Жизнь без статуса

Почему вместо приемных семей российские дети оказываются в больнице

В России живет огромное количество детей, которых, в отличие от детей-сирот и детей, оставшихся без родительского попечения, нельзя устроить в приемные семьи,— это так называемые дети без статуса. Почему сиротская система продолжает поглощать новые жизни, несмотря на усилия правительства и некоммерческого сектора по развитию семейного устройства, выясняла Ольга Алленова.

Некоторые дети годами не имеют возможности выйти из больницы по юридическим причинам

Фото: РИА НОВОСТИ

"С февраля по август ребенок лежал в больнице, и никому до него не было дела"

Юлия Верезей — волонтер в детской больнице на севере Москвы. Соня, девочка одиннадцати месяцев, лежит в боксе для отказников в инфекционном отделении. Никаких инфекций у Сони нет, она здорова, но так заведено, что дети, лишившиеся попечения родителей, помещаются на первичное обследование в инфекционное отделение.

— Я хожу в больницу по воскресеньям, вижу Соню раз в неделю, и в какой-то момент поняла, что она лежит там очень долго,— вспоминает Юля.— Сколько именно, я не знала, информацию о детях волонтерам не дают. Но я понимала, что это ненормально. Ребенок в 11 месяцев даже не сидит, только ползает по кроватке. Каждый раз, приходя в больницу, я замечала, что Соня выглядит хуже, стала больше плакать, раскачиваться из стороны в сторону, сосать пальцы. Я знаю, что это признак депривации — когда базовые потребности ребенка не удовлетворяются, и он пытается найти им какую-то эмоциональную замену. Это меня насторожило.

К тому моменту Юлия окончила школу приемных родителей, собрала документы и получила статус кандидата в приемные родители. Этот статус позволил ей то, чего не могут другие волонтеры,— она запросила официальную информацию о Соне.

Сначала она обратилась в органы опеки и попечительства района С., на территории которого расположена больница (названия больницы и органов опеки мы не публикуем в интересах безопасности детей, однако все они указаны в письме волонтеров в департамент социальной защиты населения города Москвы).

— Со мной даже не хотели разговаривать, сказали, что за детей, которые лежат в больнице, этот орган опеки не отвечает,— говорит Юлия.— Тем не менее я попросила предоставить мне контакты того органа опеки, который за Соню отвечает. Было ощущение, что я заставляю этих людей делать работу, которую они делать не должны. После препирательств, покопавшись в каких-то журналах, сотрудники сообщили мне название органа опеки и попечительства района Бибирево, где Соня жила и откуда ее привезли. Именно этот орган опеки отвечает за Соню и должен заниматься ее устройством.

Органы опеки и попечительства, отвечающие за Соню, нарушают закон: ребенок не должен находиться в больнице так долго

Дальнейшее общение с системой, официальные запросы и походы в органы опеки Бибирево дали ответ на вопрос, почему Соня лежит в больнице: ее родители были арестованы февральским днем 2014 года возле метро — в момент ареста Соня была на руках у матери. В тот же день сотрудники Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН) привезли Соню в больницу. С тех пор ее судьбой никто не интересовался.

По словам руководителя благотворительного фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам" Елены Альшанской, закон разрешает содержать ребенка в больнице столько времени, сколько необходимо для его обследования или лечения — и ни днем больше. "Но Соня не больна, и обследование не может длиться полгода,— говорит Юлия.— Значит, она находится в больнице в нарушение закона".

Юлия обратилась к адвокату Наталье Карагодиной, которая консультирует некоммерческую организацию "Про-мама" и Центр семейного устройства при Марфо-Мариинской обители. Адвокат заявила: "Органы опеки и попечительства, отвечающие за Соню, нарушают закон: ребенок не должен находиться в больнице так долго. В больнице ребенок не получает квалифицированную педагогическую и психологическую помощь, реабилитацию, массаж, девочка не развивается, у нее не возникает привязанности, это разрушительно для ее личности".

С официальным обращением, в котором перечислялись нарушения прав Сони, Юлия снова пришла в органы опеки и попечительства Бибирево. Документ произвел нужное впечатление (автор статьи присутствовала на этой встрече), и Юлии выдали разрешение на посещение ребенка. На вопрос, почему ребенок так долго находится в больнице, сотрудницы органов опеки и попечительства ответили, что у Сони нет свидетельства о рождении — она прописана в Ставропольском крае, и ответ из тамошнего загса идет медленно. Однако уже через неделю после этой встречи сотрудники органов опеки связались с Юлией и сообщили, что посещать Соню она не может: свидетельство о рождении пришло, Соня поступает в дом ребенка, и родственники ее матери планируют оформить опеку над ребенком.

