БРЕЖНЕВ, НИКСОН И ДРУГИЕ…

(из мемуаров)

Публикации

Dobrynin

Я познакомился с Никсоном 24 июля 1959 года, когда он в качестве вице-президента приезжал в Москву на открытие американской выставки "Домашнее хозяйство в США". Именно тогда произошли его знаменитые "кухонные дебаты" с Хрущевым. Последний был сильно разгневан только что принятой американским конгрессом антисоветской резолюцией "о порабощенных народах".

Теперь Никсон принимал меня в президентском Овальном кабинете. После Джонсона эта комната была полностью отделана уже во вкусе нового хозяина - сейчас преобладали золотые тона (занавески, на фоне большого синего ковра на стене висел красивый американский герб, вышитый его дочерью). По бокам стола стояли различные цветные флаги и штандарты, символизирующие военную и гражданскую власть президента. Письменный стол, как пояснил мне президент, ему был особо дорог, так как он им пользовался с момента избрания его на выборные должности.

Благодаря президенту у нас в семье на память сохранилась чудесная цветная фотография, на которой была снята моя трехлетняя внучка, одна, сидящая с важным видом за столом президента в его кабинете. На фото - автограф Никсона. Нам стоило немалых трудов, чтобы она сидела спокойно, пока ее снимал фотограф, и не пыталась лазить по ящикам стола. Стол-то, как-никак, официальный и принадлежал высшему лицу в государстве.

Затронув по своей инициативе вопрос о встрече в верхах, президент сказал, что он считает важным встречу с советскими руководителями и надеется, что она состоится. Ее надо всесторонне подготовить. Он хотел бы поэтому иметь некоторое время, чтобы разобраться в международных делах.

Президент затем предложил установить важный конфиденциальный канал, по которому можно было бы ему и советским лидерам оперативно и негласно обмениваться мнениями в случаях срочной необходимости. С их стороны со мной непосредственно контактировал бы его помощник Киссинджер, который замыкался только на президента.

Так начались наши уникальные отношения с администрацией Никсона - Киссинджера. Мы были одновременно и противниками, и партнерами по сохранению мира.

30 марта - 9 апреля 1971 года состоялся XXIV съезд КПСС. В целом съезд поддерживал линию на мирное сосуществование государств и на нормализацию отношений с США. Сам Брежнев теперь чувствовал себя более свободным в том, что касалось внешней политики, и в частности в отношении встречи с Никсоном.

По окончании съезда состоялось заседание Политбюро, на котором более конкретно обсуждались отношения с США, а также привезенное мною обращение Никсона. Я высказал мнение, что условия, предлагаемые президентом для организации встречи на высшем уровне, дают неплохую базу для договоренности о встрече. Косыгин поддержал меня. Другие также стали склоняться к этому. Однако Громыко довольно неожиданно стал настойчиво утверждать, что надо использовать заинтересованность Никсона во встрече для решения главного для СССР - на данный момент - вопроса о Западном Берлине, который "передается от одной администрации США к другой". Большинство во главе с Брежневым приняло в конце концов аргументацию министра о том, что "встреча с Никсоном никуда не убежит", тем более в условиях продолжающейся американской интервенции в Индокитае и приближающихся президентских выборах в США.

После заседания Политбюро в беседе наедине Брежнев сказал мне, что ему приходится считаться с мнением большинства, но что я взял правильный курс на встречу в верхах и этим надо руководствоваться в дальнейшем. Встреча скорее всего состоится в следующем году, добавил он. Брежнев сказал далее в сугубо доверительном плане, что он очень хочет побывать в Америке и надеется, что это удастся осуществить после визита Никсона в СССР. "Так держать курс!" - шутливо скомандовал он.

Brezhnev Welcomes Nixon

Вскоре после моего возвращения в Вашингтон Киссинджер сообщил, что президент - на фоне опасно обостряющейся обстановки - считает целесообразным его краткую поездку в Москву для встреч с Брежневым и Громыко примерно 20 - 21 апреля, если они с этим согласны. Оттуда он вылетит в Париж, где намечена его встреча с представителями ДРВ. Они хотели бы, чтобы эта поездка в Москву состоялась в обстановке полной секретности. Даже посольство США не должно знать об этой поездке.

