На самом деле это не выставка. Меньше, чем выставка — хотя формально все критерии соблюдены. Участвуют с две дюжины музеев и архивов, есть витрины, есть экспонаты (в основном музыкальные инструменты, некоторое количество документов и печатных изданий). Но проект этот такого свойства, что все это — не более чем виньетки, и недаром, например, духовые инструменты разных эпох в витринах выстроены орнаментально. Бросил взгляд, оценил натюрморт из труб, валторн или геликонов — и пошел дальше.
И одновременно больше, чем выставка. Я бы сказал, тотальнее. Собственно, уже на подходе слышно, что из музея прямо на улицу транслируют что-то маршевое. Музей Глинки под выставку даже все внутримузейные указатели получил новехонькие, свежего единообразного дизайна: тут туалет, тут гардероб, а выставка "Гимн России" — это на третий этаж.
Сама выставка (будем для удобства называть ее так) работает следующим образом. Людей туда пускают по сеансам, нельзя вот просто так зайти и посмотреть ее в том порядке и в том ритме, в каком вам заблагорассудится, потому что это же позавчерашний день, а наш министр культуры убежден, что прогрессивная мультимедийность творит чудеса. Она и творит. Экспозиция разбита на разделы, в каждом из которых царит большущий экран, а вокруг витрины. На экранах поочередно показывают соответствующий видеоряд, вы его смотрите, слушаете комментарий, потом все автоматически выключается, и если вы не успели что-то рассмотреть в витринах (а вы не успеете), то в приглушенном свете уже и не рассмотрите. Да и некогда, надо стройными рядами идти к следующему экрану.
Национальные гимны в нашем теперешнем понимании, вообще говоря,— детище романтизма с его поисками народных идей и национального духа. Мы не исключение: гимн "Боже, царя храни" был написан в том же 1833 году, когда граф Уваров впервые отчеканил свое "православие, самодержавие, народность". Другое дело, что духоподъемные песни, объединяющие при случае когда народ, когда войско, существовали и прежде, только официально-протокольного контекста у них до поры не было — как с английским "God Save The King / Queen". Вот выставка и начинает с "гимнов до гимна", заходя при этом довольно далеко. Сначала, мол, по большим государственным поводам звучали церковные песнопения и колокольный звон, потом, в петровское время, появились канты и "Марш Преображенского полка". А в конце XVIII столетия Осип Козловский написал на стихи Державина триумфальный полонез "Гром победы, раздавайся": "Храбрость россов почитая, Тавр под нами и Кавказ". И почти одновременно Дмитрий Бортнянский написал свой гимн "Коль славен наш Господь в Сионе" на стихи Хераскова. На выставке об этом не говорят, но "Коль славен", скорее всего, появился, о ужас, как масонская застольная песня; музыка Бортнянского прекрасна, однако ничего триумфального не содержит — и все же в русский воинский церемониал вошел именно "Коль славен". (И теперь, кстати, музыку Бортнянского в этом смысле восстановили в правах; к примеру, когда с воинскими почестями хоронили Солженицына, то звучал и "Коль славен", и наш новый-старый гимн на музыку Александрова.)
После 1812 года по торжественным поводам в России звучал английский "God Save The King". Поскольку речь шла о чествовании монарха, а не о некоем уникальном, словно герб или флаг, символе государства, заимствование это никого не смущало. Тем более что Жуковский написал для британского гимна новый текст, озаглавив его "Молитва русских"; там-то, в виде метрического соответствия английскому "God save our gracious king", и появилась впервые строчка "Боже, царя храни". Когда же в 1833 году придворный композитор Алексей Львов по заказу Николая I написал мелодию нового гимна, оставшегося в употреблении до 1917 года, текст опять поручили Жуковскому.
Перелицовки и правки текста — в истории наших гимнов вообще сквозной сюжет. После февраля 1917-го царский гимн оказался не у дел. Предлагали написать новый текст ("Боже, народ храни"), предлагали переделать в гимн песню "Эй, ухнем!" или глинкинский хор "Славься". Победила, впрочем, "Марсельеза" — еще один чужестранный гимн на русской почве. После Октября воцарился и третий: "Интернационал" Эжена Потье.
