Девушки с веслами

Женщина и спорт — классическая тема искусства. Правда, советское искусство о чистой красоте говорило мало. Красота в этой бесконечной соцреалистической песне была частицей служебной: тотальная красота родины (любой пейзаж, даже самый тоскливый, должен был пропевать именно эту ноту), торжественная и праздничная красота партии в лицах (одиночные и групповые портреты должны были быть преисполнены сдержанной, а иногда и несдерживаемой, красоты гордого человека), красота социалистического труда должна была быть противопоставлена изможденности героев труда подневольного. Поэтому важнейшая для сюжетного ряда советского искусства тема — спорт — была как бы ровно о том же — о прославлении новой исторической общности, советских людей.

Вот только когда дело касается тела и телесности, все часто оказывается совсем не так идеологически определенно, как хотелось бы. Тонко чувствующие эстеты позднего застоя первыми заметили в многочисленных образах физкультурников 1920-1930-х годов слишком значительный для честного соцреализма чувственный потенциал. Александр Дейнека и Александр Самохвалов были тут даже не героями, а прямо-таки богами.

Строгие и оттого циничные историки конца 1980-х, добравшиеся до почти неведомых им раньше залежей искусства 1930-х годов в Германии и Италии, сделали простые и неизбежные выводы о сходстве механизмов прославления идеального человеческого тела в культурах тоталитарных государств.

Но зато в обыденном представлении, которое иногда справедливее всего, если и было в советском искусстве что-то абсолютное в своем обаянии, то именно некая обобщенная "девушка с веслом". Без нее наша жизнь была бы куда скучнее. Это тем более удивительно, что симпатичную и жизнерадостную художественную линию явно произвела на свет та же идеология. Многочисленные физкультурники советского искусства были не только заказом времени, но и совершенно четким социальным заказом. Большевики за совершенствование тела народа взялись тогда, когда еще Первую мировую войну не завершили. Весной 1918 года Всероссийский центральный исполнительный комитет Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов издал "Декрет о прохождении обязательного военного обучения", который распространялся на всех подростков и взрослых граждан в возрасте от 16 до 40 лет, а также на детей школьного возраста.

Военное обучение в первую очередь предполагало всеобщее физическое воспитание. Ну а это было делом столь же серьезным и столь же государственным, как воспитание античных атлетов — на благо народа, а не на благо личности. Строительство нового человека и его тела перестало быть делом частным, как у проклятой буржуазии, но оказалось отныне делом государственной важности.

Спортивные клубы, площадки, залы, а потом и стадионы, парады физкультурников, спартакиады, торжественные забеги и заплывы — такая же часть советской жизни, как стройки, заводы, пограничные заставы, площадки киностудий. К 1930 году в ход пошли и обязательные нормативы, без выполнения которых ты как бы и не можешь считаться достойным членом общества. В 1934-м комплекс обязательных спортивных и военных умений обрел название — "Будь готов к труду и обороне". Это тот самый комплекс ГТО, который сейчас снова хотят ввести для отечественных школьников.

Чем ближе к 1941 году, тем больше в ГТО входило военных нормативов. Понятно, что ничто не ново на земле и наши тогда еще почти друзья в Германии увлекались строительством нового арийского тела почти так же рьяно. Хотя и по партийной линии. Молодежные лагеря национал-социалистической организации "Сила через радость" (Kraft durch Freude) имели богатую спортивную программу: бег, прыжки, метание, переноска тяжестей и велокросс плюс боевая подготовка (стрельба из винтовки, пистолета и пулемета), Успешно сдавшим нормы — "Военно-спортивный знак".

Не так тотально как в России, но тоже весьма эффективно. И точно так же повсюду возвеличивание спортсменов как национальных героев, учет физической формы при приеме на работу на особо сознательные предприятия, официальные физкультурные нормативы и, главное, переход спорта из элитарной сферы в общедоступную.

"Наши тела принадлежат не нам самим, а нашему народу",— провозглашали новые власти в Германии. "В здоровом теле — здоровый дух",— вторили им советские товарищи. Искусство и в том, и в другом случае не оставалось в стороне. В живописи, скульптуре, на фарфоре, в серебре и на ткани обеих стран в изобилии появляются физкультурники всех возможных видов спорта. Гендерное равенство вроде бы тоже программно соблюдается. Вот только в истории искусство Германии останется по преимуществу искусством мужских торсов, а в СССР — искусством спортивных Венер.