20 апреля глубокой ночью Киссинджер вылетел в Москву. Я сопровождал его. В лучших традициях конспирации (вся поездка Киссинджера была строго засекречена) я в полночь выехал на машине посольства в условленное место, где меня поджидала автомашина из Белого дома. Она и привезла меня на военный аэродром около Вашингтона, куда инкогнито приехал и Киссинджер.

По дороге в Москву мы сделали остановку для заправки горючим на секретной военно-воздушной базе НАТО в Англии. Киссинджер отсоветовал мне выходить из самолета "поразмяться". Если на этой базе увидят, что там находится советский посол, полушутливо сказал он, то с ними будет обморок. Сам он также не выходил, чтобы сохранить секретность своей миссии.

В Москве помощник президента встречался с Брежневым и Громыко. Значительное место было уделено осуждению вьетнамских событий. Советскому руководству совсем не импонировала предстоящая встреча с Никсоном под гул взрывов американских бомб во Вьетнаме. Мы призывали Никсона к осторожности и сдержанности. Киссинджер говорил, что они как раз придерживаются такой позиции, но "сверхагресcивные" действия вьетнамцев могут вынудить администрацию "к более решительным действиям".

Идя навстречу пожеланиям Киссинджера относительно секретности его визита в Москву, гостя разместили в отдельном особняке на Ленинских горах, и его обслуживание целиком взяла на себя советская сторона. Контакт с Вашингтоном Киссинджер поддерживал не через свое посольство, а с помощью радиостанции на борту американского самолета, на котором он прибыл в Москву. Посольство США и сам американский посол ничего не знали о пребывании Киссинджера в Москве вплоть до последнего дня, когда он пожелал переговорить с послом. Нечего и говорить об удивлении посла, когда его привезли в особняк и он вдруг увидел там Киссинджера.

Вернувшись в Вашингтон, Киссинджер через день сообщил мне, что президент "очень доволен" результатами имевших место обсуждений, которые в значительной степени "обеспечивают успех основной встречи в Москве". Он передал соответствующее письмо Никсона Брежневу.

Президент попросил своего помощника выяснить, не мог бы он в Москве посетить воскресную церковную службу. Эта просьба Никсона вызвана не тем, отметил Киссинджер, что он является таким уж набожным человеком, а чисто внутренними соображениями: посещение церкви в СССР будет широко передаваться по американскому телевидению и произведет благоприятное впечатление на значительную часть населения в США. Я сказал, что у нас, разумеется, нет возражений.

Надо сказать, что в Москве, в Политбюро, в это время активно обсуждался вопрос: идти ли на встречу с Никсоном в условиях, когда он бомбит союзника СССР. Мнения разделились. Сомнения были немалые. Военное руководство во главе с Гречко вместе с Подгорным было против встречи. Сомневался главный идеолог Суслов. Косыгин с Громыко выступили за встречу. Брежнев колебался, хотя по личным соображениям ему хотелось провести свою первую встречу с президентом США. Он хорошо понимал и негативные последствия такого отказа для наших будущих отношений с Никсоном.

Для страховки советские руководители все же решили срочно вынести непростой вопрос о визите Никсона на закрытое обсуждение пленума ЦК КПСС. Пленум, одобрив указанное решение и укрепив курс на мирное сосуществование, открывал дорогу для развития отношений с США, невзирая на догмы об "интернациональной солидарности". Идеологические соображения, пожалуй впервые в таком важном деле, уступили здравому смыслу, хотя в дальнейшем они и продолжали давать о себе знать.

Brezhnev&Nixon In Resort

Никсон жил во время визита в Москве в Кремле, что, вообще говоря, случалось очень редко и считалось особой честью для иностранного гостя. Однако советоваться с Киссинджером по текущим вопросам в своих кремлевских апартаментах он не хотел, опасаясь подслушивания. В этих целях он использовал свой специальный звуконепроницаемый лимузин, который всегда стоял внутри Кремля. В нем он и "запирался" с Киссинджером для обсуждения тактики переговоров.

