колесо обозрения
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ разыскал конькобежца ИВАНА СКОБРЕВА после того, как тот занял седьмое место на дистанции 5000 м и совершенно не стремился к общению с людьми.
Не так просто сейчас увидеться с Иваном Скобревым. Не так уж он расположен к разговорам с журналистами, да и вообще к разговорам, после того что случилось накануне на дистанции 5000 м. Он финишировал седьмым. Он, Иван Скобрев, ради которого до отказа заполнился болельщиками восьмитысячный стадион. Он, который признавался в колонке, написанной для "Русского пионера" перед Олимпиадой, что хочет подняться на пьедестал вместе с сыном (а значит, не было у него сомнений в том, что поднимется). Он, про которого я спросил на улице юношу в российской спортивной форме: "Где Ваня живет, не знаете?" — и он мне сразу сказал, что вон в том доме на втором этаже. Он, сделавший конькобежный спорт популярнее лыжного... Он, чей портрет висит на двери его номера...
Дверь была закрыта. Он, сказали, отлучился к жене, которая живет в "Айвазовском".
Когда мы все-таки встретились в его номере через три часа, портрета на двери не было.
— А где?..— удивился я.
— Убрал пока,— вздохнул Иван Скобрев.— Он наказан.
Портрет и правда стоял в углу.
На двух полотенцах посреди пустой комнаты лежали коньки. Лежали они просто сиротливо. Сердце сжималось от одного их вида.
Впрочем, на столе стояли таблетки, которые могли помочь,— как раз те, которые стимулируют деятельность сердечной мышцы, и те, которые добавляют в организм кислорода.
— Запрещенных, видимо, нет,— сказал я.
— Да откуда? — не обиделся он.— Это все не то... Так, баловство...
Мы присели на диван.
— Как же это? — спросил я.
— Блин, сам не понимаю... Самое обидное, что секунды, с которыми были заняты и второе, и третье место,— это не те, которые нереально было показать...
До этого на последней тренировке перед стартом он шел с отличным результатом. С отличным результатом.
— Это были три километра, правда,— сказал Скобрев,— а не пять. Но если бы я так бежал "пятерку", я бы показал 6 минут 15 секунд. Это и требовалось.
— Я думал, так и будет.
— Но случается же, что не добегаешь именно последние круги...— возразил я, хотя очень не хотелось ни в чем возражать ему.
Хотелось сочувствовать. Но чтобы иметь право сочувствовать, надо было возразить.
— Да,— согласился он.— Бывает. И со мной тоже. Но 6.15 уж точно можно было показать! Можно! Да еще такая чумовая атмосфера!.. Я за границей не видел, чтобы так болели. Выходишь и понимаешь, что эти люди пришли к тебе...
Когда он увидел, что творится на трибунах, даже, видно, немного испугался.
— Еще начали же скандировать: "С днем рож-день-я!" Я даже вернулся к тренеру, говорю: "Ничего себе! Что происходит?!" Он отвечает: "Иди!" Но я вообще-то не из тех, кому такие вещи мешают, пошел...
То есть он, конечно, очень нервничал тогда, хоть и не хотел сейчас признаваться.
— Я и правда не доехал последние два круга,— добавил Иван Скобрев.— Запаса не хватило... Почему — не знаю. Я понял, что не вхожу в тройку. А пятое, шестое, седьмое место — уже неважно какое.
Он понял, что не доедет, и уже не пытался. Значит, он проиграл после старта, но еще до финиша.
— Только Крамер (голландец, выигравший "пятерку" и в Ванкувере, и в Сочи.— А. К.) подтвердил свое место,— продолжил Иван.— Кореец, который меня в Ванкувере обыграл, вообще в конце оказался.
— Может, проблема и в том, что в паре с тобой слабого новозеландца поставили?
— Это тоже,— быстро согласился Скобрев.
Ему хотелось, конечно, найти хоть какое-то приличное объяснение своему месту.