— Получается так, что с февраля по август ребенок лежал в больнице, и никому до него не было дела, а как только я обратилась с официальным запросом, система зашевелилась, и судьбу ребенка тут же определили,— говорит Юлия.— Я не понимаю, почему судьбой детей занимаются люди, которым до детей нет дела. Не понимаю, почему ребенок в свои 11 месяцев несет взрослую ответственность за ошибки своих родителей.

По словам Натальи Карагодиной, официальным опекуном ребенка, оставшегося без попечения родителей, являются органы опеки и попечительства. "Три дня дается органам опеки и попечительства на обследование условий жизни ребенка после его выявления,— говорит Наталья Карагодина.— Уже через три дня, если ребенок признается утратившим родительское попечение, он может быть устроен в семью. Органы опеки обязаны в 30-дневный срок после того, как ребенок выявлен, осуществить его постоянное устройство — в семью или детское учреждение. Еще месяц есть на то, чтобы данные ребенка появились в региональной базе данных детей, оставшихся без попечения родителей, а еще через месяц данные появляются в федеральной базе данных".

Однако юрист оговаривается: эти правила часто не соблюдаются, когда речь заходит о детях "без статуса". Точнее, о детях, которые не признаны лишившимися родительского попечения, несмотря на то что родители по ряду причин не могут с ними жить.

"Это не услуга, а наказание детей"

Воскресная смена волонтера Юлии начинается в 15 часов и заканчивается в девятом часу вечера. С утра до обеда приходит другая смена. За один только день Соня видит как минимум двух разных волонтеров. Если учесть, что в течение следующих шести дней в больнице сменяется еще 12 волонтерских групп и примерно 10 медсестер и врачей, то понятно, что за неделю Соня видит лица около 30 разных человек. И ни один из них не является для нее близким взрослым. Соня необыкновенно дружелюбна: она радостно улыбается при виде любого взрослого человека и пытается привлечь его внимание. Такая неразборчивость в младенчестве приводит впоследствии к серьезным проблемам в отношениях с другими людьми. Кроме того, у ребенка, лишенного контакта с близким взрослым, нет желания развиваться. В свои 11 месяцев Соня не сидит и не встает на ноги, может быть, именно потому, что у нее нет близкого взрослого, реакция которого была бы для ребенка важным стимулом.

Елена Альшанская утверждает, что жизнь Сони в больнице — результат чиновничьего равнодушия. "Если ребенок остался без фактического попечения родителей, этого уже достаточно для того, чтобы оформить его в семью опекунов или, как у нас принято, в детский дом либо дом ребенка. Никакой реальной причины для задержки таких детей в больницах нет. Просто кому-то из чиновников лень встать и обменяться бумажками. Именно по таким исключительно субъективным причинам дети находятся в больницах так долго". По мнению специалиста по семейному устройству, даже медицинское обследование ребенка, оставшегося без родительской опеки, можно делать амбулаторно, "не маринуя ребенка в больнице". Но это требует определенных усилий. "Гораздо проще запихнуть ребенка в больницу и не думать о нем",— говорит Альшанская.

Причин для задержки таких детей в больницах нет. Просто кому-то из чиновников лень встать и обменяться бумажками

В инфекционном отделении детской больницы, которое стало своеобразным перевалочным пунктом для детей на их пути к детскому дому, свои особенности. Здесь с детьми не разрешают гулять. И это понятно: больница предназначена для того, чтобы лечить больных детей. Структура инфекционного отделения предполагает разделение на строго изолированные боксы, потому что в отделении могут находиться дети с корью, ветрянкой, гриппом и так далее. Так что больница выполняет свой распорядок, не нарушая никаких законов. Закон нарушают органы опеки и попечительства. Потому что с их легкой руки одиннадцатимесячная Соня больше половины своей маленькой жизни провела в больничной кроватке, за высокой решеткой, не видя неба, птиц, облаков, деревьев, травы.

