Серый толк

Выставка современное искусство

С последней выставки живущей в Берлине московской художницы Марии Серебряковой в "Риджине" прошло четыре года. Не иначе как под влиянием немецкого романтизма Серебрякова в новой серии картин обращается к жанру философского пейзажа. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.

За рифмами к Каспару Давиду Фридриху далеко ходить не надо: скалистый пейзаж "Следов памяти" (2014) очень напоминает панораму, открывающуюся перед "Странником над морем тумана" (1818). И тут и там горные пики устремляются ввысь из сероватого марева. Разница в позиции наблюдателя — у Фридриха он смотрит на природу сверху вниз, Серебрякова же обходится без посредников между пейзажем и зрителем. В одинокие фигуры Фридриха всегда встроен компас, позволяющий им легко видеть в бесконечной природе цель — будущую победу духа. У Серебряковой человек отсутствует вовсе, и развертывание пейзажа происходит в голове у зрителя. Отсюда и названия, намекающие на процесс познания: помимо уже упомянутых "Следов памяти" на выставке показана серия "Идеация" (то есть формирование понятий и представлений независимо от присутствия объекта, относительно которого такая мыслительная работа производится).

Без философского артобстрела взять эту живопись нельзя, поскольку Серебрякова, благодаря плотному знакомству с западной повесткой дня, занимается картиной после всего, что в нее пытались запихивать в XX веке. Теперь для живописца полотно начинается с долгих размышлений о том, что вообще возможно сказать на языке, элементы которого давно каталогизированы, осмыслены и перемолоты десятками интерпретаций — по Фрейду, Панофскому, Риду и так далее, и тому подобное. Вспомнить старый анекдот про дочку Фрейда и спокойно писать банан, потому что "бывают же и просто сны", не вариант — в Европе нет Союза художников, гарантирующего реалисту спокойную жизнь если не в богатстве, то в сознании собственной правоты. Остается процесс, полный сомнений, метод проб и ошибок, оставляющий живописца на сквозняке у приоткрытого окна в природу. Это промежуточное, зависшее положение Серебрякова и осмысляет в "Идеациях", где корни деревьев переплетаются в сложных сочетаниях, почти не касаясь земли. Мощные жилы корней ведут себя как перекати-поле — кусок натуры нужен здесь как метафора процесса, который показать в принципе невозможно.

Абстрактное мышление требуется и от зрителя, равно как и минимальная грамотность в языке живописи вообще. Серебрякова пишет свои когнитивистские пейзажи оттенками серого и бежевого, из-за чего они местами напоминают гризайль. Для старых мастеров гризайль была способом облагородить живопись, имитируя скульптуру из камня, вещь более затратную. В XX веке монохромом на грани гризайли активно работал метафизик Джорджо Моранди и, вслед за ним, советский нонконформист Владимир Вейсберг, в чьих натюрмортах с геометрическими фигурами тоже наличествовал философский подтекст. Теряющиеся в сером мареве параллелепипеды, сферы и конусы отсылали и к гамме античных мраморов, и к размышлениям Сезанна о геометрии в основе всех наблюдаемых в природе феноменов. В последние 20 лет монохром смотрится выразительнее всего в графике американки Вии Цельминс и живописи бельгийца Люка Тойманса. Только теперь редукция цвета отсылает не к славному античному прошлому, а к фотографии тех времен, когда она еще казалась объективной. Серебрякова пользуется монохромом по старинке, как обманкой, чтобы еще раз подчеркнуть независимость смысла картины от того, что мы видим и узнаем на ней.