14 ноября американской актрисе Луизе Брукс исполнилось бы девяносто. В двадцать два она вошла в историю кино, сыграв Лулу в германском "Ящике Пандоры" Пабста. В двадцать три, в расцвете таланта и красоты, вернулась из Европы в Америку, где не получила больше ни одной главной роли.
О ней вспомнили в пятидесятые годы. Директор французской синематеки Анри Ланглуа назвал "Ящик Пандоры" шедевром: "Нет Гарбо! Нет Дитрих! Есть только Луиза Брукс!" Именно тогда одна из самых красивых женщин мирового кино стала культовой актрисой — создательницей мифа Лулу.
Ее лицо не было застывшей маской, ему не требовался ровный свет — в отличие от лика Греты Гарбо, который выбеливали подобно мрамору. Лицо Брукс можно было изучать как "лунный ландшафт" (Лотта Эйснер), накладывать на него глубокие экспрессионистские тени — все равно казалось, что источник света находится внутри. Стрижка, из-за которой Брукс получила прозвище "девушки в черном шлеме", заключала почти безукоризненное лицо в строгую рамку.
Георг Вильгельм Пабст два года искал исполнительницу Лулу в "Ящике Пандоры" — экранизации двух пьес Ведекинда. Он хотел порвать с кинематографическим амплуа вамп, с вариациями декадентской Саломеи. В фильме Говарда Хоукса "Девушка в каждом порту" он увидел Луизу Брукс и получил ее согласие именно в тот момент, когда, отчаявшись, уже собирался ангажировать Марлен Дитрих. Позже Пабст написал, что Дитрих была слишком старой и слишком вульгарной: "Один сексуальный взгляд, и картина превратилась бы в бурлеск".
Марлен сыграла бы (и сыграла два года спустя в "Голубом ангеле") торжествующую вульгарность, в столкновении с которой дух терпит крушение. Брукс создала новый тип эротизма — без тени вульгарности или порочности, но и без назойливой инфантильности — полуженщину-полуребенка с непосредственной и чистой душой, творящую зло бессознательно.
Брукс почему-то не удосужилась прочитать английский перевод пьесы Ведекинда и имела лишь смутное представление о сюжете. Пабста это вполне устраивало. Его метод основывался на абсолютном доверии ее чувственным реакциям и разрушал устоявшуюся в немом кино систему выразительности, когда определенным эмоциям соответствовали условные жесты и условная мимика, напоминающие пантомиму в классическом балете. Это было так необычно, что даже партнеры по фильму находили Брукс дилетанткой, красивой американской аферисткой, околдовавшей Пабста. Горничная Луизы, раньше работавшая у Асты Нильсен, горячо привязалась к своей новой хозяйке только потому, что считала ее худшей актрисой в мире.
Когда фильм вышел на экраны, газета New York Times написала: "Мисс Брукс привлекательна и поворачивает голову и глаза в нужные моменты, но что именно она пытается выразить — радость, горе, гнев или удовольствие — понять трудно". Другой рецензент сказал еще определенней: "Луиза Брукс не может играть. Она не страдает. Она не делает ничего".
Недоумевающие критики были по сути правы. Она действительно "не играла", поражая странным сочетанием пассивности и магнетизма. Она "не делала ничего", всего лишь лучезарно присутствуя на экране. И тем самым опередила свое время лет на тридцать. Игра Луизы Брукс показалась шокирующе современной в пятидесятые годы и кажется такой же сегодня, потому что ее естественность почти физиологична, мускульна, не подчинена нормам времени. Так пытались существовать на экране многие актрисы французской "новой волны". Но в 1928 году никто, кроме Пабста, не смог оценить грандиозность работы Брукс.
Пабст хотел, чтобы она осталась в Европе и превратилась под его руководством во вторую Гарбо. Брукс и Пабст нарушили традицию: Луиза была первой американской кинозвездой, приехавшей завоевать Европу. До сих пор европейские актрисы отправлялись покорять Голливуд. Когда Луиза твердо решила вернуться в Америку, Пабст в ярости произнес фразу, оказавшуюся пророческой: "Твоя жизнь в точности такая же, как жизнь Лулу. И ты кончишь таким же образом". Лулу в фильме погибает от руки Джека-Потрошителя. Луизе Брукс предстояло погибнуть как актрисе от руки Голливуда.
Тотальный переход к звуковому кино оказался для Брукс роковым. Боссы Paramount не простили ей высокомерный отказ дублировать фильм "Случай с убийством канарейки". Ей пригрозили, что она никогда не будет больше работать в Голливуде. Она презрительно ответила: "Кому он нужен, ваш Голливуд?" и была изгнана из империи грез под тем предлогом, что ее голос оказался неподходящим для звуковых фильмов. Так произошло со многими "немыми звездами", и падение Луизы Брукс осталось почти незамеченным.
Возможно, ее ранний уход из кино был неизбежен и закономерен, потому что Луиза Брукс исчерпала себя ролью Лулу — ролью невинной, соблазнительной и юной вамп. Знаменитая прическа была в конце концов всего лишь детской стрижкой. Миф Лулу сопротивлялся старению.
"Актерская карьера — самый унизительный вид рабства", — однажды сказала Луиза Брукс. И все-таки оказалась рабой Лулу, хотя изо всех сил этому сопротивлялась. Уйдя из кино, отказалась носить свой фирменный "черный шлем" и туго зачесывала волосы назад. Писала изящные и ироничные эссе. Рисовала пейзажи, напоминающие древнекитайскую живопись. Подписывала их Лу Бру. Нечто среднее между Луизой Брукс и Лулу.
КАРИНА Ъ-ДОБРОТВОРСКАЯ