Вместе с Соней в боксе много дней провела Даша — ей год и два месяца. По предварительной информации, Дашу забрали у мамы, страдающей алкоголизмом. Однако выяснить что-либо о судьбе ребенка волонтерам также не удалось. "Я обратилась в органы опеки и попечительства, расположенные в том же районе, что и больница,— говорит Юлия Верезей.— И мне дали такой же ответ, как и по поводу Сони: "Даша из другого района, за нее отвечает другой орган опеки, а какой именно — сказать не можем". Я спрашиваю, а как я, кандидат в приемные родители, узнаю о том, где мне искать информацию о ребенке? Мне отвечают: "Не можем вам ничего сказать". То есть все делается для того, чтобы кандидат в приемные родители опустил руки и ушел. У меня за месяцы общения с органами опеки и попечительства разных районов Москвы сложилось четкое убеждение в том, что они не хотят заниматься семейным устройством детей, а от кандидатов в приемные родители желают поскорее избавиться. Я не знаю, почему так происходит, но теперь не удивляюсь, почему так много детей по-прежнему остается в сиротской системе. Их оттуда просто невозможно вытащить".

Даша поступила в инфекционное отделение в марте, и только в середине августа ее перевели в дом ребенка. Она провела в больничном боксе пять месяцев.

Здесь же с 20 марта лежит трехлетний Рома. У Ромы есть любимый волонтер Надя, которая играет с ним в разные игры. Надя проводит здесь весь воскресный день, и Рома ее с нетерпением ждет. Если Нади нет, Рома начинает скандалить — снимает с себя всю одежду и кричит. В том, что Рома живет в больнице, нет вины больницы — медицинское обследование ребенка не занимает много времени. Если органы опеки и попечительства дадут ребенку путевку в детское учреждение, он покинет больницу в течение недели. Но такую путевку Роме почему-то не дают.

Не дают ее и семимесячному Денису, который живет в больнице более пяти месяцев. Его историю выясняла волонтер, которая пыталась оформить над ребенком опеку и "вытащить" его из больницы. В органах опеки и попечительства района Ново-Переделкино, откуда Денис поступил в больницу, сообщили, что у Дениса есть мама. Она — инвалид детства, у нее ДЦП. Мужчина, с которым она жила, принес Дениса в полицейский участок, сообщив, что ребенок ему не нужен. Полиция привезла Дениса в больницу. Вскоре мама Дениса написала в органы опеки заявление о том, что ей тяжело воспитывать ребенка и она просит поместить его на два года в дом ребенка в связи с трудной жизненной ситуацией. Как найти маму, органы опеки тоже не знают, она прописана в другом районе.

"В законодательстве написано, что родитель может написать заявление и оставить ребенка в любом сиротском учреждении,— поясняет Елена Альшанская.— И государство предоставляет ему такую услугу. Дети могут жить там годами, а каждые полгода мама продлевает свое заявление". По словам Елены Альшанской, такие дети, по сути, являются сиротами, только без статуса — юридически они не лишены родительского попечения. "Это система услуг с чудовищными последствиями для детей, особенно для маленьких,— говорит специалист.— Маленький ребенок не просто зависит от взрослого — это вопрос выживания. И именно поэтому ему так важно чувствовать тепло, заботу конкретного взрослого, к которому он привыкает и которого узнает. Если этого нет, ребенок находится в постоянной тревоге, он инстинктивно боится не выжить. И это дает тяжелые последствия: дети медленнее развиваются, чаще болеют, а если у ребенка какая-то небольшая проблема со здоровьем, она в итоге перерастает в серьезную проблему. Это на самом деле не услуга, а наказание детей".

Когда интересы ребенка и интересы родителя вступают в противоречие друг с другом, государство берет сторону родителя

Поскольку государство рассматривает размещение ребенка в сиротском учреждении по заявлению от родителя как услугу, то предоставляется эта услуга в порядке очереди. Возможно, причина задержки Дениса в больнице кроется именно в этом: он ждет своей очереди в дом ребенка. Ждет в больничном боксе, в полной изоляции. В то же время есть волонтер с многолетним опытом приемного родителя, которая готова взять Дениса под опеку, до того момента, пока мама Дениса решит свои проблемы. Если же мама не захочет забрать ребенка и через два года, волонтер готова его усыновить. Но для установления опеки над Денисом нужно согласие его мамы. А как найти маму — в органах опеки не знают.

Елена Альшанская поясняет: дети, попавшие в сиротские учреждения в результате оказания государственной "услуги" их родителям, не признаются утратившими родительское попечение. А значит, их нельзя устроить в семью — даже под временную опеку — без согласия родителей. Они остаются "родительскими". Родители же зачастую боятся, что, отдав ребенка в замещающую семью, потеряют его. И не соглашаются. Итог бывает плачевным: родители свои проблемы так и не решили, ребенок потерял годы и остался в сиротском учреждении навсегда.

