине, лейтмотивом которой стало, что брат идет на брата. Как в таком случае быть с ответственностью за молчание?
— Что вы знаете о ситуации на Украине? В рамках одного народа, одной веры, одноязычия в конце концов вы, опираясь на что, будете говорить сотням своих поклонников, что это хорошо, а это плохо? Вы что знаете? Я что знаю? Я ничего не знаю. Я напичкан слухами. Я напичкан дерьмом из Фейсбука и интернета, пропагандой по телевидению. Но правды я не знаю. Я могу догадываться. Я могу быть душой с теми или с этими. Но точно я не знаю. Я не приподнялся над ситуацией. Когда проливается кровь, ты несешь ответственность. Если ты не политик, не военный — это их работа (делать заявления). А моя работа не навредить. В этом и проявляется гражданская позиция.
— Ответственность в не преумножении зла?
— Да. В отличие от вас, у меня есть некоторое количество мне не знакомых людей, которые мне верят. Давайте я возьму ответственность, скажу: «Возьмем батальоны и поедем мочить фашистов в Одессу». Или наоборот. История с Андреем Макаревичем не правильная, потому что в момент поездки в Славянск он стал политиком. И когда ему сказали, а теперь съезди в Донецк... «Ополченцы-сепаратисты мне несимпатичны». Он сделал политический выбор. И он в этот самый момент был не музыкантом, а политиком. И сейчас он огребает как политик, а не как музыкант. Нельзя творческим людям становиться политиками, особенно в ситуации братоубийственной войны.
Раунд 8. Бардак
— Если возвращаться к проблемам нашего кино, то хотелось бы узнать, как вы оцениваете деятельность Владимира Мединского.
— Владимир Мстиславович человек новый на этом посту. Могу сказать только одно, что никто не застрахован от ошибок. Я его знаю с 1993 года. Он искренне, честно хочет делать хорошо. По большому счету, это уже большой плюс для министра. Он знает свои слабые места, он учится. Вы знаете, какое болото то, что называют культура? Как решить вопрос, с которым столкнулся Ленфильм? Когда заезжаешь на эту студию, такое ощущение, что немцы ушли вчера, все разрушено. И невозможно решить вопрос. А он министр над всеми творческими, как мы себя называем, культурными, интеллигентными, такими «светочами». Он должен со всеми работать. Это очень тяжелая работа. Я просто знаю, что это такое, когда собираются два-три человека с высшими не техническими образованиями — это бардак. Но хороший бардак. Будем милостивы к Владимиру Мстиславовичу.
— Какие еще требуются качества, чтобы быть министром помимо того, что он хочет сделать хорошо?
— К сожалению, в любой стране мира министром может быть любой человек, который хорошо ориентируется в коридорах власти. Иначе тебя «схрумкают».
Раунд 9. Идиот и калеки
— Вам не раз предлагали создать ремейк фильма вашего отца «Неуловимые мстители» и вы говорили, что для вас это совершенно неприемлемо. Хотелось бы узнать ваше мнение о нынешнем тренде на съемку ремейков, таких как «Кавказская пленница».
— «Кавказскую пленницу» давайте вообще не трогать. Это не кино. Ремейки не только наш тренд. Это кризис жанра, кризис идей. Франшиза с 1994 года оккупировала кинотеатры. И все умное светлое и доброе ушло на кабели. В Америке то же самое, просто они делают это технологичнее, наверное.
— За какими сериалами последних лет вы следили? Какие из проектов вы могли бы рекомендовать?
— Наших не знаю. У американских сериалов существует какая-то драматургическая база, которая заставляет смотреть их дальше. Все они объединены потрясающей драматургией. У нас не возникает необходимости в драматургии. Почему смотрят российские сериалы — необъяснимо. Звезды как-то встали там, в Альфа Центавре, и вдруг, с испугу, под угрозой тюремного заключения и расстрела, люди посмотрели «Идиота». Понять нашу душу не может никто.
Там все это делают совершенно неслучайные люди. Еще в 1995 году американским голливудским звездам было «западло» играть в сериалах, они сваливали с телевидения. Сейчас они просятся в камео сняться. Агенты стоят в очереди. Все поменялось. Или ты вечно будешь Человек-паук. А «Полета над гнездом кукушки» уже в Голливуде не снимают.
