"Отобрать все вещи алмазные, и золотые, и серебряные"

Далеко не все тайное когда-нибудь становится явным, однако, если уж стало, приносит немало удивительных открытий. Императрица Анна Иоанновна всегда считалась одной из самых суровых и жестоких правительниц России. Однако ее указы и распоряжения графу Семену Салтыкову показывают ее обычной женщиной с присущими ей прихотями и слабостями. А главное, демонстрируют то, каким в реальности был механизм российской власти.

Евгений Жирнов

"Всемилостивейше принять самодержавство"

Наверное, многим памятна сказка о злой и капризной юной королеве, желавшей получить в новогодний праздник подснежники. Казалось бы, ничего подобного в реальности произойти не могло. Но жизнь всегда богаче и разнообразнее событиями и поворотами сюжетов, чем любая сказка, и коронованная героиня "Двенадцати месяцев" в части капризов не стоила и кончика мизинца русской императрицы Анны Иоанновны. Разве что к моменту восшествия на русский престол она, в отличие от сказочной героини, была уже немолода и успела многое пережить.

В 1710 году Петр I решил устроить судьбу своей племянницы — дочери его брата и покойного к тому времени соправителя царя Ивана Алексеевича. Подходящей партией для 17-летней Анны он счел герцога Курляндского Фридриха-Вильгельма. Вот только обильные пиршества пагубно сказались на его здоровье, и в новые владения Анна прибыла уже вдовой. Царственный дядя не собирался отказываться от вновь обретенных земель, и вдовствующая герцогиня Курляндская начала править под присмотром представителя русского двора.

На родине вспомнили о ней лишь после смерти первого русского императора, его недолго правившей вдовы — Екатерины I и сменившего ее внука Петра I — Петра II. Управлявший Россией Верховный тайный совет в 1730 году решил пригласить ее на опустевший трон в качестве номинальной правительницы, строго оговорив условия ее будущей службы. Императрице назначалось содержание в 100 тыс. руб. в год, но, кроме того, никаким имуществом прежних царей она владеть не могла и все необходимое получала лишь в пользование и под роспись. Ей запрещалось также окружать себя приближенными покойной матери или сестер, а ее двор формировал Верховный тайный совет. Так что Анна могла чувствовать себя пленницей в царском дворце, однако плен ее продлился недолго.

Вельможи, обеспокоенные безграничной властью членов Верховного тайного совета, тайно передали императрице петицию, в которой просили "всемилостивейше принять самодержавство таково, каково Ее славные и достохвальные предки имели, а присланные к Ее Величеству от Верховного Совета и подписанные Ее Величества рукою пункты уничтожить". Предложение родовитого шляхетства, как тогда говорилось, было принято, Верховный тайный совет распущен, поданные приведены к новой присяге, а Анна Иоанновна начала самодержавное правление.

Как именно она правила, можно судить по "Полному собранию законов Российской империи", по посвященным ее годам правления томам. Однако туда входили далеко не все указы императрицы. Часть за малозначительностью не включили составители. Немало указов не сохранилось, ведь писались они по конкретным поводам, отправлялись адресату и только в важнейших случаях размножались для оглашения.

Однако в любом правиле находятся исключения. А у графа Семена Андреевича Салтыкова, назначенного в 1732 году при переезде двора из Москвы в Санкт-Петербург главноначальствующим над Первопрестольной, нашелся канцелярист, который педантично записывал в особую книгу все прибывающие из Северной столицы указы, письма и распоряжения императрицы, фиксируя при этом, что сделано для их исполнения.

"Изволь сыскать патрет"

Возможно, самым удивительным в этой книге оказалось то, о чем императрица писала главе крупнейшего города, руководителю остававшихся в Москве приказов — министерств, заведующему московским дворцовым хозяйством и главе московской части Сената. Меньше всего — о государственных делах, хотя изредка случались и такие. К примеру, 26 сентября 1732 года (здесь и далее все даты даются по старому стилю) императрица предписала Салтыкову провести проверку аналога нынешнего ФСБ — Тайной канцелярии:

"Указ нашему генералу и обер-гофмейстеру Салтыкову.