В ходе встречи Киссинджер не был обойден личным вниманием. Поскольку пребывание в Москве совпало с днем его рождения, кремлевские кондитеры изготовили для него большой праздничный торт. Когда утром он вышел из своей комнаты, его ждал генерал, начальник охраны Кремля, который и вручил ему этот торт. Присутствовавшие тут советские и американские коллеги Киссинджера тепло поздравили его. Брежнев сделал это отдельно.

Когда Киссинджер вернулся в Вашингтон, его сотрудники вручили ему свой сувенир: деревянную фигуру медведя, играющего в футбол (Киссинджер был любителем футбола).

В целом надо сказать, что Никсону в Москве был оказан весьма радушный прием, превосходивший все обычные нормы советского государственного протокола. Состоялся "обмен подарками": Брежнев подарил Никсону катер на подводных крыльях, а Никсон - автомобиль последнего выпуска (Брежнев сам заранее об этом намекнул).

После отъезда Никсона состоялось специальное заседание Политбюро по итогам его визита. Оценки были весьма положительные. Надо сказать, что в ходе визита изменилось и - в целом предубежденное - отношение советских руководителей лично к Никсону. "С Никсоном можно иметь дело, - так суммировал свои впечатления Брежнев. - Теперь надо готовиться к ответному визиту в США".

Хорошее мнение Брежнев составил и о Киссинджере, который сумел найти к нему соответствующий подход в ходе переговоров.

Громыко же не разделял восхищения Брежнева "хитроумным Генри". Он высоко ценил Киссинджера как профессионала, но лично недолюбливал его (в частности, за то, что тот пользовался популярностью и повышенным вниманием международной прессы, потому что умел создавать особый интерес к своей персоне).

Когда американская делегация вернулась в Вашингтон, Киссинджер передал мне личное письмо Никсона Брежневу. В нем президент благодарил за хороший прием, оказанный ему в СССР. Далее он излагал "свои взгляды относительно стоящих теперь перед нами задач", остановившись на ряде конкретных вопросов, которые были уже предметом обсуждения в Москве, но требовали дальнейшего рассмотрения.

В начале мая Киссинджер вылетел в Москву. Надо сказать, что в переговорах с ним - помимо Громыко - принимал активное участие сам Брежнев, особенно по военно-политическим вопросам. Переговоры проходили в подмосковном охотничьем хозяйстве в Завидове, куда Брежнев любил приезжать на охоту. Значительная часть времени ушла на обсуждение проекта Соглашения о предотвращении ядерной войны. Брежнев придавал этому документу особое значение.

Для настроений Брежнева, как и всего советского руководства, в том, что касается доверия лично к Никсону и его администрации, характерен следующий любопытный эпизод. Когда в Завидове был выработан документ с проектом вышеуказанного соглашения, Киссинджеру предложили как бы парафировать согласованный текст. Он уклонился, сказав, что у него нет таких полномочий, но выразил уверенность, что президент полностью одобрит его.

Брежнев дал волю своим эмоциям (отчасти наигранным), заявив, что он не для того потратил целых два дня, чтобы все это закончилось никого не обязывающим разговором. Спор разрешился тем, что Брежнев настоял на получении от Киссинджера "расписки" на простом листе бумаги о готовности правительства США подписать такое соглашение. Расписка, разумеется, не имела большой юридической силы, но она доставила чувство удовлетворения Брежневу, который затем с гордостью рассказывал членам Политбюро, как он "выбил" эту расписку у Киссинджера. Он, видимо, считал это своим большим дипломатическим достижением. Внешне же вся эта сцена немного напоминала знаменитую сцену торга между Чичиковым и Собакевичем из комедии Гоголя "Мертвые души".

В одной из последних бесед с Никсоном, когда я вернулся в Вашингтон после встречи в Завидове, президент сказал мне, что его несколько удивило неверие советского руководства в его готовность заключить такое соглашение. Ведь простая расписка Киссинджера, заметил Никсон, никак не помогла бы, если уж я решил бы отказаться от такой договоренности.

Я постарался представить этот эпизод как шутку Брежнева.

В целом обмен мнениями с Никсоном по итогам поездки Киссинджера показал, что президент был твердо настроен на проведение действительно результативной встречи с Брежневым.