Адвокат Наталья Карагодина говорит, что с правовой точки зрения достаточно признать такого ребенка лишившимся родительского попечения — и можно устроить его в замещающую семью, не лишая при этом его родителей прав и оставляя им возможность вернуть ребенка. "Когда Россия ратифицировала Конвенцию о правах ребенка, она заявила о приоритете семейного устройства ребенка, лишившегося попечения родителей,— говорит Карагодина.— Но в нашем обществе этот приоритет только декларация. Когда интересы ребенка и интересы родителя вступают в противоречие друг с другом, государство берет сторону родителя, защищая его интересы. Если мама требует услугу и просит поместить ребенка в сиротское учреждение, во внимание берутся ее интересы. А интересы ребенка, который должен жить в семье, получать необходимые для его развития внимание и заботу, не учитываются".

По словам адвоката, лишение родительских прав рассматривается властями как крайняя мера, поэтому родителям дается возможность исправиться, наладить жизнь. "И это правильно, у человека всегда должен быть шанс начать новую жизнь. Но пока родитель налаживает жизнь, ребенок живет в сиротском учреждении. Выходит, государство дает возможность родителям исправиться в ущерб интересам ребенка".

Максимальный срок пребывания "родительского" ребенка в сиротском учреждении законодательно не определен, говорит Карагодина: "У нас есть только положение 1996 года о детских образовательных учреждениях, где указано, что дети могут находиться в учреждении по заявлению родителей в течение одного года. Это дети одиноких родителей или родителей, попавших в трудную жизненную ситуацию. Но этот закон не работает. Практика такова, что родители просят продлить "услугу" снова и снова, и дети, попав в учреждение однажды, живут там до 18 лет".

Если ребенок проводит в сиротской системе первые годы своей жизни, потом его очень сложно научить жить в семье. Психологи говорят, что самые важные в жизни ребенка первые годы его жизни и что детдомовская депривация в этом возрасте наносит самый тяжелый удар по личности ребенка. Если семимесячного Дениса устроить в приемную семью сегодня, он скоро догонит в развитии сверстников и будет жить как любой другой семейный ребенок. Если же он останется на два года в сиротском учреждении, он получит отставание в развитии, разрушение привязанности, а в дальнейшем сложности в выстраивании контакта с близкими людьми.

По мнению специалистов, предотвратить увеличение количества социальных сирот можно только комплексно. С семьей ребенка, попавшей в трудную жизненную ситуацию, должны работать социальные службы, которые своей главной задачей будут видеть сохранение ребенка в семье. "Нужен доступный и широкий спектр услуг — от бесплатного детского сада и досуговых учреждений до социального жилья,— говорит Альшанская.— Нужно создать повсюду доступные условия для того, чтобы растить любого ребенка, здорового или больного, одного или пятерых, для любой мамы, в том числе мамы-одиночки. А если речь идет о тяжелой жизненной ситуации, должны подключаться социальные службы. К семье должен быть прикреплен специалист, который помогает решить ее реальные проблемы. Не мама должна бегать по учреждениям за справками, а специалист должен привлекать разные службы". Наталья Карагодина согласна с Альшанской: "Я знаю, что многих родителей можно научить общаться с детьми и ухаживать за ними. Для этого нужно социальное сопровождение, категорически не нужно забирать ребенка от такой мамы, не попытавшись ей помочь. Однако в первую очередь необходимо учитывать интересы не мамы, а ребенка. Ребенок не должен жить в сиротском учреждении".

В новом Семейном кодексе прописаны услуги для семей, попавших в сложную жизненную ситуацию, однако к нему не приняты пока подзаконные акты, которые объясняли бы механизм получения помощи и определяли, какую ситуацию можно считать трудной и какие категории граждан имеют право на социальную помощь. Сегодня мама Дениса не может получить необходимое ей социальное сопровождение и жить вместе с ребенком, а Денис не может быть устроен в приемную семью, потому что он не признан лишившимся родительского попечения. Когда законодательство "утрясут", Денис уже вырастет, и помогать ему будет поздно.

"Жизнь ребенка не должна зависеть от процедуры лишения прав его родителя"

"Они не знают, как выглядят собака и кошка,— говорит волонтер Людмила Милованова.— Они не смотрят на небо, когда их спрашивают: "А где птички?" Они просто внимательно смотрят на вас — как будто удивляются тому, что кто-то с ними разговаривает. А если детей в отделении немного и вы приходите в один и тот же бокс каждое воскресенье, они вскоре начинают вас узнавать. И плачут, когда вы уходите".