Понеже по делам присланных ныне из Москвы из тайной канцелярии некоторых колодников явились слабые ненадлежащие поступки тайной канцелярии секретаря Василья Казаринова, того ради указали мы его Казаринова прислать вам за крепким присмотром в С.-Петербург немедленно, а на место его определить доброго и надежного и к тем делам способного секретаря, взяв хотя из других мест кого надлежит, по рассмотрению вашему, тако ж и прочих обретающихся при тех делах канцелярских служителей пересмотреть, и которые из них по усмотрению твердости к тем делам явятся неспособные, оных переменить другими, выбрав достойных, кого вы рассудите, и сверх того за оною канцеляриею иметь вам прилежное смотрение, чтоб дела отправлять и колодники содержаны были как надлежит с добрым и крепким порядком без всякого послабления, и повелеваем нашему генералу и обер-гофмейстеру Салтыкову чинить по сему нашему указу".

А среди записей об исполнении этого указа значилось:

"Оный секретарь Казаринов послан в Петербург лейб-гвардии Преображенского полку с капралом Иваном Масловым, которому дано для присмотру лейб-гвардии солдат три человека".

Но в основном императрица писала о своих прихотях. Анна Иоанновна мстила Долгоруким, руководившим Верховным тайным советом, а потому 24 января 1732 года приказывала:

"Семен Андреевич,

По получении сего изволь выбрать доброго унтер-офицера от гвардии, и немедленно пошли, и вели ему у Долгорукова князь Алексея со всеми детьми отобрать все вещи алмазные, и золотые, и серебряные, и как помянутой унтер-офицер к вам привезет, то немедленно к нам в Петербург отправьте все; так же и у разрушенной все отобрать, и патрет (так в тексте.— "История") Петра второго маленькой взять... При сем пребываю к вам в неотменной моей милости.

Анна".

Об исполнении значилось:

"К оным Долгоруким послан нарочной лейб-гвардии Преображенского полка сержант Иван Рагозин и c ним два человека солдат, и дана ему инструкция генваря 29 числа. А апреля 18 числа, оной Рагозин возвратился, и сколько оных вещей отобрал, посланы к Ее Императорскому Величеству при доношении с ним же Рагозиным апреля 18 числа".

Аппетит приходит во время еды, и решившая собрать портретную галерею императрица буквально заваливает Салтыкова указами о том, что и у кого нужно отобрать. 25 января 1732 года она пишет:

"Изволь съездить на двор Алексею Петровичу Апраксину, и сам сходи в его казенную палату, изволь сыскать патрет отца его, что на лошади написан, и к нам прислать, а он конечно в Москве, а ежели жена его спрячет, то худо им будет".

Отчет об исполнении гласил:

"Оной патрет сыскан и послан при доношении к Ее Императорскому Величеству лейб-гвардии Семеновского полку с капитаном-поручиком Васильем Чичериным генваря 30".

30 марта 1732 года Анна Иоанновна потребовала:

"Изволь взять у князь Василья Хилкова патрет сестры его Власовой, сестры тетушки, и как скорее к нам прислать; ежели патрета его в доме нет, то к нему в Ярославль изволь послать, и пребываю вам неотменно в моей милости".

Нашли и эту картину:

"Оной патрет у князь Василья Хилкова в Москва в доме его взят и послан при доношении к Ее Императорскому Величеству апреля 6".

13 июля 1732 года императрица указала Салтыкову новый адрес для конфискации:

"Сказывал мне Иван Михайлович Головин, что есть персона дедушки царя Алексея Михайловича у сатаны, то есть Ивана Бутурлина сайги, и вы возьмите ее и пришли к нам немедленно, а Иван Бутурлин персону взял у Головина, покойного Александры, у Анны Петровны мужа, конечно тот патрет возьми, и пребываю вам неотменно в моей милости".