Надо сказать, что Брежнев любил пошутить, когда встречался с Киссинджером и его советниками. Вспоминаю такой эпизод. Как-то во время краткого отдыха зашел разговор о часах. Сонненфелдт, советник Киссинджера, похвалился своими швейцарскими часами. Неожиданно Брежнев, закрыв свои наручные часы рукой, предложил Сонненфелдту обменяться - не глядя - часами. Последний сперва заколебался, но затем, видимо, решив, что у Генерального секретаря ЦК КПСС должны быть дорогие часы, согласился на обмен. Сделка состоялась. Оказалось, что Брежнев носил простые советские часы, подаренные ему коллективом какого-то часового завода. Часы были хорошего качества, но со стальным, а не золотым корпусом, как, видимо, ожидал американец. Короче, его часы стоили дороже, чем брежневские, но Сонненфелдту пришлось утешиться тем фактом, что теперь у него были сувенирные часы, которые носил высший советский руководитель.

По окончании переговоров Брежнев предложил Киссинджеру прогуляться с ним на автомобиле по окружавшей Завидово живописной сельской местности. Тот охотно согласился, не зная, конечно, что ему предстоит пережить.

Дело в том, что Брежнев любил сам водить автомобиль, да к тому же на очень большой скорости. В течение примерно получаса они вдвоем (охрана мчалась сзади) неслись по извилистой и довольно узкой дороге.

Эта поездка с ветерком, как мне показалось, основательно потрясла Киссинджера, которому совсем не улыбалась перспектива попасть в аварию где-то в лесах России, хотя и вместе с советским лидером. Последовавшая сразу же за этим не менее скоростная прогулка на мощном катере в верховье Волги, видимо, окончательно выбила Киссинджера из колеи. Он даже на какое-то время лишился присущего ему чувства юмора.

Brezhnev&Nixon in Kremlin

Надо сказать, что советские службы безопасности, которые отвечали - совместно с американскими службами - за быт и условия работы Генерального секретаря во время поездки в США, имели строгое указание: обеспечить высокий уровень организации визита, чтобы Брежнев "выглядел не хуже президента США". Это создавало подчас необычные и курьезные ситуации. Прежде всего были предъявлены повышенные требования в отношении обеспечения Брежнева телефонной связью. Помимо местного отдельного телефона, его обслуживала специальная советская телефонная связь (с нашими телефонистками и операторами), которая могла соединить его с членами советской делегации в разных точках Вашингтона. Он пользовался также прямой спутниковой связью с Москвой, что по тем временам было для нас не совсем обычным делом.

Брежнев был явно доволен тем, что его визит обставлен такими атрибутами технического прогресса, и, как только он прибыл в Кэмп-Дэвид (в первый день прилета в США), он стал обзванивать членов делегации в Вашингтоне, а также позвонил жене и некоторым друзьям из советского руководства в Москве и рассказал о своих первых впечатлениях об Америке.

Надо сказать, что американцы, видимо, поняли этот "престижный" настрой Брежнева и даже пошли на то - что было совсем необычно, - чтобы разрешить нам поставить в самом Белом доме несколько аппаратов нашей внутренней телефонной связи на тот случай, если Брежневу понадобится воспользоваться ею во время пребывания там (как и следовало ожидать, такой необходимости не было).

В Кэмп-Дэвиде Никсон передал Брежневу в подарок автомобиль последнего выпуска марки "Континенталь". (Между прочим, Брежнев сам на это прозрачно намекнул заранее по конфиденциальному каналу.) Он был весьма доволен новым подарком и захотел тут же опробовать автомашину, усадив в нее Никсона, чтобы показать ему свое искусство вождения (из сопровождавших я был один в качестве переводчика). Генеральный секретарь, вообще говоря, неплохо водил автомашины, но это была незнакомая ему модель с мощным мотором. Хотя я его предупредил об этом, но ему очень уж не терпелось, и он с ходу дал полный газ. Машина рванулась. Нас всех сильно качнуло; президент Никсон явно перенервничал, когда они чуть было не ударились головой о ветровое стекло, поскольку Брежневу пришлось метров через сто резко затормозить из-за крутого поворота (дорожки Кэмп-Дэвида явно не приспособлены для скоростной езды, там передвигаются на электрокарах).