В тридцатые петь "весь мир насилья мы разрушим" становилось уже как-то неловко, объявили конкурс, который вышел на финишную прямую в 1943 году. Сталин выбрал музыку Александрова и одобрил (хотя и не без собственноручных правок) текст Михалкова и Эль-Регистана. Дальше все помнят: при Хрущеве гимн стали исполнять без слов, в 1977 году Михалков написал новые слова, после распада Союза Россия осталась с "Патриотической песнью" Глинки. А 10 лет спустя вернулась к советскому гимну с новыми словами.
Такой подъем, такая мощь, ну будто из-за дверки с надписью "Запасный выход" вот-вот должны выйти председатели обеих палат и Конституционного суда, чтобы привести вас к присяге
Излагается это, надо сказать, довольно сжато, в смысле визуального ряда — довольно беспомощно: размытая кинохроника или художественный кинематограф (как пример находок — "Звезда пленительного счастья" под восторженный текст о Николае I), одинаково подслеповатые (включать одновременно проектор и яркий верхний свет — неудачная идея). Зато с ровной торжественной интонацией. Россия — великая страна, следовательно, гимн ее всякий момент должен быть великим. Уж на что "Марсельеза" с ее "к оружию, граждане!" — малопочтенное по меркам сегодняшней политической ситуации произведение, но даже и для нее дурного слова не нашлось. Гипноз образа товарища Сталина, который самолично прослушивает конкурсные варианты гимна, так действует на организаторов, что они практически каждое гимническое произведение склонны подавать как факт государственной мудрости того или иного правителя, и у них получается, что это Екатерина II чуть ли не лично заказала "Гром победы, раздавайся", а Павел I — "Коль славен".
И конечно, все очень линейно, в духе шествия от славы к славе. Можно успеть заметить в витринах ноты альтернативных вариантов 1943 года, но звучать эта музыка не звучит. Хотя вряд ли среднестатистическому посетителю не интересно понять, если уж мы музыку Александрова слушаем в качестве нашего гимна до сих пор, как именно делался тогдашний выбор и что осталось за бортом. Кстати, не мешало бы ради выставки сделать нормальные записи и "Гром победы, раздавайся", и "Боже, царя храни" (они на выставке звучат а капелла, в довольно давнишнем исполнении мужского хора "Валаам"). Бюджет, судя по размаху дизайнерско-мультимедийных затей, уж точно позволил бы. Но выставка — не урок занимательного музыковедения. И даже не урок истории.
Это яснее всего становится в последнем зале. Там с двух сторон экраны во всю стену, а посреди помост, и по экранам широко полощется государственный флаг, и оглушительно играет "Коронационный марш" Чайковского. Такой подъем, такая мощь, ну будто из-за дверки с надписью "Запасный выход" вот-вот должны выйти председатели обеих палат и Конституционного суда, чтобы привести вас к присяге. А тут еще из динамиков, перекрывая Петра Ильича, как начнет восклицать дрожащий от победности дикторский голос: одна из самых мощных держав мира! самая большая страна в Европе! невероятное богатство природных ископаемых! (А на экранах уже вместо знамени показывают леса, поля и реки.) Встаньте, товарищи, на помост, повернитесь к камере и готовьтесь петь, три-четыре. И посетители поют. На экране перед ними, как в караоке, ползут строчки, а сбоку на экранах показывают опять тайгу и нивы, храмы и мечети — и самих поющих, которые цифровым образом на эти фоны накладываются, как в телевизионных прогнозах погоды. Говорят, что отснятое таким образом не пропадет: все сведут в некий виртуальный хор. В таком случае Министерство культуры можно только поздравить с открытием новой формулы патриотического воспитания: виртуальная выставка, виртуальная реальность и виртуальный хор.
Музей им. М.И. Глинки, до 30 июня