В Петербург уехал и этот портрет. Однако не все поиски заканчивались столь же успешно. 4 сентября 1732 года из Северной столицы пришел новый запрос на картины:

"Слышала я ныне, что у царевны Софьи Алексеевны в Кремле и в Девичье монастыре были персоны моего батюшки так же и матушки моей поясные, а работы Вениюсовой, а матушкин патрет в каруне написан, и вы изволь спросить у Князь Василья Одоевского, нет ли где в мастерской, чтоб хорошенько переискал, так же в Девичье монастыре у стариц спросить, не помнят ли оной персоны, взяли после царевны, или в Москве у кого спросить, пожалуй постарайся о сем, мне хочется матушкин патрет достать, и пребываю вам неотменно в моей милости".

Но выполнить его главноначальствующему в Москве не удалось — портреты так и не нашлись.

"Пошли тихонько разведать"

Коллекционированием драгоценностей и живописи дело не ограничивалось. Императрица хотела получить лучших персидских лошадей, которых, как ей казалось, скрывает от нее командовавший отвоеванными у Персии землями генерал-лейтенант Василий Яковлевич Левашов. 10 июня 1734 года императрица приказывала графу Салтыкову:

"При том же тебе подтверждаем в Москве, где можно поискать купить персидских хороших аргамаков, буде же не сыщешь, то пошли тихонько в деревни Левашова разведать, где у него те персидские лошади обретаются, о которых подлинно мы известны, что они от него в присылке были, и хотя сын его и запирается, тому мы не верим и уповаем, что их есть у него довольно, а как разведаешь и где сыщутся, то вели их взять, за которые будут заплачены ему деньги, смотря по их годности, и ему в том убытку не будет, для того что он ныне сам в Персии, то на те деньги может опять таких же там купить себе довольно, а нам ныне в них есть немалая нужда".

Поиск оказался успешным:

"Для сыску оных аргамаков в деревни его Левашова посланы нарочные, а именно в Симбирский, в Алатарский, Арзамасский, в Суздальский уезды, лейб-гвардии каптернармус Лакостов... Посланный в деревни Левашова возвратился августа 1 дня, и оных лошадей сыскано им в деревнях его Левашова жеребцов 3, кобылиц 10, жеребят и сосунков 5, и приведены и поставлены на конюшню, и о том о всем к Ее Императорскому Величеству послано доношение августа 1 дня".

Но лошади были не лучших кондиций, и после долгих попыток их откормить весь табун возвратили владельцу.

Императрицу интересовали и диковинные животные. 4 июня 1734 года она писала Салтыкову о том, что ей нужны павлины:

"Вели поискать по монастырям или где можно белых пав, также и зеленых, и ежели сыщутся, то белых два, да зеленых три гнезда пришли сюда нынешним летом, и чтоб в дороге не померли, вели их везть бережно, буде же белых столько не сыщется, то как можно хотя одно гнездо где-нибудь достань и пришли (и пребываю вам неотменно в моей милости)".

А 7 мая 1735 года благодарила за доставку обезьян:

"Мартышки, присланные от тебя сюда, привезены все здоровы, и то нам угодно, что ты их прислал (и пребываю вам неотменно в нашей милости)".

С той же страстью, что и диковинных зверей, Анна Иоанновна требовала доставлять для ее развлечения диковинных людей. Она требовала то калмычек, которых следовало предварительно обучить, то через Салтыкова отправляла в Персию к Левашову нитку. Ее длине должен был быть равен рост двух персиянок или грузинок знатного рода, которых следовало доставить к ней в Петербург. Особенно же императрица всполошилась, узнав, что в Москве живет настоящая итальянка, и потребовала подробно выяснить у московских католических попов, где она живет, чем питается, а по выяснении отправить диковинную иноземку во дворец.

