Новогодние праздники в княжестве Монако справляли под "Щелкунчик" Чайковского: в конгресс-центре "Гримальди Форум" состоялось десять представлений новой версии этого балета, которую Жан-Кристоф Майо поставил к 20-летию собственного пребывания на посту арт-директора Балета Монте-Карло. Сказка о новейшей истории труппы заворожила ТАТЬЯНУ КУЗНЕЦОВУ.
Во втором акте Фея Дроссельмейер (Бернис Коппьетерс), обернувшись Снежной королевой, открывает юным артистам сказочные балетные богатства
Фото: Angela Sterling
Премьера балет
Жан-Кристофа Майо, ставшего сегодня одним из лучших (если не лучшим) современным хореографом Франции, 20 лет назад пригласила в Балет Монте-Карло принцесса Каролина, возродившая в 1985 году эту почившую труппу с великим прошлым. Поначалу молодой автор из Тура вел себя как полагается: возобновлял балеты Фокина, отдавая дань славным дягилевским временам; переносил неоклассику Баланчина, воспитывая труппу и публику, приглашал Форсайта в соответствии с новейшими веяниями, а себе позволял лишь по одноактному балету в сезон. В 1996 году рискнул поставить полнометражный — "Ромео и Джульетту", и этот балет мигом вывел его в ряды лидеров; а в 1999-м едва не потерпел крах: благонравная труппа взбунтовалась, не желая исполнять его разудалый цирковой "Щелкунчик". От отставки хореографа спасла принцесса, вступившаяся за своего протеже. Уволив добрую половину труппы во главе с ведущими артистами, Жан-Кристоф Майо начал печь шедевры как пирожки: один за другим последовали "Золушка", "La Belle" ("Спящая красавица"), "Le Songe" ("Сон в летнюю ночь") и еще полтора десятка спектаклей. Балет Монте-Карло стал авторской труппой и гордостью княжества. Обо всех этих событиях Майо и рассказывает в своем "Щелкунчике и труппе" — балете таком ликующе жизнерадостном, что партитуру Чайковского, чреватую нешуточным драматизмом, хореографу пришлось перекроить с помощью своего брата композитора Бертрана Майо: они переставили порядок номеров и завершили балет радостной кодой второго акта.
История получилась фантастическая и одновременно очень конкретная: за каждым персонажем спектакля угадывается реальное действующее лицо. Щелкунчик (искрящий разрядами бешеной энергии крошка-харизматик Йерун Вербрюгген) — это, конечно, сам Майо. Творящая чудеса Фея Дроссельмейер (роскошная, гибкая, обольстительная Бернис Коппьетерс) — само собой, принцесса Каролина. Трудовые будни академической труппы, возглавляемой четой Штальбаум, срежиссированы блистательно и типичны для любой компании. Артисты делают класс, репетируют некоего собирательного "Баланчина" (для чего в партитуру "Щелкунчика" включена часть "Серенады" Чайковского), разучивают какой-то старинный балет (по неподъемному арбалету в руках премьера и змеящимся рукам примы угадывается "Лебединое"), а вместе с этим и поверх всего разыгрывается масса житейских сюжетов. Мамаша Штальбаум (Мимоза Коике) пестует сына Фрица, метящего в премьеры, папаша-балетмейстер (Крис Рулант) растит ему партнершу, питая к лукавой девице отнюдь не только профессиональный интерес. Статусные прима и премьер тихо гадят молодым конкурентам ("случайно" толкают на пируэтах, "ненароком" тычут батманом в спину), но юная парочка не сдается, буквально наступая на пятки маститым. Кордебалет по своему обыкновению норовит танцевать вполноги, как только выпадает из поля зрения репетиторов: кто-то пытается выскользнуть из зала, кто-то опаздывает, кто-то хохмит, очкастая девочка Клара, дочка Штальбаумов, путается под ногами, таская по репетиционному залу макет игрушечного театра.