— Сейчас все чаще поднимают вопрос о «голивудизации» кинематографа...
— Никто не отменял великое голливудское кино. Только почему-то легче снимать плохие подделки плохих фильмов. Вот возьмем «Близнецы» со Шварцнеггером, замечательное кино. Сделаем эрзац этой истории, перенесем это все в Коломну, позовем с одной стороны моего друга Гошу Куценко, с другой стороны Маратика Башарова, это все объедим... Знаете, есть такая поговорка: «Работали мастера за речкой, брали недорого, но и делали плохо». Вот это про нас. Напишите свой сценарий. Раньше писали, получалось. Всего существует 32 сюжета, и Голливуд пользуется этими же сюжетами. Нет, легче взять чужое, а затем говорить о «голливудизации» кино.
— В Америке сериалы постепенно уходят на кабельные каналы. Сериал «Карточный домик» ушел в сеть…
— В один день они выпускают сезон. Все эпизоды.
— Эта схема может дать импульс и зарубежным и отечественным сериалам?
— Наверное, это дает какие-то большие дивиденды, они же на абонентах, и реклама их не интересует. Звезды у них международные и сюжеты вызывают международный резонанс. И потребителей гораздо больше, чем у гипотетического проекта канала «Россия» «Илья Муромец», который посмотрят 16 калек из партии «Единая Россия», потому что они спонсируют этот сериал. Но это же не получится и у французов, итальянцев, англичан.
Раунд 10. Вызов
— Почему вы стали заниматься тележурналистикой и почему прекратили?
— Это был вызов, это были деньги и мне пообещали, что я смогу говорить, что я думаю. То есть я всегда говорил то, что думаю, но были рамки. У меня было порядка восьмисот или тысячи эфиров. И я не могу вспомнить запрещенную или снятую с эфира программу. И если я понимал, что я не смогу говорить то, что думаю, то я просто не брал эту тему. Это было интересно и в любом случае хорошо оплачивалось.
Все закончилось прямо в пик «болотки». Я первый сказал своим акционерам: «Давайте я приглашу Навального?». «Ты сошел с ума!» Я говорил: «Давайте, пусть говорят, народ сразу все увидит. Увидит все сам сразу». Телевизор показывает правду. Вся страна думала и мыслила этой площадной историей. А я про что буду говорить? Про медицинское страхование? Это же смешно. В ситуации баррикад надо быть или за красных или за белых. А я всю жизнь был центристом. Потому что правда посередине. И нужно слушать и тех, и других, и выносить какое-то суждение. А сейчас политический разговор невозможен. Смотришь ток-шоу — борьба как в соцреализме. «Давайте киевскую хунту распнем». «Нет, четвертовать нужно». «Я в корне не согласен с предыдущими ораторами. Предлагаю кардинально сначала сжечь, потом зарыть и выжечь напалмом еще раз». «Нет, вы не правы лучше четвертовать». Это смешно. На ток-шоу говорят одно и то же, происходит одно и то же.
Раунд 11. Перелом
— В 2012 году вы написали на ЖЖ, что политизированность общества стала вызывать раздражение. А нынешняя политизированность общества, какие у вас эмоции вызывает? Похожа ли она на ту политизированность, что была прежде?
— Сейчас не политизированность, а состояние холодной войны. Войны кипящей под железной крышкой. Сейчас произошло то, что не происходило даже во время грузинской компании. Громко и очень мощно, да, через аннексию Крыма, через то, что происходит сейчас в восточных регионах, страна на весь мир объявила: «Ребята, мы вернулись». Это перелом. И мы живем в невероятно интересное и очень опасное время. Этому можно радоваться, можно не радоваться. Воспринимать позитивно или негативно, в зависимости от того, блоги какой радиостанции вы читаете. При этом надо оставаться гражданином. Вы не воспринимайте за политизированность Бульварное кольцо города Москва.
Та политизированность была мелкая, как грязь из-под ногтей, по сравнению с той политизированностью, которая есть сейчас. Вы, может быть, будете хохотать лет через пять над моими словами, но сейчас решается судьба мира. Если планета останется наедине с желаниями, ошибками, видением одной страны... Я не хочу жить в одной большой арабской весне. В советское время были правила игры, и никто не мог их игнорировать. Были две стороны, шаг в сторону — расстрел. Сейчас решается вопрос, появится вторая сторона или нет.