Судя по указам, скука одолевала повелительницу России постоянно, и потому, узнав, что в Москве живет бедная, но весьма говорливая княжна Вяземская, повелела отправить ко двору и ее. Однако вскоре отослала ее обратно в Москву, в монастырь.

При этом императрица не жалела средств, чтобы развеять скуку. Однажды она приказала Салтыкову разыскать и отправить к ней в столицу отставного воеводу. При этом она прислала целый план действий, как следует поступить, чтобы старик не испугался, не заболел и не отказался ехать. Салтыков должен был набить ненужными бумагами пакет и в качестве курьера с особо важным донесением отправить старца в Санкт-Петербург. Бывший воевода вскоре был отпущен восвояси, а императрица, поблагодарив Салтыкова, сообщала, что вызывала старика, чтобы самой проверить, такой ли он дурак, как все о нем говорят.

"Вдвое цену дать не пожалуй"

Судя по указам Салтыкову, императрица боролась со скукой и чисто женскими способами. Устраивала свадьбы знакомых и не слишком знакомых ей вельмож и дворцовых слуг. Требовала присылать ей новости — сплетни и слухи, имеющие хождение в Москве.

Правда, императрице нравились далеко не все доходившие до ее слуха известия. 9 мая 1734 года, когда ее подданные страдали от жестокого голода, Анна Иоанновна писала Салтыкову о приходе к ней дьякона из подмосковного села Измайлова, где она жила в детстве во дворце:

"Из Измайловского села пришел сюда дьякон по милостыню и сказывает, что пить и есть нечего, который отсюда сего дня назад отпущен и чем ему сойтить даны на дорогу деньги, а я чаю, что он не сказався тебе сюда пошел, и буде ты подлинно о том не выдаешь, то он подлежит за то наказанию, и надобно всем им заказать, чтоб они без ведома твоего ни за чем сюда не бродили (и пребываю вам неотменно в моей милости)".

Расследование показало, что диакон пришел к царице с подделанным паспортом на чужое имя, а потому был отправлен в Синод, где его лишили священства, а затем он был отдан под суд как простой смертный. И об этой новости тоже доложили императрице.

Анна Иоанновна развлекала себя, как и полагается, обновами из доставляемых из Китая тканей и привозимых из Сибири мехов.

Временами она не хотела ждать очередного подвоза сибирских мехов и требовала добыть ей нужные шкурки буквально любой ценой. 10 сентября 1734 года она приказывала Салтыкову:

"Посмотри в Сибирском приказе лисьих черевьих мехов, черных самых хороших, хотя меха три, из которых бы можно было мне под епанчу выбрать, да лучших соболей на опушку, и буде столько черных не сыщется, то сколько сыщешь, да к тому ж еще вели выбрать чернобурых дущатых или черевьих же меха два или три, только б хороши были, а ежели мехов не сыщешь, то лисицами отбери и пришли сюда немедленно, буде же в Сибирском приказе нет, то где можно вели искать, и хотя вдвое цену дать не пожалуй, да и впредь прикажи всяких мехов хороших наготовить побольше и сюда присылай, для того что здесь им всегда расход немалой, чего ради надобно и в запас держать всегда в готовности (и пребываю тебе неотменно в нашей милости)".

Прихоть императрицы могла обойтись ее казне весьма недешево. В отчете об исполнении указа значилось:

"О отборе означенных мехов послан указ в Сибирский приказ сентября 18 дня, N 1206. А сентября 21 из Сибирского приказа репортовано, что в томъ приказе имеется налицо 2 полы лисьих черных, 2 меха чернобурых, 1 мех черевей, 1 мех заивочатой по цене на 1200 руб.

А кроме того в Сибирском приказе ничего нет, да взято у купцов соболей и мехов, а именно: у Федора Корабейшикова соболей 20 пар по цене на 1225 руб., лисьих черевьих мехов чернобурых 26, черевьих же простых 25 по цене всего на 1413 руб., у Василия Шапошникова соболей 2 пары на 150 руб., 2 меха лисьих, 1 лапчатой черной, 2 черевей чернобурой на 445 руб., 15 мехов простых лисьих черевьих на 260 руб. И оные соболи и мехи отправлены при доношении к Ее Императорскому Величеству сентября 21 дня.