Рабочую рутину разрушает явление Дроссельмейер в сопровождении двух "ангелов-хранителей" с повадками офицеров спецслужб. Высокая покровительница труппы является с подарком — гигантским мыльным пузырем, в котором ходит колесом диковинное существо, с ног до головы покрытое татуировкой, с серьгой в ухе, синим чубом, в голубых трусах боксерах и красной кофте нараспашку. Этот вылупившийся из пузыря "подарок", извиваясь всем телом, выписывая ногами кренделя и плетя руками макраме, тут же начинает сочинять что-то несусветное; шокированная труппа повторяет неумело и с открытым неудовольствием, лишь маленькая кучка энтузиастов во главе с Кларой и ее озорным приятелем живо подхватывает новый демократичный танец. Разгораются нешуточные бои, отлично ложащиеся на музыку эпизодов, в которых у Чайковского игрушечные солдатики отбивают набеги мышиного войска: "классики" стреляют императивными арабесками и жете, кавалеры идут в атаку, воздев партнерш в высоких поддержках,— балеринские ноги вытянуты вперед, как стволы гранатометов. Новаторы отбиваются отчаянными, почти рок-н-ролльными трюками, и лишь колдовство Феи останавливает баталию.
По ее мановению игрушечный театрик вырастает в настоящий, хоть и маленький; на его подмостках разыгрывается встреча Ромео и Джульетты из первого победительного спектакля Майо. Окрыленный успехом Щелкунчик-хореограф ходит гоголем, но тут у Чайковского стреляет пушка, а у Майо — некий злоумышленник из зрительного зала. Щелкунчик падает замертво, однако добрая Фея извлекает пулю из его груди. И начинается сказка: раздвигаются стены репетиционного зала, исчезают гримерки на втором его ярусе и распахивается объемный задник — в его бескрайнюю даль уходят сосновые стволы зимнего леса, розовеющего в лучах восходящего солнца (увы, сценограф Ален Лагард сочинил такие сложные и масштабные декорации, что "Щелкунчик и труппа", вероятнее всего, окажется невыездным).
Второй акт — это цепь сновидений девочки Клары, видящей себя героиней знаковых спектаклей хореографа Майо. Вот она — Золушка, забитая Мачехой и сестрами, но прорывающаяся на бал с помощью Феи; оказывается, это бал в честь совершеннолетия принцессы Авроры, которую повергает в смертельный сон злющая Карабос. Спасительница Фея вызывает Пека из "Сна в летнюю ночь" (гомерически смешная вариация Йеруна Вербрюггена, приплясывающего на сегвее под музыку танца французских кукол и под финал пускающего животворную дымную струю из цветочного пестика весьма двусмысленного вида прямо в ухо лежащей замертво Клары). И вот уже не мертвая, а сладко спящая героиня (Анхара Баллестерос) пробуждается от поцелуя своего возлюбленного (Стефан Бургон).
Долгоиграющий поцелуй, скрепляющий первые па "свадебного" адажио, длится целую минуту и позаимствован из "Спящей красавицы" Майо. Но сам дуэт не о свадьбе — об инициации. В нем нет привычных атрибутов адажио — обводок, поддержек, воздеваний-проведений ног, завершенных поз. Это чрезвычайно тонкая психологическая сцена юной пары, впервые познающей восторг плотской любви: метания и паузы, пробежки и подкрутки. Смесь стеснительности, желания и страха перед неизвестным, неумелые и несмелые ласки и — великолепная метафорическая кульминация на первое оркестровое форте, на которое обычные балетмейстеры ставят высокую поддержку: принц с разбегу проскальзывает между ног своей любимой, прорезая своим телом ее длинную юбку. В конце адажио смерч черной ткани, закрутившийся с колосников, спрячет лежащих на полу любовников от глаз зрителей. А спектакль вырулит к искрометному финалу — осыпанному серпантином и конфетти развеселому плясу всей труппы, обряженной в потешные костюмы пони, тигров, птичек и дрессировщиков, сохранившиеся от того самого циркового "Щелкунчика", с которого и началась новая эра Балета Монте-Карло. "Фея" Каролина, пришедшая на премьеру "Щелкунчика и труппы" в сопровождении всех членов августейшей семьи, аплодировала делу своих рук с явным удовольствием.