Зимние каникулы — это рождественские елки, спектакли и, конечно, цирк, где детей и взрослых у нас по традиции больше всего увлекают номера с животными. Но стоит ли ходить на них, когда разоблачениям борцов за права животных подвергаются уже не отдельные дрессировщики, а дрессура как таковая?
Фото: Коммерсантъ / Оксана Юшко
Фото: Коммерсантъ / Оксана Юшко
Фото: Коммерсантъ / Оксана Юшко
Фото: Коммерсантъ / Оксана Юшко
Фото: Коммерсантъ / Оксана Юшко
Фото: Коммерсантъ / Оксана Юшко
Невыносимая глупость битья
— У вас есть собака? — с порога гримерки интересуется народный артист РФ, легендарный дрессировщик Николай Павленко.— Тогда вы поймете. Не только дрессировщик, но и любой владелец собаки или кошки знает: побоями от животного ничего не добиться. Но до сих пор все почему-то думают, что дрессировщик — это огромный мужик с закрученными усами, с кнутом и в сапогах. Выглядело бы, конечно, эффектно, но вот у меня кнута нет. Я им и пользоваться-то не умею.
Арсенал рабочих инструментов у Николая Павленко не меняется все 50 лет, что он работает с тиграми. На репетициях это лыжная палка — как указка или продолжение руки — и вилка для подачи мяса. Все из металла — другой материал тигр в расчет не принимает. А на выступлении в ход идет тяжелая артиллерия — дирижерская палочка.
Лет 150 назад, по словам дрессировщиков, и кнуты, и палки были в ходу, только называлось это не дрессировка, а укрощение. С их помощью можно было ненадолго подавить открытую агрессию и провести затравленное животное по краю манежа. Дрессура же в отличие от укрощения — искусство филигранное, как и любое другое воспитание, основанное на выработке условных рефлексов.
— Мы работаем с нервной системой животного. Каким бы сильным и крепким оно ни было — слон, тигр, лев,— у него очень хрупкая нервная система. Это человеку можно нахамить, а потом прощение попросить, а у зверя не выпросишь. С ним нужно всегда вести себя ровно. Всего раз необдуманно собаку накажешь, и она всю жизнь будет к тебе подходить с опаской. И это домашнее животное! С диким такое невозможно. Один необдуманный поступок — и контакт нарушен. Доверие обиженного животного надо возвращать всю жизнь.
Что дрессура основана на битье, это все фантазии, разъясняет дрессировщик: жестокостью ничему не научишь. Можно только запугать или забить.
— Вот возьмите ребенка,— продолжает Николай Карпович.— Если будете его бить: "Дурак, как ты палочку рисуешь", получите затюканного поломанного человека. Надо терпением, повторением: "Давай еще раз по линеечке. Ой, молодец. Видишь, как хорошо! Давай еще раз". С животными — то же. Мы как учителя — к каждому нужно найти подход. Кто-то быстрее схватывает, кто-то медленнее. Главный вопрос дрессировщика: как мне его половчее обмануть? Куда встать, как этот кусочек мяса ему предложить, чтобы он за ним пошел?
Дрессировка начинается с рождения — рожденных в неволе животных учат быть дикими.
— Все они воспитываются матерью. Я их даже не трогаю, в руки не беру, из соски не кормлю. Они вырастают дикими животными — такими, какими и должны быть. Ни одного тигренка я не могу погладить, подойти слишком близко,— рассказывает Николай Павленко, который воспитал семь поколений тигров.— Вообще, любое животное рождается со страхом человека. Предоставьте даже домашних щенков самим себе — вырастут звереныши. Вот спят тигрята. Мать может на них наступать, перекладывать, облизывать. Им все равно. Но клетку-то мыть надо. Мы их в коробку перекладываем, а чтобы не нервничали, перекладываем туда подстилку их матери. Но стоит только руку поднести, они тут же подскакивают, расползаются и шипят. Легкие еще не разработаны, голоска нет, а он щерится — боится. У всех хищников перед человеком страх.
"Мы учим животных нас терпеть"
В первый раз тигрят выпускают в манеж в 4-5 месяцев вместе с матерью. Они довольно быстро осваиваются — это их среда. Если испугался, быстро маме под живот. После того как малыши привыкли к манежу, их выпускают поодиночке. И на всем этапе взросления программа-максимум для дрессировщика — научить животное себя терпеть.
При этом дрессировщик не должен заменять животному мать. Дрессированное животное не значит ручное. Львы, к примеру, воспринимают дрессировщика как главу прайда. Для лошадей дрессировщик — вожак, но это если он работает только с кобылами. В этом случае ему достаточно выдрессировать трех кобыл, остальные пойдут за ними. А для одиночных животных, тигров, например, дрессировщик — доминирующая особь.
Критерий профессионализма — работа с диким животным. Хищник, потерявший инстинкты охотника, как бы это ни было удобно для дрессировщика, считается по канонам дрессуры животным неполноценным. Но производят таких ручных питомцев опять-таки не с помощью палок и кнутов, а, наоборот, вредной для хищников излишней лаской.