О присылке таких же мехов и соболей и о посылке о том к Сибирскому губернатору письмо писано из кабинета октября 1 дня, N 795. И о том к Сибирскому губернатору октября 23 дня, N 1330. Да октября 24 дня, взято у него ж Корабейшикова 2 меха лисьих черных черевей да дущатой ценой в 900 руб., 2 меха собольи пластинчаты ценою в 950 руб. И оные отправлены при доношении к Ее Императорскому Величеству октября 5 дня, N 118, октября 21 у него ж Корабейшикова взято меховъ лисей завойчитой, цена 1200 руб., мех лисей черевей черной цена 300 руб. и оные меха отправлены при доношении к Ее Императорскому Величеству октября 22 дня".

Для сравнения достаточно сказать, что годовое содержание самого главноначальствующего в Москве Салтыкова равнялось тысяче рублей в год. Так что в итоге размеры затрат настолько впечатлили императрицу, что часть мехов возвратили купцам.

"Дворцовые волости разорены"

Время от времени Анна Иоанновна вспоминала и о делах государственных и с горечью замечала, что, несмотря на все ее указы о борьбе с непорядками, воровство, волокита и мздоимство так и не прекратились. Что можно было говорить о других сферах, если императрицу обворовывали ее собственные управляющие в принадлежавших ей лично дворцовых поместьях и дворцовых уездах. 26 ноября 1734 года она писала Салтыкову:

"Известно нам, что все наши дворцовые волости разорены и в худом состоянии находятся от несмотрения дворцовой канцелярии и беспутных приказчиков, начало же всему тому бездельник Раевский, от чего в наших дворцовых доходах и в подушных деньгах, тако же и в рекрутах великие недоимки учинились, как и сам ты ныне писал, что на иных волостях одних подушных денег тысяч по сороку и больше, а в разорении на некоторых приказчиков и в сенате челобитье уже было, о чем и разыскивать дворцовой канцелярии велено.

Мы того оставить и к большему разорению тех волостей допустить отнюдь не можем, и для того все то взыскано и доправлено будет чрез кого то произошло.

Уже три года минуло, как тебе дан указ наш, чтобы на Олсуфьеве, который прежде дворцовые волости наши ведал, все запущенные недоимки на нем доправить, но по се время он ничего не заплатил, и от тебя о том никаких репортовъ нет.

О бывшем прежде в камор-коллегии президенте Макарове вам приказано смотреть и понуждать, чтобы он по нашему указу все счеты камор-коллегии прошлых лет без продолжения времени окончил, но и по тому ничего не исполнено, и ни одна провинция действительно не сочтена.

Прошедшей весной писал ты, что хлебу был многой недород и въ Москве умножилось нищих, чего ради повелели мы таким неимущим давать на пропитание хлеб из наших магазейнов, а по полученному ныне репорту явилось в раздаче хлеба из первых персон и другим знатным людям, которым по тому нашему указу давать не надлежало больше 5000 четвертей, а бедным никакой милости не показано.

И того ради чрез сие наикрепчайше подтверждаем, чтобы ко исполнению всего вышеписанного имели прилежное попечение.

Под тем подписано собственною Ее Императорского Величества рукою тако:

Анна".

Можно было бы предположить, что проблема — в методе управления, избранном Анной Иоанновной. Она растрачивала силы чиновников, загружая их исполнением своих прихотей. Но в следующем XIX веке Николай I педантично пытался руководить всем и вся с помощью потока указов и распоряжений, а результатом оказалось позорное поражение в Крымской войне, в числе причин которого были коррупция и воровство. Так что вывод напрашивается сам собой: эффективно руководить повседневно и лично даже не слишком сложной структурой очень трудно, а огромным государством — просто нереально.