Потрясенный Никсон все же нашел в себе силы, чтобы дипломатично сказать: "Г-н Генеральный секретарь, вы хорошо водите автомашину". Впрочем, Брежнев воспринял это как должное.

Брежнев устроил в посольстве ответный обед в честь Никсона (все продукты были доставлены спецсамолетом из Москвы). Русская кухня была представлена обильно и со вкусом. Поднятию настроения помогали водка и кавказские вина.

На обеде в Золотом зале посольства было около 100 гостей во главе с президентом и его супругой. Киссинджер, в то время холостяк, пришел на обед с известной кинозвездой и непринужденно попросил - в нарушение всех протоколов - посадить ее рядом с собой, что и было сделано. Надо сказать, что об этой привычке Киссинджера Никсон знал давно. Еще в 1971 году его помощник Холдеман прислал Киссинджеру и устроителям обедов в Белом доме полушутливый меморандум со ссылкой на Никсона: "При рассадке на государственных обедах Киссинджер, как полагает президент, не должен обязательно всегда сидеть рядом с наиболее эффектной женщиной".

Весьма своеобразным был второй этап поездки Брежнева, когда он вместе с Никсоном на президентском самолете отправился в Калифорнию, в Сан-Клементе, где находился собственный дом президента. Там он по приглашению Никсона и остановился. Дом и личные апартаменты президента были вполне скромными - одноэтажный дом с внутренним двориком.

Вечером Никсон устроил во дворе дома вокруг бассейна прием в честь Брежнева. Присутствовала калифорнийская знать, среди которой выделялись голливудские звезды. В их числе был и Рональд Рейган, будущий президент США. Надо сказать, что Брежнев любил американское кино, но в основном лишь ковбойского жанра. Эти картины он часто смотрел дома и знал актеров. Собственно, на приеме он уделял основное внимание актерам ковбойских фильмов, чем, видимо, несколько обидел других звезд. Особенно ему понравился Чак О+Коннор, который привез ему в подарок ковбойский пояс с двумя пистолетами (Брежнев не без гордости показывал эти пистолеты в Москве своим коллегам, а при полете из США домой надел этот пояс и "демонстрировал" ковбойские приемы с пистолетами, которые он видел когда-то в кино).

После приема Никсон устроил для Брежнева ужин, на котором присутствовали также Киссинджер, Роджерс, Громыко и я. Так получилось, что после ужина Никсон с Брежневым несколько задержались, обсуждая что-то (я действовал в качестве переводчика). Вначале разговаривали стоя, затем присели. Никсон предложил вина и виски. Брежнев предпочитал "чистые" виски (чтобы "не портить их водой") и быстро захмелел. Разговор с общеполитических и международных тем перешел на сетования Брежнева о том, как нелегко быть Генеральным секретарем, как ему приходится в отличие от президента США выслушивать "всякие глупости" от других членов Политбюро и учитывать все-таки их общее мнение. Он стал жаловаться, называя конкретные фамилии (Косыгина и Подгорного), что некоторые из его коллег "подкапываются" под него и что ему все время приходится быть начеку.

Никсон явно чувствовал себя не в своей тарелке, слушая - хотя и не без интереса - все эти "откровения" подвыпившего Брежнева. Мне же при переводе приходилось всячески выкручиваться, обходить наиболее деликатные детали взаимоотношений членов кремлевского руководства, о которых я и сам порой не все знал.

В конце концов мне, не без помощи Никсона, удалось увести сильно захмелевшего Брежнева в отведенную ему комнату. На другой день он меня спросил: "Анатолий! Много я наговорил вчера лишнего?" Ответил ему, что было такое дело, хотя я и старался не все переводить. "Это ты правильно сделал, - заметил он. - Черт меня попутал с этим виски, я к нему не привык и соответственно не рассчитал свою дозу".

В последний день пребывания в "калифорнийском Белом доме" намечалось обсуждение ближневосточных проблем. Было решено, что это можно будет сделать после обеда, часов в пять, так как Брежнев днем после обеда обычно ложился отдыхать часа на два.