— Если животное таскают на руках, пихают ему голову в пасть — это животное с какими-то отклонениями. Это не трюк, это ужас, по дрессуре — ноль, а по эстетике — каменный век,— говорит Павленко.— Такие животные, как правило,— заласканные искусственники, их растили люди. Животное, которое вырастила мать, таким не будут. И не факт, что его специально отняли. Та самка, которую не кормила мать, не будет и своего детеныша кормить.
Другая крайность — животные, не идущие на контакт с человеком и не поддающиеся дрессировке. Это, как правило, звери слишком агрессивные или пугливые. Что касается агрессии, то это нормальное состояние хищника, к ней, считают цирковые, надо быть просто готовым. Сам дрессировщик имеет право проявить силу только, если животное бросается и только в момент атаки. Не потом. Сделал тигр выпад — надо подставить палку. Наказывать после бесполезно. Животное не понимает "потом". Оно точно должно знать, за что ему дали по носу. На секунду, на две позже — уже вред. О том, кто виноват в такой ситуации, у дрессировщиков сомнений нет: всегда человек.
— Все травмы происходят по вине дрессировщика,— уверен Павленко.— На то он и человек, чтобы думать и предугадывать. Ты должен так понимать животное, чтобы знать, что оно сделает в следующий момент. Травма — все равно твоя вина. Или близко подошел, или разозлил, или животное плохо себя чувствовало, а ты не понял. Для дрессировщика травма всегда считалась позором, рассказывать о ней считалось неприличным. Нападения животных не афишировали. Но времена меняются. Появилось новое слово "пиар".
Часто агрессия животных направлена друг против друга, особенно если зверь не стайный. Например, тигры довольно часто дерутся. В большинстве случаев укротители спокойно к этому относятся.
— Дрессировщику нельзя вмешиваться, если тигры сцепились. Бывали случаи, когда сильно друг друга рвали, тогда зашиваем. Но, как правило, тех, кто подрался, я не беру в работу — каждому зрителю не объяснишь, что это не я их пытал. Вот в Туле были гастроли. Последние несколько представлений не брал одну тигрицу. Задира жуткая. И кто-то ей чуть ниже ляжки оторвал кусок кожи. Вот и сидела одна. Сама себя наказала,— рассказывает Николай Павленко.
А вот насчет того, может ли тигр подрать другого, защищая дрессировщика, иллюзий нет.
— Это все фантастика. У меня был случай, когда на меня бросилась тигрица, а тигр кинулся на нее. Но не из-за того, что он меня защищал. Для него это просто был удобный случай — броситься на нее.
Однако, по мнению специалистов, пугливость гораздо хуже злобы. С этим ничего не поделаешь. Часто таких животных привозят из зоопарков. Им трудно привыкнуть к новой среде, их все настораживает, вздрагивают от любого шороха.
— Был у меня однажды случай,— вспоминает Павленко.— Привезли мне бенгальскую тигрицу из рижского зоопарка. Очень красивая, молодая. Там ее на руках носили, а тут — не подходите. Мы ее не могли даже из клетки в клетку перевести — отказывалась. Оставляли открытой клетку на ночь — не переходила. Мы уже и так с ней, и этак. А она замкнулась и все. Пришлось вернуть в зоопарк. Не судьба.
Школа авгиевых конюшен
Но, как правило, животные привыкают к хозяину, узнают его и довольно охотно вступают в игру под названием дрессура. Чем интеллектуальнее животное, тем интересней с ним работать. И тем быстрее оно начинает чувствовать себя артистом.
— У меня еще собаки есть. Но они слишком... интеллектуальны,— смеется Николай Павленко.— Пока держишь взгляд, все делают, как отвернешься, сразу халтурят. Лишь бы не нагружаться. Пока не смотришь на него — он на четвереньках, поднял глаза — опять на задних лапах. Еще очень интеллектуальны медведи. И вообще успеха в дрессуре добиваются те животные, которым физиология позволяет. У медведей лапы вращаются, они легко передвигаются на задних лапах — больше возможностей для интересных номеров, чем с теми же лошадьми. С хищниками работать проще, с жертвами сложнее. Но больше всего любят выступать на публику обезьяны. Их хлебом не корми, дай себя показать: услышав "свою" музыку, начинают рваться на манеж. И, кстати, не только они. Тигры, слоны и другие четвероногие артисты искренне страдают, если по каким-то причинам их не берут на работу. Ведь для животных и репетиции, и выступление — развлечение.
То, что для животных разучивание трюков — игра, обнаружили еще в XIX веке. Эту идею высказал немецкий дрессировщик Карл Гагенбек — король зоопарков. Наблюдая за животными, Гагенбек за основу трюков брал естественные особенности их поведения. Например, морские животные ловко подбрасывают носами мячики. Это свойственно их физиологии — кости черепа очень тонкие, и "принимать" мяч на нос им удобно и безопасно. Отсюда номера с балансом и жонглированием. Или манера кенгуру драться, становясь на хвост и отбиваясь лапами, она была положена в основу комедийного номера бокса с кенгуру. Цирк Гагенбека считался новаторским — впервые ввели центральную клетку и туннель, по которому хищники выходят на арену. От цирка Гагенбека и пошло понятие мягкой дрессуры. Кнуты, арапники и другие орудия пыток там не использовали. Дрессура строилась не на принуждении, а на игре, которая открывала в животных потенциал настоящих артистов.