Раньше волонтеры думали, что если ребенок плачет, значит, он чем-то расстроен. А если он лежит тихо и смотрит в потолок, значит, у него все хорошо. А потом они поняли, что все ровно наоборот. Молчание — реакция на равнодушие окружающего мира. Брошенные, "изъятые" или сданные сиротской системе "на хранение" дети уже через пару недель своей новой, одинокой, жизни перестают плакать — они знают, что это бесполезно и что к ним никто не подойдет. Если ребенок плачет — он пытается привлечь ваше внимание. Ему не все равно. Он проявляет эмоцию. И эту эмоцию необходимо удовлетворить. Взять ребенка на руки. Поиграть с ним. Поговорить. В таком контакте дети открывают для себя окружающий мир. У Сони, Дениса, Даши такой контакт есть благодаря волонтерам. Но это эпизодическое общение с миром. Волонтер уйдет, а Соня останется ждать следующего, который придет не ко всем, а именно к ней. Ребенок каким-то особым чутьем знает, что пришли к нему. Психологи говорят, что развитие и дальнейшая жизнь ребенка зависят от того, есть ли рядом с ним близкий взрослый в первые полтора года его жизни (см. интервью на стр. 26).

Юлия Верезей научила Соню "ладушкам", и теперь, как только взрослый заходит в бокс, Соня хлопает в ладоши, желая заслужить похвалу.

— Она меня узнает, и у меня сердце обливается кровью, когда я думаю о том, что вот сейчас, вечером, я уйду, а она останется одна в своей кроватке и будет пытаться уснуть, раскачиваясь из стороны в сторону, потому что некому ее покачать и спеть ей песню,— говорит Юлия.

Ночь в больнице — это время большого одиночества. Маленький человек лежит в кроватке, ему темно, и никого нет рядом. Он смутно понимает, что рядом кто-то должен быть, но сейчас он один. Это самые страшные часы в его жизни.

Очень важно устраивать в семью всех детей, оставшихся без родительского попечения, и детей "без статуса" тоже

"Ребенок уже в две недели знает, что его оставили,— говорит Наталья Карагодина.— Он находится в тяжелой депрессии, и это приводит к задержке психомоторного развития, а впоследствии и более тяжелым нарушениям. Поэтому очень важно устраивать в семью всех детей, оставшихся без родительского попечения, и, конечно, детей "без статуса" тоже. Сегодня мы жалеем "непутевых" родителей, но забываем о приоритетности интересов ребенка и его праве на семью. Если мама сидит в тюрьме и выйдет оттуда через семь лет, ребенок не должен ждать ее эти семь лет в детском доме или больнице. Он должен жить в приемной семье. Если мама асоциальная, не может воспитывать ребенка и живет на Курском вокзале, ребенок не должен ждать в детском доме, пока мама социализируется. Он должен жить в приемной семье, даже если мама не лишена прав. Если мама не может воспитывать ребенка и ей дали время на исправление — ребенок не должен ждать, пока мама учится. Он либо должен жить с мамой при условии социального сопровождения этой семьи органами опеки и попечительства, либо — в приемной семье. Но не в больнице и не в детском доме. Жизнь ребенка не должна зависеть от процедуры лишения прав его родителя. У ребенка всегда, в любом случае, должна быть семья, контакт, привязанность. В некоторых случаях для этого нужны патронатные, профессиональные семьи".

Когда этот номер готовился к печати, Соня, Рома и Денис по-прежнему оставались в больнице.

Мы понимаем, что, публикуя информацию о "больничных детях", можем создать проблемы в отношениях между администрациями больниц и волонтерскими движениями. Тем не менее мы надеемся, что попытка защитить права детей, лишенных на многие месяцы нормальной жизни, не отразится на дальнейшей работе волонтеров в отделениях для детей-сирот, где их помощь всегда очень нужна.

В июне во время интервью с вице-премьером РФ по социальным вопросам Ольгой Голодец я спросила, почему дети, оставшиеся без родителей, находятся в больницах месяцами. Вице-премьер ответила, что, если пребывание ребенка в медицинском учреждении неоправданно, волонтеры должны об этом рассказывать, это их обязанность.

Отталкиваясь от этих слов, мы написали подробное письмо, указав свои контакты, с именами и фамилиями детей, живущих в больнице длительное время, а также названия больниц и органов опеки и попечительства, с которыми связывались,— и передали его в департамент социальной защиты города Москвы. Но мы убеждены, что описанная в этой статье ситуация не только результат плохой работы отдельно взятых органов опеки и попечительства. Это системные ошибки, исправить которые можно только законодательным путем.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...