"Мы растим одного слона раз в три года"

Об особенностях работы кластера космических технологий и телекоммуникаций "Сколково" корреспонденту "Денег" Василию Стрельникову рассказал исполнительный директор кластера Сергей Жуков.

Чем кластер космических технологий отличается от прочих?

— Кластер работает два года. 20 июля 2011 года вышел приказ по введению в действие экспертной коллегии кластера, и мы начали отбирать первые проекты. На сегодня у нас 101 участник, это четвертое по численности место среди кластеров фонда, более компактен только кластер ядерных технологий — это отрасль, схожая с космонавтикой по степени наукоемкости и относительно небольшому опыту участия частного бизнеса. Этим отчасти определяется и наша "немассовость". У нас и у ядерщиков, в общем случае, более ресурсоемкие проекты и более долгая дорога до коммерциализации, чем в кластерах информационных технологий, биомедицинских технологий, энергетики и энергоэффективности.

Несмотря на внешнюю схожесть, мы и наши друзья-ядерщики движемся в разных направлениях. Коллеги сосредоточились скорее на возможностях использования научно-технических достижений российских атомщиков вне основного отраслевого направления — энергетики, развивают, например, ядерную медицину. Мы же изначально сконцентрировались на главных отраслевых проблемах российской космонавтики. Поэтому перечень приоритетных направлений, которые мы поддерживали в первые два года работы кластера, максимально соответствовал видам космической деятельности, которые развивает Российская Федерация. Иными словами, мы выбрали максимально широкий форсайт. На старте такой подход, считаю, был оправдан. Теперь приходит время сузить поле приоритетов, фокусироваться на небольшом числе направлений.

Чем кластер может привлечь иностранных игроков?

— Иностранные партнеры разные, у каждого свои интересы. С нами стремятся сотрудничать и малые фирмы, и гранды аэрокосмоса. Так, европейский концерн EADS создал дочернюю структуру — Русский технологический офис (EADS RTO), получивший статус участника "Сколково". Эта компания ведет проект, поддержанный грантом, с привлечением ученых Института гидродинамики им. академика М. Л. Лаврентьева (ИГИЛ) СО РАН и ряда других научных организаций России. Мы вписали в условия грантового соглашения, чтобы ИГИЛ получал патенты на охраноспособные результаты работ совместно с EADS RTO.

Рассчитываю, что при реализации международного исследовательского проекта произойдет взаимное обогащение российских и иностранных специалистов в профессиональном отношении, возникнет совместная интеллектуальная собственность с хорошими перспективами коммерциализации в России и за рубежом.

Нашим ключевым партнером является корпорация Boeing, которая планирует создать в "Сколково" современную школу высококлассных пилотов. Есть еще целый ряд иностранных компаний, а также их объединений (например, французская аэрокосмическая ассоциация GIFAS), с которыми мы готовим соглашения о конкретном сотрудничестве.

Насколько трудно решать вопрос коммерциализации в такой дорогой сфере, как космонавтика?

— Первыми, как мы рассчитываем, на рынок выйдут компании с относительно небольшими продуктами — приборами, переключателями, сенсорами, программно-аппаратными решениями, а также малыми космическими аппаратами.

Но, как я уже отмечал, многие проекты, например небольшие авиационные или космические системы с применением прорывных технологических решений, потребуют длительных сроков коммерциализации, а соответственно, и более "длинной" финансовой поддержки. На заседаниях консультативного совета фонда, на стратегических совещаниях мы настойчиво ставим вопрос, чтобы эта особенность космонавтики нашла отражение в деятельности "Сколково". Надеюсь, что в будущем формат работы кластера будет уточнен. Мы хотим иметь гибкость в отборе проектов, горизонт коммерциализации, который не ограничивается тремя годами. Для разработки перспективных наукоемких технологий и систем он может простираться до десяти, иногда до 15 лет. Целесообразно, в дополнение к практике отбора и грантовой поддержке проектов, иметь такие инструменты, как выдача технического задания, конкурс и заказ.

Судя по всему, именно такой мандат выдан Фонду прикладных исследований. Но коллеги работают в сфере оборонных технологий, и широко, а мы можем работать более нацеленно — в сфере гражданских космических технологий. Коммерческий космический рынок в мире быстро растет, его годовой объем уже превышает $300 млрд — стоит побороться за ниши на этом рынке.

С какими серьезными проблемами, по вашим наблюдениям, сталкиваются участники кластера и космическая промышленность в целом?

— Этот рынок очень зарегулирован. Наши компании приходят, начинают расти, и зачастую им требуется лицензия на космическую деятельность. Мы стараемся с этим помогать.

Остро стоит задача развития нормативной правовой базы, которая определяла бы правила коммерческой деятельности в том или ином сегменте космического рынка — навигации, дистанционном зондировании Земли. Коммерческая космонавтика в России делает первые шаги и не имеет того опыта, который накопила, например, авиация — существенно более открытая и коммерциализованная отрасль промышленности.

Построить частный спутник — у нас все еще экзотика. Инвесторы, не имеющие спецподготовки, не готовы вкладывать деньги в эту область. Иными словами, мы решаем пионерскую задачу по развитию коммерческих отношений в космонавтике.

А таких лидеров бизнеса, как Пол Ален и Ричард Брэнсон, которые проинвестировали частную суборбитальную космическую систему гениального Берта Рутана, мы в России пока не видим, хотя свои технологические предложения в этой сфере у нас имеются.

А вы готовы что-то предложить столь отважным инвесторам?

— Готовы как минимум разговаривать. Мы видим себя смелыми руководителями небольшого посевного направления с большим потенциалом. Если коммерческая космонавтика в России будет развиваться, она подпитает большую космонавтику не только технологиями, но и людьми, объединенными в команды единомышленников.

Для этого, думаю, надо и Роскосмосу дать инвестиционные инструменты. NASA давно и целенаправленно выращивает коммерческие компании в США. Считаю, что наше космическое агентство могло бы перенять эту практику с большой пользой для дела.

Первый руководитель ИТ-кластера Александр Туркот как-то сказал: мы выращиваем золотых рыбок, по 100 штук в день, а "ядерщики" и "космонавты" — слонов, по одному слону в три года. Но стоимость слона может составить миллионы, а золотой рыбки — 10 центов. Мое глубокое убеждение, что космические технологии надо у нас развивать, только определиться с выбором направления. Мы сейчас находимся как раз в мучительном процессе выбора. Это необходимо, чтобы собрать наши не очень большие ресурсы, создать сообщество профессионалов и инноваторов и в итоге получить результат.

Отразилось ли на вашей работе падение ракеты-носителя "Протон-М" и как это событие может повлиять на развитие отрасли?

— На нашей работе, пожалуй, падение напрямую никак не отразилось, но есть важный момент. Деятельность кластера принесла неожиданный для многих побочный результат: вокруг кластера собралась группа экспертов-стратегов, которая активно участвовала весь последний год в выработке подходов к структурной реформе космонавтики. Мы были в числе тех, кто настаивал на сохранении космического агентства как государственного заказчика, отделении от него и постепенном реформировании ракетно-космической промышленности. В частности, нужно сформировать "большой Роскосмос" с центральным аппаратом и несколько центров агентства на базе профильных институтов. При реформировании промышленности не должно быть спешки и решений, которые потом невозможно исправить.