Российская традиция гуманной дрессуры идет от Дурова и также имеет более чем вековую историю. Принцип тот же — наблюдать за животным, подмечать его естественные склонности и развивать их. Как с ребенком — кто-то математик, кто-то гуманитарий. А задача наставника — помочь максимально раскрыться способностям. И это дело не одной репетиции. Номер собирается по крупицам. Каждое движение, каждый поворот — все за угощение, или "взяткой", как говорят цирковые. Удача, если за репетицию животное научится ставить лапу на тумбу. Когда же у дрессировщика не одно, а несколько животных, номер отрабатывается месяцами. Дорога к выступлению проложена огромным количеством кусочков мяса.
Кроме того, подход Дуровых был и в том, что дрессировщик должен знать ремесло изнутри и пройти все ступени карьеры. В короли манежа он попадал только после уборки вольеров.
— У Дуровых я стажировался два года,— вспоминает замдиректора Росгосцирка заслуженный артист РФ, дрессировщик Борис Майхровский.— Чистил вольеры, кормил, ухаживал за животными — от собак до медведей. И теперь я знаю, как работать и с обезьяной, и со слоном. Знаю их повадки, вижу, что им нужно. Вся работа с животными основана не на принуждении, а на игре. Животным очень нравится, когда вводится что-то новое. Иначе им скучно.
— Им же, как и людям, неинтересно бездельничать. Изоляция — это самое страшное. Какая бы клетка ни была, хоть золотая, это мучение,— соглашается Николай Павленко.
Взятка любовью
Какими качествами должен обладать дрессировщик, чтобы животное рвалось не с манежа, а на манеж? Борис Майхровский называет три: терпение, терпение и еще раз терпение.
Больше того, поясняет он, не каждого можно пускать к животным: людям вспыльчивым, нетерпеливым и раздражительным в дрессуре делать нечего. Первое правило артиста, работающего с животными, особенно с хищниками,— не нервничать. Если дрессировщик на взводе, лучше в таком состоянии к ним не заходить. И, конечно, дрессировщик должен быть внимательным. Халатность может обойтись слишком дорого.
— Есть общие правила и техника безопасности,— рассказывает Майхровский.— Тигры индивидуалисты, а львы животные стайные. С ними опасней. Грубо говоря, если на вас бросится тигр, то бросится один, а если лев, то ему придет на помощь весь прайд. С медведями очень опасно работать. Перед выходом зверю нужно надеть намордник — делают это не менее двух человек. И только после этого Мишу приглашают в манеж.
В разговоре приятно удивляют профессионализмы, как "пригласить", "артист", "работают".
— А как иначе? Они же артисты,— удивляется Борис Майхровский.— Мы так и говорим: "пригласи того" или "сегодня работает этот". Когда вкусностями поощряем, говорим "дать взятку". Отношение к ним как к детям. Даже трепетнее. Я когда работал в Европе, мы все время переезжали. Где там мой ребенок, что поела — это интересовало во вторую очередь. В первую — чтобы были накормлены животные, у них было убрано, чтобы они хорошо себя чувствовали, были готовы к работе. И когда уже все нормально, можно было задуматься: а где, собственно, мой ребенок? Животные — это больше чем член семьи. Объяснить трудно. Но те, у кого дома живет собака или кошка, могут понять, как безумно можно любить своего питомца. Когда они уходят, для многих это удар, равносильный потере близкого человека. А если еще ты вложил в животное огромный труд, он твой ученик и у него, не дай бог, какие-то болячки? Думаешь, лучше бы у меня что-нибудь болело, только бы он не страдал. У хорошего дрессировщика это так. А плохих и держать незачем.
Любовь к животным — это не качество дрессировщика, это качество человека. И этические вопросы о совместимости гуманности и дрессуры вызывают у тех, кто ежедневно работает с животными, только усталость.
— Откуда злоба? Откуда эти придумки, будто мы наркотики применяем, током их ширяем, голодом морим? Недавно был неприятный случай. На конференции мой коллега сказал: "Вот у Николая Карповича есть собаки, которые улыбаются". Тут какая-то журналистка и спрашивает: "А вы им щеки, что ли, подрезаете, чтобы они улыбались?" Я не ответил. Просто отвернулся.
В завершение нашей беседы не могла не спросить у Николая Павленко, который работает по обе стороны вольеров: с кем тяжелее — с животными или с людьми?
— С людьми. Животное — какое оно есть, такое и есть. Ты знаешь, что этот спокойный, этот агрессивный, этот умный, этот увалень бестолковый. Животное искреннее. Вот собака — если любит, значит, любит. А человек делает одно, думает другое, говорит третье. Мы хуже.