Для тех, кто видел предыдущий у Годара "Социализм" 2011 года (в российский прокат он не выходил, но несколько раз в Москве показывался), "Прощай, речь" выглядит буквальным продолжением. Вплоть до подхватывания отдельных фраз, мотивов, сходства персонажей (при всей условности этого слова). Только "Прощай, речь" — в 3D.
Как и весь поздний Годар, это — коллаж. Цитаты из стихов, романов, философских и политических текстов, кадры из старых фильмов и фрагменты кинохроники. Почти что нарративное кино, бессюжетный дрожащий видеоарт, документальная съемка. Полуторачасовая экранизация всей европейской культуры. Невозможный диалог Александра Солженицына, Мориса Бланшо и Мэри Шелли. Бодрая революционная песня, в которой слово "революция" стыдливо обрывается, не может быть произнесено. Пронзительная ода животным. И — фильм про язык.
Посреди всего этого мерцает, появляется и исчезает сюжет. Описать его непросто. Есть юноша и девушка, они любят друг друга и философию и куда-то уезжают на корабле. Есть старый мыслитель, его знакомая тревожная дама и преследующий ее психопат с пистолетом — немец (почти обязательный у Годара детективный элемент, от которого здесь — совсем эфемерный след). Наконец, есть пара — он и она. Они тоже любят друг друга. Или нет — им важно что-то друг другу сказать, но они не могут. Говорят только цитатами. Их отношения похожи на роман красивых, чуть постаревших героев "новой волны". Но мужчина все время какает. Неприятно.
Еще есть собака. Собака — Годар цитирует Дарвина, цитирующего Буффона,— единственное существо на Земле, которое любит другого больше, чем себя. У героев этого не получается. И она, собака, прекрасна. Она спит на диване и купается в реке. У нее нет языка. Еще его нет у детей, но самих детей тут нет. Героиня говорит, что детей иметь совсем необязательно. Только детский смех звучит за кадром в конце фильма. Может быть, вместо того слова "революция", что обрывается в его начале. (Дети как носители политической перемены — один из главных мотивов "Социализма").
Что про все это можно сказать? "Прощай, речь" тяжело смотреть. Каскад цитат держит в невероятном напряжении, но они не предполагаются к узнаванию. Скорее утомляют, как утомляет слишком давно идущая — пусть самая прекрасная — речь. 3D усиливает головную боль. Годар, может быть, первый использует этот формат честно — для имитации не объема, а отслаивающейся сетчатки глаза, рассечения взгляда. И нет — в конце не будет катарсиса, пазл не сложится. Его просто уберут со стола. Но в той же степени это и величественно. Причем "Прощай, речь" завораживает даже не полетом мысли, точностью прозрений. Скорее самим состоянием его автора.
Современный Годар похож на какого-то мифологического пророка, дервиша, подключенного к самому ядру культуры. Все ее слова и образы принадлежат ему по праву, он может доставать их со дна, делать что хочет. Что это за право? Право наглеца или владельца? Бунтаря или классика?
В этой точке различие теряет значение. Переходит в величие (не в оценочном, а в качественном смысле). И этот переход был бы с политической точки зрения чудовищным, почти что фашистским (а Годар всегда остается левым). Если бы не одно "но". Если бы финальным жестом в манифестировании этого права на авторитетную речь не был бы уход в молчание. Прощание. Взгляд в глаза собаке.
Это вообще-то тоже культурный жест, и Годар отлично об этом знает. Именно поэтому есть легкое ощущение, что под конец всей этой грандиозной критической оперы у него опускаются руки. Это бессилие и делает "Прощай, речь" по-настоящему красивым.
В прокате с 6 ноября