В Большом зале консерватории вместе со своим давним партнером, пианистом Итамаром Голаном, выступил скрипач Максим Венгеров. Юбилейный концерт музыканта, отметившего в августе 40-летие, проходил под эгидой фестиваля "Черешневый лес", что отчасти придало вечеру светский характер: среди публики выделялись посол Израиля госпожа Дорит Голендер, худрук МХТ Олег Табаков, актриса Алла Демидова и немало других узнаваемых лиц. Программа состояла в основном из "популярной классики", на что с учетом праздничного повода музыканту не следует пенять. В то же время сонаты Эдварда Элгара и Сергея Прокофьева, которые Венгеров выбрал для первого отделения, в данных обстоятельствах знак риска и отваги, заслуживающих особого уважения.
Фото: Коммерсантъ / Александр Щербак / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Щербак / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Щербак / купить фото
Притом что и соната Элгара для скрипки и фортепиано, и Первая соната Прокофьева тоже скорее "шлягеры", чем "раритеты". Но у Венгерова и Голана они звучали совсем не "заигранными", Прокофьев так просто на уровне откровения: после прекрасного, но несколько монотонного и приторного Элгара, где к тому же во второй части Венгеров чуть перебрал с игривостью (при легкости и изяществе музыка анданте вполне серьезная, даже философская по содержанию), Первая соната для скрипки и фортепиано Прокофьева — как фейерверк: невероятная экспрессия второй части, прозрачная лирика третьей.
Лучшими номерами второго отделения оказались чудесная "Легенда" Генриха Венявского и сыгранное сверх программы, но помимо бисов "Пробуждение" Габриэля Форе. Эксклюзивом можно считать и Сонату N3 бельгийского композитора и скрипача Эжена Изаи. Сейчас к его наследию обращаются в основном студенты и аспиранты, а в серьезных концертах он звучит нечасто. Самыми же ударными моментами стали узнаваемые с трех нот хиты: "Славянский танец N2" Дворжака, "Венгерские танцы" Брамса, произведения Фрица Крейслера. Здесь Венгеров к восторгу поклонников максимально продемонстрировал свою виртуозность, доведя ее почти до циркачества — пожалуй, не без ущерба для музыкальности — в 24-м каприсе Паганини.