Время еще только обеденное, а полированные медные пластины, которыми облицован лифт в вестибюле дрезденского Математико-физического салона, сплошь в отпечатках детских ладошек. Школьников (и в основном младших классов) сюда приводят на экскурсию ничуть не реже, чем на поклон к "Старым мастерам".
Фото: Пресс-служба А. Lange & Sоhne
Фото: Пресс-служба А. Lange & Sоhne
Фото: Пресс-служба А. Lange & Sоhne
Фото: Пресс-служба А. Lange & Sоhne
Фото: Пресс-служба А. Lange & Sоhne
Фото: Пресс-служба А. Lange & Sоhne
Фото: Пресс-служба А. Lange & Sоhne
Фото: Пресс-служба А. Lange & Sоhne
— Вы представляете,— удивляется директор салона Петер Плассмайер,— они спрашивают, где у этих механизмов были батарейки! И зачем в часах все эти колесики!
Что тут скажешь, во-первых, уходят избалованные современными технологиями дети уже с полным пониманием того, что без батареек и микроэлектроники жизнь тем не менее была довольно увлекательной (что там, даже гаджеты были). И мало есть мест, где весь этот ренессансно-барочный хай-тек показывают и разъясняют так наглядно и элегантно, как здесь, в Дрезденском салоне. Во-вторых, надо признаться, что даже у взрослого тут тоже случаются моменты совершенно детского изумления. Как? Как они все это делали, эти мастера, у которых не то что микроскопа, а даже и бинокулярной лупы, небось, не было? Ни наностаночков, ни даже таблиц Брадиса? Поди не удивись, сопоставив, мягко говоря, ограниченность медицины какого-нибудь XVII века и кажущуюся безграничность возможностей тогдашних механиков. Хотите часы с самодвижными танцующими фигурками? Пустячное дело, всего-то несколько десятков шестеренок, передач, тросиков и штифтов, расположенных в нужном порядке. Хотите устройство, которое с помощью все того же часового механизма рассчитывало и мониторило бы движение всех известных на тот момент планет? Изготовим. Нужна счетная машина? Сделаем и ее, подумаешь.
И все-таки это не музей игрушек, не лавка чудес и не "Городок в табакерке" Одоевского. Венценосные коллекционеры, которым все эти механические чудеса когда-то принадлежали, собирали их не для развлечения отрочества. Ну то есть и для развлечения, возможно, тоже, но это точно была побочная функция.
Еще в 1560-е годы курфюрст Август завел у себя в дрезденском замке "палату художеств", кунсткамеру. Как было положено в те времена, хранилась в кунсткамере всякая всячина — раковины из дальних морей и живопись, драгоценные кубки и окаменелости, научные инструменты и чучела экзотических животных. Но это мы сейчас представляем себе ренессансную кунсткамеру нагромождением раритетов и "куриозов", странным, местами забавным и уж точно наивным. Забавность забавностью, но система там была: чудеса природы и чудеса рукотворные строго группировались по разделам, причем таким образом, чтобы в результате получалась, по суждению тогдашних ученых, ни больше ни меньше как модель мироздания во всем его упорядоченном разнообразии.
Таких кунсткамер — где богатых, а где совсем скромных, кабинетных — в Европе было много, и они часто оказывались эмбрионами больших музейных собраний, известных ныне всем и каждому. Дрезденская кунсткамера — родоначальница целого семейства музеев саксонской столицы: когда мода на "палаты чудес и художеств" прошла, коллекцию курфюрстов разделили, и живопись, графика, драгоценности, оружие, скульптура — все это стало жить автономной музейной жизнью. Часы, автоматоны и научные инструменты тоже выделили в особое заведение с отдельным хранителем, и так, собственно, возник Математико-физический салон: уже не "палата чудес", а "палата науки".
Со времен своего основания в XVIII веке салон обитает в дрезденском Цвингере. Коллекция его продолжала исправно пополняться и в позапрошлом, и в прошлом столетиях, а экспозиционных площадей по-прежнему было немного. Пока не случилась реконструкция.
Кажется, все главные памятники исторического центра, разрушенные во время недоброй памяти авианалета союзников, уже отстроены — что-то еще при ГДР, что-то в последние годы. Но самые приоритетные обитатели этих зданий, Государственные музейные собрания Дрездена, все еще продолжают обживаться, расширяться и обновлять свои экспозиции. В бывшем замке курфюрстов теперь расположены не только "Зеленые своды", легендарная коллекция драгоценностей от Средневековья до барокко. В "Турецкой палате" показывают уникальное собрание восточного оружия, а в Зале гигантов — умопомрачительные турнирные доспехи XVI-XVII веков. В Цвингере тоже перемены — сначала долго реконструировали Математико-физический салон, теперь вот частично закрыта галерея старых мастеров. Впереди еще много чего: дрезденские музеи горделиво мечтают когда-нибудь стать "немецким Лувром" и затмить венский Музей истории искусств. Это долгая, может, даже не на одно поколение рассчитанная стратегия, совершенно непохожая своими спокойными обстоятельствами на аналогичные начинания отечественных музеев.