"Девушку в футболке" Александра Самохвалова 1932 года называли советской Джокондой. Девушку с его же картины "После кросса" (1934-1935) — советской Венерой. Не знаю, узнавали ли себя в Джоконде дамы флорентийского, а потом и французского двора — вряд ли. Но вот то, что с портретом, написанным Самохваловым с молодой ленинградской учительницы Евгении Адамовой, готовы были себя идентифицировать миллионы советских комсомолок,— это факт. Схожий образ, но уже ню в "После кросса" именно своею обнаженностью (и произрастающей от этого обобщенностью) отсылает уже не к портрету, а к мифологическому образу. Спортсменка и комсомолка Самохвалова выходит из своих натруженных во время кросса трусов, как выходит из пены морской Афродита — отряхивая следы только что прошедшего испытания и рождаясь заново.

Антично-ренессансные реминисценции в обоих этих абсолютно культовых полотнах не нарочиты, а скорее вычитываются зрителем, в большинстве своем ничего о всяких этих Венерах-Афродитах-Джокондах не знавшим, но при всей близости образа и тематики к реальности их собственного бытия точно осознававшим невидимую грань между настоящим и изображенным пространством.

Еще сильнее это неосознаваемое зрителем, но чрезвычайно важное для него отстранение работает в случае со знаменитой "Девушкой с веслом". Вообще-то их две, а еще точнее — три и более: первая и вторая были сделаны скульптором Иваном Шадром в 1934-1935 годах. Первую — жилистую, строгую, полностью обнаженную, с зализанной "античной" прической — Шадр лепил для московского ЦПКиО имени Горького, но там она простояла недолго: вроде как за излишнюю чувственность ее сняли и сослали в Луганск. Второй вариант Шадр делал с другой модели, которая отличалась более мягкими пропорциями и носила другую, более современную и в то же время менее сексуальную прическу. Весло, впрочем, осталось на месте.

Скульптура воцарилась в Парке Горького. Однако настоящей царицей советских садов и парков была вовсе не "Девушка с веслом" Шадра, а одноименная скульптура работы Ромуальда Иодко 1936 года — та, которая в купальнике и с веслом не в правой, как у Шадра, а в левой руке. Первую такую установили в парке водного стадиона "Динамо", а потом вольные ее копии распространились по всему Советскому Союзу. Была еще "Женщина с веслом" того же Иодко (1935) — но кто будет с этим разбираться: "Женщины" под гнетом славы соперниц тоже со временем стали "Девушками с веслами".

Первая, отвергнутая, "Девушка с веслом" говорит нам о том, чего не хотело от подобного образа идеологическое начальство: оно не хотело прямой отсылки к античности, а через нее к германской образности, которая в это время вся была обращена именно к античной скульптуре. Первый вариант Шадра был родной сестрой героев любимого скульптора германских вождей Арно Брекера и хоть был куда чище с точки зрения неоклассической эстетики, но явно относился к чуждому плану монументальной пропаганды.

Осовременивание образа спортсменки через прическу, купальники, спортивную форму, чуть измененные (приземленные) по отношению к классическим пропорции должно было вернуть, пусть бронзового или гипсового, но безусловно советского человека на землю. Вот только те самые лучшие и самые знаменитые физкультурницы никогда на грешную землю не ступали, они никогда не были Катьками с тракторного или Райками из продмага: физкультурницы как небожители — вот основа нового пантеона новой общности "советский народ".

Когда пишут о телесности в советском искусстве, очень любят описывать изменение моды на тело: мол, от тонких, безгрудых, узкобедрых аристократических фигур модные журналы, кино и улица переключились на воспевание ширококостных, крепконогих, грудастых девах из простого народа. Что чистая правда: когда достойным членом общества считается только человек труда, и лучше всего — труда тяжелого, то чахлые городские цветочки героинями быть не могут.

Однако чисто социальными причинами это изменение объяснять не стоит. Тут работает еще и биоидеология: в голодные годы идеалом красоты становится человек в теле — худобу как образец для подражания могут себе позволить только богатые и сытые общества. Здоровое большое тело, выставленное напоказ, вселяет уверенность в завтрашнем дне. Нет ничего убедительнее в этом смысле, чем физкультурные парады первых советских пятилеток — масса тел как одно сплошное советское тело, пригодное для выполнения всех возложенных на него природой и страной обязательств.

Массовое тело, однако, осталось больше фактом истории, чем искусства. С ним отлично поработали фотография и кино, но живопись и скульптура оставили нам образы индивидуализированные. Почти все они безымянны, многие из них похожи друг на друга, тело в них важнее лиц и тем более души, но свет и радость утра нового века они отразили как мало какие другие идеологические конструкты. В этих советских Венерах нам до сих пор мила безусловная победа соцреализма над реальностью.