Когда время стало приближаться к пяти, а Брежнев все еще не выходил, я предложил Громыко, чтобы он зашел к нему и напомнил о встрече. Однако Громыко отказался, сказав, что Леонид Ильич нуждается в отдыхе, его нельзя будить и что Никсон, находясь у себя дома, может и подождать. Я несколько раз напоминал об этом, но Громыко был упрям, хотя и Киссинджер стал интересоваться. Наконец часов в девять вечера раздраженный Киссинджер заявил, что если встреча не начнется скоро, то ее придется отменить, ибо Никсон привык рано ложиться спать. Громыко заколебался, а я, уже не спрашивая его, пришел к спальне Брежнева, где и сказал начальнику охраны, что мне нужно срочно переговорить с Брежневым. Последний, услышав мой голос, сразу же позвал меня к себе. "Чего же ты меня сразу не разбудил?" Минут через десять все наконец уладилось, и он отправился к Никсону.

На беседе с Никсоном были также Киссинджер, Громыко и я. Проходила она в домашнем кабинете президента и, начавшись часов в 10 вечера, затянулась на несколько часов. Брежнев, который хорошо выспался, чувствовал себя в боевой форме. Никсон же, привыкший рано ложиться спать, наоборот, был неактивен, утомлен и к концу беседы несколько раз подкладывал под голову подушки. Да и тематика беседы --ближневосточное урегулирование --не вызывала у него интереса, поскольку было ясно, что на данном этапе ни о чем путном по этому вопросу нельзя было договориться. Это понимали все присутствующие, кроме, пожалуй, самого Брежнева, который, видимо, считал, что он защищает правое дело, что ему удастся в конце концов своим красноречием убедить Никсона. Наоборот, своей настойчивостью он создал у Никсона впечатление об особой заинтересованности советского руководства договориться негласно с ним по ближневосточным делам. Это лишь насторожило его. К тому же изложенная ему позиция по урегулированию, как и прежде, была проарабской.

После ночных переговоров мы с Громыко пошли провожать Брежнева до его комнаты. Когда мы пришли, он неожиданно вспомнил, что в Москве перед его отлетом в США ему поручили на Политбюро договориться с Никсоном о продаже нам нескольких миллионов тонн зерна. Поскольку больше официальных встреч с Никсоном уже не было запланировано, а мы вылетали рано утром домой (Никсон оставался в Сан-Клементе), возникла необычная ситуация: как же договариваться о зерне?

Громыко предложил мне поехать к Киссинджеру (он временно жил вне усадьбы Никсона). По мнению Громыко, Киссинджер найдет способ связаться с Никсоном, хотя и была поздняя ночь, и получить от него согласие на продажу зерна.

Я сказал Громыко, что Киссинджер наверняка уже лег спать и мое вторжение было бы просто неуместным. Однако Брежнев поддержал Громыко, отметив, что я могу сослаться на его личную просьбу к нему и что "Генри поймет и поможет".

Разумеется, Киссинджер был, мягко говоря, удивлен, когда я заявился к нему домой с такой просьбой. Он сказал, что будить президента в такой час, конечно, не будет. С другой стороны, ему не хотелось и отказать Брежневу, когда тот обращался прямо к нему с личной просьбой. Порассуждав вслух о том, что зерно у них действительно есть для продажи и что президент, судя по всему, дал бы согласие на это, Киссинджер предложил следующий вариант: передать Брежневу в принципе положительный ответ, который, однако, давался в общей форме, т. е. не было прямых ссылок на согласие самого президента, но оно вместе с тем как бы подразумевалось.

Если же президент не согласится, то Киссинджер сразу же позвонит мне и тогда придется все объяснить Брежневу. Но все обошлось благополучно, и ему ничего не пришлось дополнительно объяснять. Брежнев же был признателен Никсону и Киссинджеру за то, что срочное решение по его запоздалой просьбе было принято, как он думал, глубокой ночью накануне его отъезда из Калифорнии.

Книга мемуаров Анатолия Добрынина выходит в издательстве "Автор", которому редакция журнала приносит благодарность за предоставленные материалы.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...