Но у него не получалось:
— Крамер-то тоже один бежал,— нашел в себе силы сказать Скобрев.— В общем, сослагательное наклонение сейчас не считается... (Он вспомнил, что в прошлом году на чемпионате мира выиграл бронзу.)
— Почему?! — спросил он себя, наверное, в тысячный раз за последние сутки. Можно объяснить, конечно, можно придумать, если хочешь придумать.
— А на самом деле?
— А на самом деле ничто не могло помешать! Только я сам себе мог помешать. Вот я и помешал.
Он все время говорил про себя в прошедшем времени. Как будто он уже не конькобежец больше, что ли.
— Еще же полторы тысячи метров есть и командная гонка...— осторожно сказал я ему.
— На "полуторке" шансы хорошие! — опять легко согласился он.
И, наверное, сразу пожалел: сглазить, видимо, уже боялся.
— Хотя...— добавил он.— По-всякому может быть, да?
— День рождения то есть не состоялся,— констатировал я.
— Ну, пошли, посидели в ресторане,— сказал он.— В "Ас-отеле". С женой, с крестным. Губернатор Хабаровского края пришел. Он сказал, кстати, что вообще первый раз на конькобежном стадионе... Там, в "Ас-отеле", все наши, хабаровские, живут...
— А дети? — поинтересовался я.
За 4 года после Ванкувера у него родились два сына.
— Дети в Москве, Ядвига (жена.— А. К.) Фильку привезет 15-го.
То есть в тот день, когда он побежит полтора километра. И вряд ли это просто совпадение. Похоже, что шанс и правда есть.
— Так что чисто поужинали... Все очень расстроенные сидели... Ванкувер вспоминали... мой бег с Фабрисом... как мы бодались — он впереди, потом я... я, он... А тут вся гонка в одиночку... и Дениска (Юсков.— А. К.) тоже сам бежал...
Я сказал ему, что эти четыре года были, конечно, полны всяких событий для него; так, в какой-то момент начали писать, что он попросил американского гражданства.
— Это не так было, наверное? — переспросил я.
— Конечно! — воскликнул он.— Проблема перевода. Наше информационное агентство перевело из американской газеты не то. Ну, я сказал американскому журналисту, что да, хочу иметь, конечно, документ, чтобы было проще ездить к родителям: они в Америке живут.
— Так что речь все-таки шла про американский паспорт? — уточнил я.— Ты действительно сказал, что хотел бы получить американский паспорт?
— Ну а что такого? — пожал он плечами.— У Шараповой, что ли, нет американского паспорта? А у Андрея Кириленко, что ли, нет? У моих детей два паспорта. Ну да, тема-то щекотливая... Я очень много получил от Америки: пожил там, тренировался, не платил за многое, они сами давали... выиграл после этого первую медаль на юниорском чемпионате мира...
— Но... но что?..
— Но говорить, что к Америке отношусь лучше, чем к России,— это глупость! — сказал он.
Скобрев прибавил громкости телевизору. Бежали конькобежки, и в какой-то момент наша, Юлия Скокова, оказалась первой.
— Это на время,— с сожалением сказал Скобрев.— Хотелось бы, конечно. Но тут у нас нет шансов. Только Ольга Граф могла бы... но вряд ли.
Ольга Граф все-таки взяла на этой дистанции бронзу, первую медаль российской сборной на олимпиаде.
— Так вот, можно же иметь два паспорта и при этом выступать не за Америку, а за Россию,— вернулся к этой истории Скобрев.— А потом — главное, как ты выступишь... Четыре года назад от меня медали не сильно ждали. А у меня и после Ванкувера все перло и перло, выходил и давал результат. И так хотелось и здесь. Подкашивает, что сейчас и именно здесь, в Сочи, это случилось... Я хотел, прежде всего, сам себе доказать, что могу добежать!..
Он опять возвращался к этой теме, хотя я уже откровенно хотел увести его от нее.