Теперь у салона четыре зала и, соответственно, четыре тематических раздела. В первом показывают автоматоны и всевозможные научные и измерительные инструменты времен позднего Ренессанса. Одна витрина диковиннее другой; вот механический медведь с вмонтированным в брюхо циферблатом будильника — в назначенное время зверь бьет в барабан, открывает пасть и вращает глазами (герр Плассмайер с гордостью прибавляет, что это чуть ли не единственная игрушка такого рода, где сохранился подлинный мех). Вот громадная махина со многими циферблатами, изукрашенная маньеристскими ювелирами, словно языческая кумирня: это устройство способно показывать движение планет, светил и звезд. Вот нарядный "одометр", хитрое приспособление для счета расстояний, сопровождавшая курфюрста Августа в разъездах по его владениям. Вот шифровальная машина, последний писк разведывательных технологий времен Елизаветы Английской и Ивана Грозного — несколько соединенных дисков с нанесенным на края алфавитом. Больше похоже на магическое приспособление, как и многие другие артефакты в соседних витринах — астролябии, квадранты, транспортиры и совсем уж загадочного вида измерительные приборы. Самое занятное, что голого практического резона в этих вещах страшно мало. Нешто курфюрсту так уж нужен был будильник? Зачем ему крайне непрактичный и капризный настольный планетарий, у него же были штатные звездочеты? Многие инструменты так и вовсе, утверждают исследователи, не пускались в ход. Но тем торжественнее символический смысл всех этих вещей. Та эпоха была убеждена, что Вселенная устроена по строгим математическим законам, и, значит, даже измерение расстояния от Дрездена до Лейпцига теоретически может стать очередным шагом на пути к абсолютному знанию о мире. А знание, как известно, сила. Мечи, скипетры и прочая средневековая атрибутика — это, конечно, хорошо для формальных церемоний, но образцовому государю пристало демонстрировать свое могущество и свою мудрость с помощью более передовых атрибутов. Таких, как все эти роскошные научные чудеса, и в предназначении, и даже в декоре которых было вдобавок полно глубокомысленных и высоконравственных смыслов. Как гласило ученое присловие той поры, "da tutti gli orologi si cava moralita" — "в каждых часах скрывается поучение".
Часы показывают во второй галерее, и тут уже хронологический диапазон шире. Начинается все с настольных и карманных часов XVI-XVII веков, которые действительно норовили преподать обладателю нравственный урок (время быстротечно, помни о смерти, лови мгновение). Или хотя бы развлечь его очередным механическим фокусом. История часового дела скрупулезно прослежена вплоть до изделий современных мастеров, а заодно показано, как побочным продуктом этого неуклонного прогресса изредка становятся совсем уж удивительные вещи. Такие, как карманные часы работы мастера Бронникова из Вятки, механизм которых сделан из дерева. Или затесавшийся в эту парадную шеренгу артефакт нечасовой, но зато знаменитый на весь свет — арифмометр, который придумал и изготовил Блез Паскаль.
Экспозиция находит еще две темы для разговора о научной любознательности человечества. В одном зале показывают всевозможные глобусы, от бесценной небесной сферы, сделанной средневековыми арабскими учеными, до школьных пособий столетней давности. А на втором этаже выставлен научный инструментарий эпохи Просвещения — телескопы и барометры, вакуумные насосы и огромные зажигательные зеркала. Как ни удивительно, но весь этот арсенал всепобеждающего Разума выглядит в первую очередь невероятно декоративным. Всюду, где только это позволяет функциональность, орнаменты, рокайли и позолоченные завитушки: впору не столько для аскетической кельи ученого, сколько для аристократического салона. Впрочем, красива и сама история всех этих вещей, которые не только свидетельствуют об этапах столбового пути общеевропейской науки, но и выводят зрителя к занимательным местным, саксонским сюжетам. Взять хотя бы те же зажигательные зеркала. Примерно такими, по преданию, Архимед поджигал вражеские корабли. В Дрездене им нашли мирное, но очень практичное применение: с помощью зеркал можно было с удобством исследовать действие высоких температур на разные вещества. Что оказалось очень кстати, когда придворные алхимики в XVIII веке заново открывали секрет изготовления фарфора — того самого мейсенского фарфора, который и по сей день остается одним из главных саксонских специалитетов. Для астрономии тоже находились в высшей степени прагматичные задачи. Например, сверхточное измерение времени — именно Математико-физический салон еще сто лет назад оставался для всей Саксонии службой точного времени. Именно при салоне воспитывались лучшие саксонские часовщики, и один из них, Фердинанд Адольф Ланге, основал в 1845 году собственную мануфактуру, ту, что впоследствии стала фирмой A.Lange & Sohne. Нынче она один из главных спонсоров Государственных музейных собраний Дрездена, но особенно пекутся часовщики из Гласхютте именно о Математико-физическом салоне. И редко когда отношения спонсора и музея выглядят именно так — органичными почти на семейный лад.