— Ты говорил, что удалось за последние четыре года денег заработать. И как удалось?
Он не оживился.
— Я доказал, что и в коньках можно стать медийным человеком,— откровенно и даже простодушно сказал Иван.
Это все-таки был тот же самый Скобрев, что и четыре года назад. Он тогда сказал, что не изменится и что так же будет улыбаться, и что так же будут гореть глаза. Я говорил, что обязательно изменится.
Не изменился.
— Я оказался интересен людям как проект! — вдруг вымолвил он.— Проект, который несет не то что идеалы спорта — это было бы пафосно... А который двигается в этом направлении.
— А деньги-то как заработал? — переспросил я.
— Ну, у меня было очень хорошее соглашение, контракты с Вологодской областью, с "Северсталью"... Но потом губернатора Вологодской области, Позгалева, в Госдуму отправили, а новый губернатор к спорту своеобразно относится... С Мордашовым (главой "Северстали".— А. К.) трудно договориться... И я оказался с Хабаровским краем... У меня там родня, бабушка, дедушка... Меня сделали советником губернатора по спорту, и это работа, которая требует времени... Губернатор помог в решении контрактного вопроса...
— В общем, частно-государственное партнерство...
— Да-да.
— Да-да! — обрадовано подтвердил он.— Удалось выйти на средний контракт хорошего хоккеиста...
— Но это же не больше, чем Крамер зарабатывает? — спросил я.
— Ну! Крамер! У него до четырех миллионов евро в год!.. Конечно, не больше!.. Много не отложишь...
Я опять обратил внимание на его коньки, лежавшие на полотенцах. Они не новые были.
— Второй год они у меня,— подтвердил Иван Скобрев.— Неплохо сидели...
— Сидели? — переспросил я.
Все-таки что-то он для себя, кажется, решил. И может, это не лучшее решение в его жизни.
— Сидят,— поправился он.— Ботинки нам по слепку ноги делают. На мини-заводике в Америке. Есть там один человек, у него есть слепок моей ноги, где-то раз в два года меняем ботинки... и без носков надеваем и едем!
— И не стираются ноги?
— А не обо что стираться,— засмеялся он.— По ноге же сделаны! И у меня нога нетребовательная. У некоторых очень требовательная.
Мы вспомнили, как спорили, изменится ли он за четыре года.
— Главное изменение — то, что появились дети,— сказал Скобрев.— Это самое главное. Это колоссальный труд их воспитать, и все равно не знаешь, куда повернет... Вот на самом деле думаешь: а чего ты хочешь?
— Золота олимпийского,— не удержался я.
— А кроме этого? Гордиться хочешь ими. И вот воспитываешь. А Фил хулиган. Но бить его же не будешь, чтобы воспитать. Иногда думаешь: щас точно ему надо подзатыльник дать. Он обидится, но поймет...
— И простит...
— Или не простит. Или я не прощу себе. Когда я дома, я с ним справляюсь. Я, понимаешь, могу его заинтересовать. Турник у нас есть. Кто-то мозаику складывает в его возрасте, а ему лучше два часа в бассейне поплавать.
— А говорил с ним уже про вчерашний забег? Он же, наверное, смотрел.
— Нет,— покачал головой Скобрев.— Про этот позор мы с ним еще не разговаривали. Вот если честно: перед ним стыдно. Смотри, что он мне по скайпу говорил перед стартом.
Он достал мобильный телефон. "Я тебя люблю",— говорила ему такая же, как он, белокурая бестия.
— Правда, хотел с ним подняться на пьедестал?
— Хотел,— сказал Скобрев.— Очень хотел. Но для этого должен быть пьедестал. А так — некуда подниматься.
— И не с кем,— сказал я.— Все-таки он пока в Москве.
— И незачем, да? — нервно засмеялся он.
— Этого я не говорил!
— Знаешь,— сказал Иван Скобрев,— болельщики когда-нибудь разойдутся. А он останется.
И то верно.